Посвящения и посвященные в Тибете - Александра Давид-Неэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По этой причине метод, который ослабляет или подавляет какие-либо грубые материальные проявления, в то время как чувства, их вызывающие, остаются неуничтоженными, считается бесполезным и даже вредным для духовного роста.
Что считается необходимым, так это что-то вроде преобразования той субстанции, которая составляет ученика. Скрытые в нем силы ни в коем случае не должны быть уничтожены; скорее их следует методично направлять в нужное русло. Начинающий налджорпа должен научиться регулировать или правильно сочетать обнаруживаемые в себе противоречивые склонности с целью достижения желаемых результатов.
Такое «сочетание» противоположных сил разумный адепт «Краткого Пути» осуществляет даже в том случае, когда поддается своим страстям, то ли для того, чтобы поставить психический эксперимент, то ли просто позволить себе какое-либо низкое удовольствие, например месть или похоть. В этом последнем случае налджорпа стремится частично или полностью избежать вредных последствий своих дурных поступков.
Такой способ «искусно» грешить не может не показаться странным или даже неприемлемым большинству моих читателей, но это заблуждение, поскольку речь идет о людях, которые вместо заповедей Бога, которого принято воспринимать по образу и подобию своему, видят во всем бесконечное многообразие проявлений закона причины и следствия.
Возможно, философы Тибета сами пришли к этим идеям, а может быть, заимствовали их из Индии. Как бы там ни было, образованная Индия придерживалась по этому вопросу подобных взглядов, что видно из знаменитого произведения «Вопросы царя Милинды».
Вот, к примеру, такой отрывок.
Царь спросил известного буддийского философа Нагасену:
– Кто более порочен: тот, кто грешит сознательно, или тот, кто грешит неумышленно?
– Тот, кто грешит неумышленно, о царь, более порочен.
– В таком случае, почтенный, мы будем наказывать вдвойне любого из наших родственников или из наших подданных, неумышленно совершивших дурной поступок.
– Но как ты думаешь, о царь: если бы один человек вынужден был намеренно схватить кусок раскаленного металла, а другой сделал бы это случайно, кто из них обжегся бы больше?
– Тот, кто не знал, что он делает.
– То же самое происходит и с человеком, который совершает дурной поступок.
Термины «порок» и «грех» следует понимать в буддийском значении. Речь не идет об ослушании божественного Творца, который судит нас, руководствуясь чувствами, подобными нашим. Несомненно, как и тот царь, Он будет иметь все основания для снисхождения к человеку, который согрешил непреднамеренно; однако пример, приведенный царем, в этом случае был неуместен, поэтому На– гасена и противопоставил ему другой.
Человек, который знает, что ему предстоит дотронуться до раскаленного металла, может принять необходимые меры, чтобы предотвратить или смягчить последствия. Он может смочить руки, обмотать их мокрой тканью и т. п. Незнающий прикоснется рукой к раскаленному металлу, не предприняв никаких защитных мер, и переживет жестокие страдания от боли.
Таким образом, для определенных пороков физического или нравственного порядка существуют противоядия, способные смягчить их пагубные последствия. Посвященный, который получил предупреждение, скорее всего, воспользуется этим.
В том, что тибетцы исповедуют такие воззрения, они обнаруживают свою глубокую веру в умение различать, которое дало начало колоритной и весьма характерной пословице: «Тот, кто умеет правильно браться за дело, и в аду будет жить припеваючи». Тем более насколько легче ему будет защитить себя от недостатков собственной натуры!
«Слеп и безумен простой человек[121], – говорят тибетские философы. – Ведомый своими страстями, он пренебрегает моральными законами, предписанными Мудрыми для всего человечества. Он приобретает эфемерные удовольствия ценой продолжающихся страданий».
Однако мораль посвященных – совсем не то же самое, что мораль народных масс. Хотя жесткие правила, применяемые без разбору во всех обстоятельствах, становятся причиной многих бед, по мнению тибетских аскетов, полное отсутствие правил, возможно, вызвало бы еще больше бед. Следовательно, нельзя отвращать слабые умы от соблюдения определенных моральных принципов.
Однако просветленный человек не имеет к этому никакого отношения – его мораль заключается в мудром выборе, который он может сделать между тем, что полезно, и тем, что вредно, в зависимости от конкретных обстоятельств.
В учениях «Мистического Пути» не признается ни Добро, ни Зло как таковые. Степень, в какой поступок полезен, определяет его место в системе нравственных ценностей. «Полезность» у налджор– па почти всегда имеет значение доброты, милосердия, помощи страждущим или уничтожения причины страдания.
Ложь может стать священным долгом, если встает вопрос о спасении жизни человека, попавшего в руки убийц. Ограбление богатого скряги с целью накормить умирающих от голода ни в коем случае не является дурным поступком. А если налджорпа предвидит, что он будет посажен в тюрьму или избит за свой поступок, но, несмотря на знание о грозящей ему опасности, совершает кражу из жалости к страдающим, тогда он – святой.
Интересно обратить внимание на тот факт, что такой взгляд на вещи, который многие на Западе окрестили бы революционным, послужил основой для многочисленных древних буддийских легенд, герои которых творят милостыню, подавая вещи, которые им не принадлежат.
Ламаисты допускают, что даже убийство может быть добрым поступком, если побудительные мотивы убийцы абсолютно лишены личной корысти. Убийца не должен ненавидеть свою будущую жертву и должен уметь преобразовать в благотворную силу ту злонамеренную энергию, которая движет убиваемым. Если же он не способен на это, тогда он должен для совершения убийства объединиться с тем, кто обладает такой способностью.
Это и есть то самое преобразование энергии, которое эзотерически и популярно описывается как «отправление духа» убитого существа в обитель блаженства.
Восхваления, расточаемые в старинных легендах ламам или героям вроде Гэсэра, убийцам демонов– великанов, основываются на подобных теориях[122].
Существует даже такой исторический факт – политическое убийство ламой тибетского царя Ландармы в IX веке, – который ясно показывает ламаистскую точку зрения по этому вопросу. Этот царь, в отличие от предшествующих тибетских монархов, вернулся к древней религии Тибета бон, он защищал ее последователей и пытался искоренить в Тибете буддизм. Ламаистские хроники, единственные дошедшие до нас сведения о той эпохе, изображают этого правителя в весьма непривлекательном виде – как преследователя религии, но вполне возможно, что ламаистское духовенство, которое жаждало светской власти и было амбициозным, могло иметь в качестве основного повода для устранения Ландармы то противодействие, которое он оказывал притязаниям монахов на светскую власть.
Как бы там ни было, убийство этого тибетского Юлиана Отступника даже в наше время восхваляется, а лама, совершивший это убийство, своего рода религиозный террорист, является важным персонажем театрализованной мистерии, которая ежегодно исполняется в монастырях. Для этого убийства лама не прибегал к оккультным средствам, как это часто делают герои легенд. Он переоделся в танцующего шута и устроил представление вблизи царского дворца, чтобы выманить Ландарму на балкон. Как только тот появился, мнимый танцор выстрелил в него из лука, который он прятал в широком рукаве, и ускакал верхом на лошади, которую держал для него наготове его сообщник.
В таких обстоятельствах, как и в любых других, когда убийство может принести облегчение или избавление угнетенным людям, истинно сострадательный человек должен стать убийцей, даже если этот поступок обречет его на худшие муки в одном из чистилищ на миллионы лет. «Сострадание и служение – в первую очередь» – гласит девиз посвященного на этом этапе его духовного пути.
С другой стороны, как поступок, который расценивается как благой, может определить несчастливое перерождение? Это кажется странным и нелогичным. Ламаисты могут привести по этому поводу множество объяснений. Карающее правосудие, известное в наших странах, здесь неприменимо. Скорее «убийцу из сострадания» можно сравнить с врачом, который заражается инфекционной болезнью из-за своей жертвенности ради пациента. Человеку, совершившему самое страшное деяние – отнятие жизни, – угрожает, так сказать, инфекция более тонкой природы. Совершая этот поступок, он порождает в себе определенные оккультные свойства, способные обусловить его новое, несчастливое перерождение. Однако в отличие от обычных преступников, среди которых ему, возможно, придется жить в новой жизни, «убийца из сострадания» все так же будет вдохновляться благородными мотивами и всегда, даже в чистилище, будет способен к преданности и альтруизму, подобно тому, как врач, прививший себе проказу или рак, будет оставаться интеллигентным человеком, часто способным продолжать свои научные изыскания. В конце концов, это сравнение с врачом приблизительно и натянуто, впрочем, как и любые другие сравнения. Мы должны помнить, что с точки зрения посвященных незаконные действия, подобно заразной болезни, источают яд. Однако мистики также утверждают, что существуют психические и другие «антисептики», которые позволяют защититься от заражения.