Замуж не напасть - Лариса Кондрашова

Белокурый мужчина рядом с Евгенией, услышав свое имя, встает и кланяется. А сев, спрашивает у Евгении, почему он ее раньше не видел.

– Сегодня – мой первый день работы в фирме.

– У вас хорошее произношение, – улыбается ей американец.

– Благодарю, – отвечает она и думает, что мама ее сейчас гордилась бы.

– Если позволите, пока Петя вещает, я поухаживаю за Евгенией Андреевной, – тоже по-английски обращается к ним другой ее сосед. – Он завелся надолго, а голод не тетка!

Американец вдруг начинает смеяться. Петр Васильевич, который не сказал еще ничего смешного, останавливается на середине фразы.

– Он сказал, голод не тетка, – рассказывает для всех американец, продолжая хохотать. – Голод – дядька? Какой у вас, русских, оригинальный юмор! Мне говорили, но я не представлял, что настолько! Ха-ха!

Судя по всему, английский за столом знают почти все. Лишь кое-кто склоняется к соседу и шепотом переводит слова Дэвида Гроупера.

– Какие эти американцы беспардонные, – слышит Евгения негромкое замечание одной из женщин.

– Хозяева жизни, мать твою! – соглашается уже погромче сидящий рядом начальник охраны.

– Это наш главный бухгалтер, – говорит шепотом на ухо русский сосед Евгении. – Ирина Максимовна. Но все зовут ее просто Ирочкой. Вы подружитесь с ней, не пожалеете. Большая умница! Президент ею очень дорожит.

– А кто такой Петр Васильевич?

– Рыба-прилипала, – неприязненно говорит сквозь зубы сосед. – Моя бы власть… Совершенно ненужный для фирмы человек! Мне не понятна слабость к нему Валентина Дмитриевича. Когда-то они работали вместе в тресте… Старая дружба, что ли? Но шефа не назовешь сентиментальным!

Почувствовав вежливое, холодное внимание, американец наконец соображает, что его смех не ко времени, и сконфуженно замолкает. Петр Васильевич собирается с духом, чтобы продолжить пламенную речь, но президент трогает его за руку:

– Угомонись, Петруша, раз уж так получилось, закругляй свой спич, обедать будем!

Тот глянул не то чтобы зло, но неодобрительно. И Евгения тоже это отмечает. Раньше она не придала бы этому значения: подумаешь, кто-то на кого-то посмотрел с неодобрением. Теперь видит и удивляется своей прозорливости. Она будто стремительно взрослеет, поняв, что теперь она – женщина, которая не может больше плыть по течению, а должна не только заботиться о себе, но и осматриваться вокруг… Понадобится ли ей это когда-нибудь, она не знает, но в свою копилку наблюдений аккуратно складывает.

– Персонально прошу прощения у Евгении Андреевны, – обращается к ней президент, – за то, что пьем за нее и чокаемся водой, но это тоже общее решение – в рабочее время обходиться без спиртного!

Теперь и Евгения замечает, что на столах нет ничего, кроме ситро, колы, лимонада и… пива!

– Пиво есть, – соглашается Валентин Дмитриевич, проследив за ее взглядом, – но оно тоже безалкогольное.

– Я очень рада! – искренне говорит она. Сегодня не придется насиловать себя и принимать внутрь столь нелюбимый ею алкоголь, но другие? Неужели президенту удалось сплотить вокруг себя принципиально новый коллектив?

Она замечает и удивление американца. Должно быть, он кое-что по-русски понимает, и это никак не вяжется с его Представлением о русских. Чтобы здесь, в России, его встречали прохладительными напитками!

Когда все выходят из-за стола, перед Евгенией будто ненароком оказывается Эдуард Тихонович. И он явно навеселе. Ну вот, теперь все становится на свои места, а она чуть не испугалась, что попала куда-то в другое измерение.

– Для вас, конечно, закон – не закон? – замечает она.

– А у нас с собой было, – говорит он словами Жванецкого и опять так оглушительно хохочет, что идущий следом за ней американец испуганно вздрагивает, теряет ориентацию и с размаху налетает на него.

– Айм сорес! – бормочет он ошарашенно.

– Эдик, – обращается к нему президент, – если ты не научишься убавлять свою громкость в приличном обществе, придется тебя во время застолий оставлять в офисе, для охраны.

Тот немедленно умолкает. К счастью, он стоит от шефа довольно далеко и ничем не выдает себя.

Валентин Дмитриевич окружает американца усиленной заботой, а к Евгении подходит главный бухгалтер.

– Ирина. – Она протягивает руку.

– Евгения.

– Если не возражаете, часов после трех я забегу к вам, – говорит она в какой-то особой певучей манере. – Пошепчемся, познакомимся поближе. Нас ведь в фирме совсем мало, мы должны держаться друг друга.

Евгения согласно кивает.

– Мы могли бы посидеть в моем кабинете, – продолжает Ирина, – но это такой проходной двор! Мы с Ладой, – она кивает на стоящую поодаль миловидную женщину, – за день так устаем от посетителей, что готовы уединиться хоть в туалете, чтобы от них отдохнуть!

Евгения еще не привыкла сидеть одна. Много лет люди вокруг нее, шелест бумаг, телефонные звонки знаменовали собой привычную деловую обстановку, а здесь… Трудно привыкается – быть одной. Даже просматривая папки с чертежами и фотографиями, она нет-нет да и прислушивается: не идет ли кто-нибудь по коридору к ее кабинету?

Но Ирина все равно появляется неожиданно.

– Здравствуйте вашей хате! – шутит она, открывая дверь. – Как вам понравился интерьер?

– Выполнен с большим вкусом.

– Спасибо, – довольно говорит она, опускаясь в кресло. – Я, знаете ли, когда в университет поступала, до последнего раздумывала, куда мне идти: в экономисты или в дизайнеры? Эти акварели я на нашем «Арбате» выбирала. Согласитесь, написано ребятками небесталанными. В принципе и фирме они обошлись недорого, и помогли талантливой молодежи дожить до стипендии или до родительской зарплаты… А как вам бар?

– Вы имеете в виду тот, что в кафе? – спрашивает Евгения, подбирая слова. – Но мы же в него не заходили.

– Я имею в виду ваш бар. Тот, что куплен на, так сказать, представительские деньги.

Евгения уже откровенно ничего не понимает.

– Мой бар? Представительские?

– Ладно, не буду вас больше мучить! – Ирина отодвигает в сторону с обычной полки вазу с шефскими гвоздиками, пустую хрустальную пепельницу и открывает незаметную за ними дверцу.

– Вот это да! – ахает Евгения. – А как же ваш «сухой закон»?

– Так я же говорю вам, представительские! То есть, на случай, если к хозяину кабинета придет важный гость. Разве главный бухгалтер не важный?

– Важный. А там и рюмки есть? – Евгения пытается заглянуть в шкаф поверх ее плеча.

– И рюмки. И посуда. – Ирина открывает другую дверцу – этакий мини-сервант. – Есть и где эту посуду помыть.

– Я видела. А спальни здесь нет?

– Спальни нет. Есть комната отдыха, но в кабинете у шефа. Хватит словес! – решительно говорит она. – Пора знакомиться! – Вынимает из кармана юбки апельсин и большую шоколадку. – Пожалуй, коньяк – это круто. А вот «Мадеру» можно попробовать.