Его глазами - Эллиот Рузвельт

Он прибыл через десять минут. Чело его было покрыто мрачными тучами, и он не проявлял особой любезности. Его беседа с отцом продолжалась с полчаса, причем отец был обаятелен, а де Голль держался весьма сдержанно. Вот образчик их диалога:

Отец: - Я уверен, что мы сумеем помочь вашей великой стране вернуть свое место в мире.

Де Голль (Нечленораздельное мычание).

Отец: - И я заверяю вас в том, что моя страна сочтет для себя честью принять участие в этом деле.

Де Голль (мычание): - Это очень любезно с вашей стороны.

Как только этот странный разговор окончился, француз, сидевший в кресле, как будто он аршин проглотил, встал, выпрямившись во весь свой огромный рост, и торжественно промаршировал за дверь, ни разу не оглянувшись.

Через несколько минут снова прибежал Черчилль вместе с Макмилланом. В течение часа они с отцом делились впечатлениями от своих бесед с де Голлем. Дурное настроение генерала, видимо, нисколько не взволновало отца; я думаю, что это соответствовало тому представлению, которое он заранее составил себе о де Голле. Сначала говорил Мэрфи, потом Черчилль, за ним Гарри, потом отец и, наконец, снова Черчилль. Я сидел и думал: а как настроены люди в самой Франции? Как настроены участники движения сопротивления? За кого они? За де Голля? За Жиро? Ни за того и ни за другого? За обоих? Как узнать это? Кто из них прав?

Я услышал спокойный голос отца:

- Что прошло, того не воротишь. Вопрос уже почти разрешен. Возьмем этих двоих: они равны по рангу, должны нести равную ответственность за создание Консультативной Ассамблеи. Когда она будет созвана - произойдет возрождение французской демократии. Когда она начнет работать - французская демократия сделает свои первые шаги. И тогда французы сами смогут решить, как им быть с Жиро и с де Голлем. Это будет уже не наше дело.

После ухода Черчилля и остальных посетителей отец продолжал со мной разговор о Франции и ее будущем.

- В последние дни, - сказал он, - мы говорили о том, что постепенно, по мере освобождения Франции, гражданская власть должна переходить к объединенному правительству Жиро - де Голля. Это правительство будет существовать лишь временно, до тех пор, пока появится возможность снова провести свободные выборы. Решение как будто простое... но вот увидишь, как де Голль будет против него бороться! Он убежден, абсолютно убежден в том, что имеет право единолично, по собственному усмотрению, решать, кого допустить и кого не допускать к участию в любом временном правительстве Франции!

- Он как будто говорил что-то и о французских колониях? - спросил я. Я слышал это, входя в столовую...

- Да, верно. Он совершенно ясно заявил, что союзники должны возвратить французские колонии французам, как только страна будет освобождена. Но, знаешь, не говоря уже о том, что союзникам придется сохранить военную власть над французскими колониями здесь, в Северной Африке, на много месяцев, а возможно и лет, я отнюдь не уверен в том, что с нашей стороны вообще было бы правильно когда бы то ни было вернуть Франции ее колонии, не получив от нее предварительно определенных обязательств по отношению к каждой отдельной колонии, не получив от нее конкретных заверений относительно того, что именно она намерена сделать в области управления каждой колонией в отдельности.

- Постой, папа. Я не совсем понимаю. Я знаю, что колонии играют важную роль, но ведь, как бы то ни было, они действительно принадлежат Франции... как же можем мы не возвращать их?

Отец взглянул на меня.

- Что значит - они принадлежат Франции? Почему Марокко, населенное марокканцами, должно принадлежать Франции? Или возьмем Индо-Китай. Сейчас эта колония находится под властью японцев. Почему японцам удалось так легко завоевать страну? Вот почему: ее коренное население было так безобразно угнетено, что оно решило: хуже французского колониального владычества быть не может. Почему же такая страна должна принадлежать Франции? Какая логика, какие традиции, какие исторические законы требуют этого?

- Да, но...

- Я думаю о возможности новой войны, Эллиот, - продолжал отец неожиданно резким тоном. - Я думаю о том, что произойдет с нашим миром, если после этой войны мы допустим, чтобы миллионы людей снова оказались в положении полурабов!

- Кроме того, - сказал я, - мы тоже должны иметь право голоса в этом вопросе, раз на нашу долю выпала задача освободить Францию.

- Как ты думаешь, Эллиот, пришлось бы американцам гибнуть сейчас на Тихом океане, если бы не слепая алчность французов, англичан и голландцев? Неужели же мы позволим им повторить все сызнова? Ведь лет через пятнадцать - двадцать твой сын достигнет призывного возраста.

- Когда будет создана организация Объединенных наций, она сможет взять на себя управление этими колониями - не правда ли? Она может действовать на основе мандата или осуществлять опеку в течение определенного срока.

- Еще два слова, Эллиот, и я тебя выставлю, потому что я устал. Вот что я хочу сказать: когда мы выиграем войну, я приложу все усилия, чтобы у Соединенных Штатов нельзя было выманить согласия на какой бы то ни было план, поддерживающий империалистические стремления Франции или Британской империи.

С этими словами отец указал мне пальцем на выключатель у двери, а затем и на самую дверь.

СУББОТА, 23 ЯНВАРЯ

Отец проснулся поздно, а тем временем Гарри Гопкинс принимал его многочисленных посетителей, в числе которых были генерал Арнольд, Аверелл Гаррнман и генерал Паттон. Поскольку никто пока еще не нуждался в моих мелких услугах, я провел около часа в библиотеке, принадлежавшей нашей незнакомой хозяйке. Она, видимо, питала склонность к легкой беллетристике, вроде романов Колетт, но, наконец, я наткнулся на нечто, заинтересовавшее меня. Это была книга в бумажной обложке; я вытащил ее из шкафа и побежал к отцу, который в это время заканчивал в спальне свой запоздалый завтрак.

- Ты читал это? - спросил я, бросив книгу к нему на постель.

Это была его биография, написанная Андрэ Моруа. Отец пришел в восторг.

- Дай-ка мне ручку, Эллиот. Вот там... на туалетном столике.

И в самом цветистом французском стиле он сделал на этой книге пространную надпись, выражая признательность владелице за приятные часы, проведенные в ее доме, обращаясь к ней в самых торжественных и высокопарных выражениях, какие он только смог придумать.

- Теперь поставь книгу обратно на полку, Эллиот. Держу пари, что хозяйке никогда не вздумается взять ее в руки. А жаль: если это все же когда-нибудь случится, мне очень хотелось бы увидеть выражение ее лица.

- А я хотел бы увидеть выражение лица того букиниста, которому эта книга когда-нибудь попадет.