Три женщины - Лиза Таддео
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он лежал на ней и целовал ее по-французски, и его пенис был в боевой готовности.
– Подожди, – сказала она, упираясь рукой в его торс. – Подожди минутку. Я так давно не была с мужчиной. Одиннадцать с половиной лет.
Он что-то пробормотал. Она обхватила его спину, прижимая к себе.
– Прости, я немного напряжена…
Поцелуи задушили слова. Он не слушал ее, продолжая свое дело, и у нее захватило дух. Он даже не замечал, насколько сильно навалился на нее. А она была бы рада и умереть от этого. Она нащупала его пенис, этот драгоценный рубин, провела им по внутренним губам, увлажняя вход, чтобы ему было легче проскользнуть. А потом направила его в себя. И из себя. Он медлил, был не таким стремительным, как она ожидала. Он неторопливо подбирал ритм, который она так любила. Это продолжалось очень долго, и она стала терять сознание – не полностью, но именно так, чтобы ощутить истинное наслаждение от настоящего секса. Она поверить не могла, насколько ей хорошо, просто растворилась в этом моменте. Ощущала, как каждый дюйм ее души пробуждается и улыбается Богу, впервые испытывая благодарность за эту жизнь.
Хотела, чтобы он вошел в нее. Чувствовала невероятную близость и понимала, что не видела его много лет, поэтому ей хотелось воссоединиться с ним целиком и полностью. Хотела, чтобы он затопил ее, и она сказала об этом.
Он вышел из нее и излил семя ей на живот.
Но, даже когда все кончилось, он продолжал обнимать ее, целуя глубоко и медленно.
Она чувствовала себя в полной безопасности, абсолютно защищенной.
Фибромиалгия терзала ее тело, но в этом гостиничном номере она чувствовала себя счастливой и у нее ничего не болело. Она не могла поверить в то, что не ощущает боли. Может быть, она умерла? Врачи говорили, что у Лины не только фибромиалгия и эндометриоз, но еще и поликистоз яичников и болезнь суставов. От каждой болезни ей прописали кучу лекарств. Ей сказали, чтобы она никогда не пользовалась тампонами, а занималась приятными занятиями и принимала противосудорожные средства, если такие занятия ей не помогут. В состоянии Лины тонкая, почти незаметная грань проходила между приятными занятиями – йогой или вязанием – и приемом сильных препаратов типа «Лирики», которые могли вызвать прибавку в весе, сыпь, рак и даже суицидальные мысли.
Доктор по гормональным вопросам сказал ей, что понимает ее проблемы.
– Лина, вы выросли там, где женщин учат, что их истинная ценность в том, что они могут сделать для других. Но когда вы активно живете ради себя, то испытываете меньше боли.
Он сидел так, чтобы их глаза были на одном уровне.
– Лина, возможно, я дам вам не самый медицинский совет, но я видел много пациенток, которым от фибромиалгии помогал хороший оргазм.
Той осенью Лина часто гуляла с Деллой и всегда чувствовала боль в руках и ногах. Порой мучительная боль охватывала ее, когда она усаживала Дэнни в детское сиденье в машине. Когда такое случалось, ей приходилось оставлять ребенка в кресле или ставить рядом с машиной и собираться с духом.
Лину учили не говорить о своих эмоциях. Ее родители отлично владели языком. «Господи, Лина, с тобой все в порядке», «Достаточно, Лина», «Перестань, Лина», «У тебя все хорошо, Лина». Когда она стала матерью, уважения к ней не прибавилось. Она ежедневно сидела дома с детьми по десять часов, пять дней в неделю. Она сказала матери, что ей нужна помощь. Может быть, мама могла бы присмотреть за детьми, чтобы Лина смогла вернуться к занятиям в спортивном зале? Разумеется, за вознаграждение, потому что ради денег можно сделать многое. Ведь всегда нужно иметь еду на столе. Но сделать что-то для души, от сердца – это эгоизм, чушь и пустяки. Мама приезжала присмотреть за детьми, но всегда опаздывала на три минуты. И Лина знала, что она делает это намеренно. И Лина всегда на три минуты опаздывала на класс. Ею были недовольны. Белые лампы студии светили ей прямо в глаза.
Лину мучили боли. В минуты покоя она думала, что боль – это сердечная боль прошлого, боль непонимания в течение одиннадцати лет. Боль изнасилования. Боль абсолютного одиночества. Она знала, что есть женщины, с которыми мужья не хотят заниматься сексом и не хотят целовать их по-французски. И они ее понимают. Однако многие считают, что ей не на что жаловаться, что она должна быть счастлива с детьми в красивом доме. У них с Эдом даже генератор был на случай отключения электричества.
В отеле той ночью она испытывала полное отсутствие боли. Позже она рассказала об этом собравшимся женщинам, рассказала со спокойной уверенностью человека, которому нечего терять.
– Я не испытывала никакой боли рядом с этим мужчиной. Я чувствовала себя прекрасно. Можете, конечно, осудить меня за это… Но я нашла то, что избавляет меня от боли. Если бы вы могли почувствовать эту боль, то не думали бы обо мне плохо. Женщины не должны осуждать друг друга, если не проходили через те же муки.
Эйден взял принесенное ею полотенце и вытер сперму с ее живота. Потом он поднялся и стал примерять ее джинсы:
– Смотри-ка, малыш, почти впору!
Он громко рассмеялся, а она только сглотнула. Сердце у нее билось так часто, что готово было выпрыгнуть из груди. «Господи, только не уходи!» – думала она.
Он начал натягивать джинсы, не приняв душ. На бедрах его остались следы ее крови и его спермы.
– Не хочешь сполоснуться, прежде чем идти домой? – сказала она.
Эйден ответил, что ему это не нужно. Последнее время он спит с собакой. Лина представила, что он спит в гостиной или в подвале. Жена не почувствует запаха крови другой женщины. Почувствует только собака.
Мэгги
Мэгги с трепетом вошла в класс
