Работа над ошибками - Юрий Симоненко

Все попытки восстания против власти Патриарха и Церкви подавлялись большой кровью.

В предшествующее второму посещению Агара аивлянами столетие, Святая Церковь четырежды применила по восставшим против тирании «грешникам» оружие массового уничтожения: «огонь божий» испепелил города грешников, оставив в тех местах радиоактивные руины — «проклятые земли» (в назидание богобоязненным потомкам впоследствии святые отцы создали богословское учение о «небесном огне»).

Это было общество рабов, одну только мысль о личной свободе считавших страшным грехом: естественные потребности человека в пище и сне, в сексе и элементарном дружественном общении признавались проявлениями «греховной природы» и действием «злых духов». В этом глубоко патриархальном, пропитанном религией, оплетенном железной проволокой традиций обществе, полностью отсутствовало понятие права, — веками Церковь планомерно и со знанием дела прилагала усилия к тому, чтобы удерживаемое в ее власти человечество было неспособно мыслить такими «греховными» категориями. Человек (если, конечно, то не был священник или представитель знати) там ценился дешевле вещи. Улицы городов, храмы и жилища были украшены орудиями пыток и частями трупов, на стенах домов, предметах быта и даже на одеждах самих людей — надписи, цитирующие «священные книги» или изображения все тех же орудий…

Нужно было принимать меры. Нужно было что-то делать. Нужно было все исправлять.

Было ясно: это общество в ловушке, без воздействия на него извне оно обречено оставаться таким до конца, пока не сколлапсирует окончательно от истощения ресурсов планеты или по иной причине (как, например, падение крупного метеорита).

Совет экспедиции рассматривал различные, даже самые радикальные предложения, вплоть до физического уничтожения всей церковной иерархии. Но, как быть с почти двумя миллиардами зашоренных агарян, часть из которых не задумываясь отдали бы свои жизни за Патриарха и Церковь? И что эти несчастные станут делать после того, как обретут непонятную им свободу?

Патриарха и членов двора предлагалось заменить их точными копиями. Задача технически несложная. Для этого требовалось всего лишь доставить образцы тканей замещаемых на корабль, где в капсулах-сборщиках вырастить клонов. После того операторы-добровольцы должны были погрузиться в симуляцию, в которой состояние мозга операторов синхронизировалось с мозгом копий… Это предложение также было отклонено большинством голосов, как неприемлемое.

Предлагалось организовать подполье, ключевые посты в котором были готовы занять добровольцы, но против такой идеи выступила Эльлия, ссылаясь на этическую сторону вопроса и уже имевшиеся примеры подавления Церковью время от времени появлявшегося на Агаре сопротивления. Создавая подполье, аивляне обрекали будущих его участников на более чем вероятную смерть.

За несколько дней корабль подробно выяснила положение дел при патриаршем дворе, отправив туда множество дронов: каждый шаг Патриарха и его приближенных фиксировался, каждый документ и цифровая запись копировались: личная жизнь иерархов, их связи, — все, что могло оказаться полезным для лучшего понимания предстоявшей работы.

Совет экспедиции подробно изучал государственные структуры Империи, полностью подчиненные Братствам — во многом самостоятельным организациям, составлявшим Единую Церковь Агара (по своей сути Церковь и была государством). Называвшиеся по цветам одежд состоявших в них священников, Братства полностью контролировали и отчасти выполняли все функции государства: от образования, науки, медицины и средств массовой информации, до контроля над экономикой и управления промышленностью.

Институт семьи, воспитания, традиции агарского общества были исследованы аивлянами с особым тщанием. Многое в том мире вызывало у исследователей чувство неизгладимой вины. Советники понимали: это их вина, — допущенная ошибка, преступная авантюра, обернувшаяся появлением мира-урода.

Семье Церковь уделяла особое внимание. Братства пристально следили за соблюдением установленных традиций и обрядов, жестоко пресекая малейшие отклонения. Отношение к женщине, — мерило, по которому можно судить об уровне культурного развития и степени гуманизма двуполых человеческих обществ, — стало не последним аргументом в пользу вмешательства.

Женщину на Агаре было принято считать чем-то вроде вспомогательного, неполноценного подвида человека, предназначенного Богом для продолжения человеческого рода и услужения человеку — мужчине. Женщине запрещалось получать образование кроме начальной школы и прикасаться к священным предметам и книгам. Ей под страхом смерти предписывалось ходить с покрытой головой и в длинных одеждах и молчать вне дома, кроме тех случаев, когда к ней обращался один из святых отцов или ее господин (муж). Убийство женщины ее господином не навлекало на последнего особых взысканий или телесного наказания, если убийство признавалось наказанием за «грех». Женщина была собственностью мужчины, домашним животным, скотом, и он был волен истязать ее, хотя бы даже по причине плохого настроения. Дети, также как и их матери, могли подвергаться истязаниям со стороны глав семейств, с той лишь разницей, что к ним запрещалось применять сексуальное насилие (впрочем этим запретом часто пренебрегали, так как грех был не из разряда тяжких).

Эвааль признавал себя единственным виновником того, во что превратился Агар. Он обратился к Совету с просьбой: дать ему возможность все исправить. Он предложил план действий, рассмотрев который Совет удовлетворил просьбу Эвааля.

План заключался в следующем: он, Эвааль, намеревался прожить жизнь на Агаре. Одну человеческую жизнь — сто сорок — сто пятьдесят агарянских лет, что составляло примерно половину аивлянского столетия.

Эвааль должен будет родиться от агарянской женщины в доме одного из влиятельных иерархов, чтобы впоследствии использовать обретенное по праву рождения высокое положение и родственные связи, пройти обучение и получить приличное сыну первосвященника образование, стать священником, первосвященником и патриархом. Взойдя на вершину власти Империи, Эвааль изменит дальнейшую историю планеты…

Эйнрит тогда хотела остаться с ним на Агаре, родиться в той же или в другой семье, но Эвааль не согласился. Он не мог рисковать самым дорогим для него. Мысль о том, что Эйнрит стала бы жить в аду Агара, пусть даже в семье элиты была для Эвааля пыткой.

Он просил ее остаться на корабле, просил архивироваться, просил не идти за ним, но она не отступалась, и тогда он совершил то, о чем сожалел впоследствии всю свою жизнь. Эвааль изменил свое имя…

Семь тысяч восемьсот восемьдесят два года он был мертв.

Семь тысяч восемьсот восемьдесят два года он был в небытии бессрочной архивации.

Таково было его наказание, на которое он осудил себя сам.

Такова была плата за предательство и за свой самообман.

Уходя, он не называл сроков. Он просто перестал быть до того времени, когда у него появится возможность положить на пустую чашу весов справедливости нечто, что окажется значимее его собственного эгоизма.

Звезды вокруг них сдвинулись с мест, но они продолжали стоять и смотреть друг на друга. Звезды стали приближаться и проноситься мимо, все увеличивая и увеличивая скорость и уже через мгновение пространство вокруг них превратилось в сплошной коридор из растянутых смазанных фиолетовых точек.

Не обращая внимания на направление движения, он сделал шаг, потом второй и взял ее за руку. Она сжала его ладонь и молниеносным порывом, определить насколько быстро она перемещалась в этом иллюзорном пространстве было невозможно, прижалась к его груди. Он обнимал ее, гладил по волосам, понимая, что она — копия, что за прошедшее время эта копия стала совершенно другой, — личностью, возможности которой было бы просто некорректно сравнивать с оригиналом, но он продолжал обнимать ее, видя перед собой ту, кем она для него являлась.

Тем временем звездный калейдоскоп вокруг них стал постепенно синим, потом зеленым и желтым, потом и вовсе распался на отдельные точки различных оттенков красного. Когда же движение пространства вокруг прекратилось, перед ними появилась голубая планета.

Она освободилась из его объятий, отстранившись на прежнее расстояние.

Вдали горела желтая звезда, единственная в этой незнакомой ему системе, лучи которой нисколько не напрягали зрения. Немного в стороне от них застыл до боли знакомый ему корабль в окружении прозрачных полей различных оттенков (в реальности ни одно живое существо или машина не смогли бы этого видеть, не будь на то желания корабля).