Брачный марафон - Татьяна Веденская

После такой мозговой активности измотанный организм потребовал душевного отдыха, который я себе организовала в виде Полинки, которая всю субботу с готовностью поливала мужской род грязью и подогревала мне, болящей, глинтвейн. В воскресенье я мазала уже отошедшую от мук красоты морду лица сметаной и увлажняющими кремами, а внутрь себя запихивала полезную овсянку с вареньем. Радость жизни возвращалась ко мне практически бегом. К вечеру понедельника я была настолько довольна неожиданно обломившимся мне отпуском, что была готова, во-первых, вообще навсегда отказаться от мужчин. Во-вторых, я в который раз убедилась, что женщины, в большинстве своем (не считая Селивановой) гораздо лучше, умнее и мудрее мужчин. В-третьих, подумала, что работа не волк, в лес не убежит, а посему надо как-то к среде стереть с лица это довольное лоснящееся выражение, а то тетя-доктор меня пошлет… Просто пошлет. На работу. Что, в-пятых, однозначно не может быть выражением космической справедливости. Потому как по справедливости я имею право еще на недельку безделья.

– Надо вечером пить холодное молоко. Можно раскашляться, – вошел в мое положение Ромка. Что-что, а работу он ненавидел также как и я. Однако космическая справедливость в который раз показала мне, кто в доме хозяин, и сделала все по-своему. Не желая, видимо, допустить моего падения в пропасть лесбиянства и мужененавистничества, она организовала мне мужчину с доставкой на дом. Прямо в понедельник вечером. Пятнадцатого октября. Ромик, как всегда, куда-то собирался, потому что было уже довольно поздно, за окном стемнело. Самое время вампирам вылезать из своих углов. Поэтому он был сосредоточен и зол. Когда в дверь позвонили в сто тридцать пятый раз, он заорал.

– ЗВОНЯТ, ТВОЮ МАТЬ! КАТЬКА! ТВОЮ МАТЬ!

– У меня та же мать, что и твоя мать! – спокойно отреагировала я. А меня не возьмешь на такой дешевый понт. Пришлось Ромику бросать свои поиски дисков, правильных джинсов, тусовочных «кенгурух» и прочего кошмара, в котором он посещал ночные бдения вампиров и шлепать в прихожую. Я расслабленно уставилась на голубой экран. В прихожей было тихо. Потом я услышала взволнованный голос Ромки, который вежливо (Вежливо!!!) предлагал кому-то пройти на кухню и испить кофейку.

– Кто там? – тихо спросила я у него, когда он материализовался на моем пороге с помертвевшим лицом. – Налоговая? Или ОВД? В чем тебя обвиняют?

– Это к тебе, – выдавил он. – Кажется, Лайон.

– Кто? – подпрыгнула на кровати я.

– Лайон! Пьет кофе на нашей кухне. Ты что, и правда решила эмигрировать? – потрясался он. Я задумалась. Как это я умудрилась забыть про его приезд? Ладно, у меня есть железобетонное объяснение, я болела.

– Только откуда у нас кофе? – на всякий случай уточнила я, потому что последнюю ложку Нескафе я уничтожила еще в воскресенье.

– Я налил. Из банки в шкафчике, – как ни в чем не бывало пожал плечами он. Я взвилась и стала лихорадочно одевать на себя что-то более приличное, нежели необъятная ночнушка третьей свежести.

– Как ты мог! – параллельно шипела я на брата. – Неужели же не видел, что это вовсе и не кофе.

– А что? – удивился он. Действительно, если в банке из-под кофе лежит порошок темного цвета, зачем о нем думать, кофе он или не кофе. А ведь это был слабительный коктейль для похудания. Что-то типа Гербалайф, только нашего, бронебойного российского производства. Продукт Римкиного беспокойства о моей фигуре.

– Здравствуй, Лайон. НЕ ПЕЙ! – выдохнула я, не успев даже принять соответствующий вид. Только и смогла, что ведьмой влететь на кухню и остолбенеть перед совершенно иностранного вида худощавым мужиком. Он выглядел устало, но с интересом оглядел меня с ног до головы. Ничего особенно утешительного он там не увидел, поскольку я действительно нацепила что Бог послал, паникуя из-за его здоровья и благополучия.

– Are you all right? – спросил меня он, пытаясь как-то объяснить себе мои разные тапки. Один из плюшевого мишки, другой из плюшевого зайца. Я люблю плюшевые тапки, но вечно их путаю и теряю. Не считаю это недостатком! Я вынула у него из рук чашечку и аккуратно посмотрела внутрь. Вот черт, так и есть. Половину выпил. Нет в жизни счастья. Этот коктейльчик настолько бронебойный, что я, попробовав один раз, оставила его жить в шкафчике до лучших времен. Терять вес такой ценой я не была согласна.

– Я олл райт, – кивнула я и стала лихорадочно думать, что делать с американцем, которого мой братец напоил слабительным. Я ткнула в кружку. – Зачем ты это пил?

– I think it was cafe! – проявил неожиданное понимание русской речи он. Его глаза выражали недоумение. Кстати о глазах. В панике я не успела его как следует разглядеть, а ведь между тем поглядеть было на что. Если бы я повнимательнее разглядывала в свое время его фотографии, я, может быть, и вовсе не влюблялась бы в Полянского. Лайон представлял из себя удивительно классического, высокого и стройного красавца, шатена с чуть вьющимися волосами, идеально выбритым лицом и большими зелеными глазами. Просто-таки библейский красавец с этническими еврейскими чертами, но без огромного носа.

– Это не кофе, – пояснила свои неадекватные действия активным болтанием головы вправо-влево я. И предложила ему чай. Конечно, чай тоже нельзя было назвать идеальным, так как я даже не помнила, когда его заварили. Но он хотя бы не был слабительным.

– Can I drink it? Really? Are you sure? – он с недоверием осматривал напиток. Я с недоверием осматривала его. Интересно, что мне с ним теперь делать? Неожиданно мою притворно-больную голову посетила гениальная мысль. Вот он – ответ на все мои молитвы! Надо каким-нибудь образом приволочь его на работу, чтобы все (особенно Селиванова) увидели мой триумф. Только надо сделать так, чтобы он реально был дико влюбленным в меня иностранцем, бросающим к моим ногам весь мир.

– Пей-пей. Не бойся, – кивнула я, прикидывая, что именно надо сделать в первую очередь. Ведь не исключено, что когда Полянский (эта сволочь Полянский) узнает про нас с Лайоном, ему будет больно. Откуда он узнает? Ну, уж это как-нибудь организуется. Главное, побыстрее организовать нашу с Лайоном любовь. Лавер.

– I very glad to see you. I need you will be beauty, but you queen! – затарахтел он. Я разобрала в его словах какие-то ужасающе банальные комплименты, но языковой барьер встал передо мной во всей своей красе. Просто какая-то китайская стена. Ага, надо найти разговорник!

– How is your flight? – выдавила я из себя знакомую фразу и бросилась за литературой.

Впрочем, оказалось, что не так страшен черт, как его малюют. При желании и наличии словаря можно объясниться даже с эскимосом, не то что с человеком, который больше интересуется твоей внешностью, нежели лексиконом. Через пару часов мы с Лайоном мило щебетали на моей кухне и дощебетались до того, что ему лучше сегодня остаться ночевать у меня (на диване в кухне, конечно), а завтра я покажу ему Москву. Поскольку я не стала гнать его на улицу и оказалась достаточно похожа на высланную ему в свое время Риммой фотографию, Лайон был незамысловато счастлив. Его поездка в Россию вполне совпала с ожиданиями, хотя акклиматизация и смена часовых поясов далась ему «неожиданно» тяжело. Он приходил в себя всю ночь, практически не слезая с нашего унитаза, отчего я испытывала определенные муки совести.