Невеста из ниоткуда - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, может, прямо с ним поговорить? Сказать, так мол и так – все про тебя известно, сам дев загубил, волхвам отдал, – так и молчи теперь в тряпочку, пасть захлопни!
Между тем служба шла своим чередом, и священник торжественно читал проповедь:
– Святой Иоанн Креститель родился бо на ровно шесть месяцев раньше, нежели Господь наш Иисус Христос, Рождество Христа – зимний солнцеворот, рождение Иоанна – солнцеворот летний. Под знаком Иисуса Господа солнце начинает возрастать, под знаком Иоанна же – умаляться, тако и сам Креститель сказал: «Ему должно расти, а мне – умаляться».
– Господи, помоги, – перекрестясь, прошептала Женька. – Помоги выбраться отсюда, домой попасть… домой… Эх…
Отстояв вечернюю службу, вся процессия вернулась обратно в хоромы, и юная княжна попрощалась с царственной своей свекровью на улице, у крыльца. Поклонилась низенько, ночки спокойной пожелала да сама, никем не замеченная – бочком-бочком, – выскользнула за ворота княжеского двора, благо стемнело уже, однако народу по улицам бродило с избытком – как-никак не только у христиан, но и у подавляющего большинства – язычников – праздник. И, судя по крикам и песням, куда веселей христианского!
Всех своих служанок хитрая Женька еще загодя предупредила, что нынче проведет ночь в хоромах матушки-княгини, так чтоб зря не искали, не беспокоились. Предупредила, но все же таилась – вдруг да узнает кто? Так и шла до самых стен детинца, до ворот – шаль натянула, оглядывалась.
Народ кругом веселился, ходил с факелами, а по всему Подолу горели костры, рассыпавшиеся по берегам Днепра, словно упавшие с неба звезды.
Велесия Летякина увидала еще издали – парень стоял себе скромненько в стороне от горящего у ворот костерка, переминался с ноги на ногу – ждал. Видать, заждался уже, бедолага!
Вынырнув из толпы, княжна ухватила юношу за руку, потянула к себе:
– Привет!
– Ой… – Велесий дернулся было, но тут же почтительно склонил голову. – Это, госпожа моя, ты!
– Да не называй ты меня госпожой, – покривилась Женька. – Хотя бы сейчас, ага. Побежали к реке, поглядим!
Да уж, побежали. Не шибко-то мог бежать хромоногий служка. Впрочем, старался, поспешал, да и княжна сбавила шаг, оглянулась:
– Ну, где ты там? Не отстал?
– Нет, – улыбнулся Велесий.
– За руку меня держи, – приказала княжна. – А то точно потеряемся, не найдемся. Народищу-то кругом сколько!
И в самом деле, народу хватало! Везде вдоль реки жгли костры, гуляли, хороводились, пели песни.
Матушка-репка,Уродилась крепка,Ни густа, ни редка —Уродилась крепка!
– А-ам!!! – певший песню белобрысый, добродушного вида парень в подпоясанной широким кушаком рубахе неожиданно расставил руки и, сгребя Женьку в охапку, смачно поцеловал в губы:
– Ах ты ж красуля! Так бы и съел!
– Эй! Ты что творишь-то?! – пришел в себя Велесий. – А ну…
– Отпущу, отпущу, что ты! – Парень весело захохотал. – Бери свою невестушку, да будут благословенны к вам боги! Удачи!
– И тебе не хворать, – отдышавшись, улыбнулась Женька. – Вот это поцелуй… Эй! А ты что застыл как вкопанный? Идем же, идем!
Держась за руки, княжна и ее верный слуга спустились к пристани, к Днепру, к отражающимся в черной воде кострам, к хороводам, к песням, к веселящимся людям, к прыгающим через костры парням и девушкам – к празднику, уже переплескивавшемуся через край звездной и теплой ночи.
Дай нам житцу да пшеницу,Лада наша, Леля,Ровны гряды, ровны зряды,Лада наша, Леля!
Со всех сторон слышались песни и смех, жарко горели костры, покачивались у пристани ладьи и лодки. Играла свирель, звенели бубны, из расставленных на берегу больших чанов и бочек наперебой черпали туесами брагу. Поднесли и Женьке с Велесием.
Эх, Ладо, Ладу-Лель!
Княжна хотела было посмаковать бражицу, как вино, да не дали:
– А ну-ка, махом, дева, единым махом! Амм!!! А теперь поцелуйтеся!
Кого-кого, а уж Женьку-то долго упрашивать было не надо. Накрыв губами теплые губы Велесия, княжна долго не отпускала парня, до тех пор, пока бедолага не задышал так тяжело, что стал задыхаться!
– Ай, молодца, дева, ай, молодца! – с добрым смехом похвалил бражник. – Вот те еще туес!
– Ой, нет, нет! Не сейчас, позже.
Наморщив нос, девушка замахала руками и, усмехнувшись, толкнула локтем в бок застывшего камнем парня:
– Ты что такой замороженный? Не понравился мой поцелуй?
– Очень понравился, госпожа! Очень. Я так ни разу… ни с кем…
Юноша опустил голову, и слегка захмелевшая Женька погладила его по волосам, спросила шепотом:
– С языком первый раз, да? Подожди еще…
А кругом все пели, плясали, гудели дудками, били в бубны:
– Эх, Ладо, Ладо-Лель!
– Аой, девки, прокачу! – наперебой зазывали лодочники. – До Почайны-реки да обратно!
– Ну, что, Велесий? Покатаемся? А ну, айда в лодку!
Ушлый лодочник – не старый, но и не молодой уже мужик лет тридцати, круглолицый, с темною бородою, – насажав целую лодку молодежи, с десяток парней да дев, отчалил, с прибаутками заработав веслами, а потом и затянул песню.
Девки, бабы —На купальню!Ладу-Ладу,На купальню!
– начал лодочник.
Все сразу же подхватили, дружно и весело:
Ой, кто не выйдетНа купальню,Ладу-Ладу,На купальню,А тот будетБел-береза!Ладу-Ладу,Бел-береза!
– Вон вам и купальня! – Оглянувшись, лодочник направил челн к берегу, залитому лунным светом узкому песчаному плесу, за которым угадывался заливной луг. – Не ведаю, может, тут уже и есть кто. Да все одно – помехой не будете! Погодя немного, за вами приплыву.
– А вода-то теплая! – радостно закричали в лодке.
Кто-то уже выпрыгнул на отмель, побежал к берегу, поднимая брызги.
– Эй, эй, девы! – бросил весла мужик. – А поцелуи?!
– Ой! Да мы посейчас, дядечка!
С веселым смехом девчонки – а с ними и Женька – набросились на лодочника… тот радостно распахнул объятия…
– Эй, эй, дядько! – забеспокоились парни. – Нам-то дев оставь.
С воплями скинув одежду, молодежь бросилась в воду… не все, правда, некоторые – особо стеснительные – отошли в сторонку…
– Ну, – сняв юбку, оглянулась княжна. – Давай и мы купаться.
– Да-вай… – Велесий облизал пересохшие губы.
Стащив через голову рубаху, Женька постояла недолго в серебряном лунном свете, погладила себя по бокам да, поднимая брызги, бросилась в реку… Вынырнула, поплыла саженками да, перевернувшись на спинку, помахала парню:
– Эй, эй, ты не замерз там? Смотри… сейчас к другим уплыву.
– Не надо к другим, госпожа…
Миг – и юноша оказался рядом, нырнул… вынырнул…
– А давай наперегонки! – хлопнула его по плечу Женька. – Во-он до того мыса.
– Где клен?
– Какой же это клен? Это ива.
– И впрямь…
Княжна доплыла первой – еще бы, туристка все-таки, не какая-нибудь там Гюльчатай! На отмели перевернулась на спину, глядя, как подплывший Велесий, отфыркиваясь, смотрит на ее грудь, усмехнулась… Поднялась на ноги, повернулась… сдув с плечика капли, глянула искоса…
– Устала что-то. Пошли на бережку посидим…
– Как велишь…
Они уселись рядом, в траву, ласковую и мягкую… то есть конфузливый юноша поначалу сидел чуть в стороне… пока Женька не попросила:
– Брр… замерзла что-то. За плечи-то меня обними…
Ах… наконец-то!
– Лель-ладо, ладо-лель, да Роженицы девы…
Прочитав бабулино заклинание «дабы не понести», девчонка ощутила плечами мужскую ладонь…
– А погладь мне спинку, Вел… Вот та-ак… та-ак… Теперь ниже…
И снова на губах пряный вкус поцелуя, глубокого, с языком, и биение сердец, и томный шепот, и теплая ладонь, гладящая налившуюся соком грудь…
Почувствовав, как внизу живота начинает разгораться пожар нешуточной страсти, Женька, увлекая за собой парня, повалилась в траву, на спину… чуть вскрикнула… застонала… на миг закусила губу… А потом уже и не сдерживалась вообще, отдаваясь накалу любовной страсти, ощущая жар рук, нежно ласкающих тело…
Майкл! Майкл! Майкл…
– Ой, госпожа моя… мы ж никогда не сможем быть… и вообще…
– Ох, милый Вел! Не думай об этом… просто наслаждайся, ага? Ложись-ка… ну… Поцелуй мне грудь… Вот так… так… та-ак… Теперь просто лежи…
Юноша не выдержал, застонал, почувствовав, как жаркие губы княжны скользнули по его груди вниз, и через несколько мгновений любовная страсть вспыхнула вновь с новой всепоглощающей силою. Ласковые девичьи руки гладили спину и плечи, твердеющие соски царапали грудь, горячие бедра давили…
Выдохнув, Велесий обнял княжну за талию, погладил упругую грудь, спину… прижал к себе стонущую дергающуюся деву… и сам застонал, ничуть уже не конфузясь. Да и что сказать – на всем плесе занимались сейчас тем же самым. За тем и приплыли. Дабы не оскудела плодородием матушка-земля, чтоб получила силу.
