Журнал «Вокруг Света» №02 за 1988 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И он ушел, сказав, что вернется летом будущего года,— говорит Анима Лус Бороа.— Но чтобы мы тотчас же его известили, если до этого что-нибудь произойдет.
— Ну и как, случилось что-нибудь?
— Когда он ушел, огонь взметнулся над Кордильерами. Вулканы будто взбеленились. А может быть, это был один вулкан.
— Тот, который зовется Чертом?
— Очень может быть, сеньор. Похоже, это был настоящий демон вулканов, дух огня, ринувшийся на землю.
— Пока шло извержение вулкана, все дороги сюда были полностью перекрыты, в районе объявили чрезвычайное положение. Когда опасность миновала, сюда заявились какие-то сеньоры и объяснили нам, что они землемеры и их дело простое: нужно восстановить четкую линию нашей границы там, где она пострадала от извержения. И они стали ходить и тут и там и делать снимки, и что-то замерять, и еще при этом пользовались аппаратом на трех деревянных ногах. И все время делали какие-то пометки на карте. Теперь я думаю, что это землевладельцы их сюда послали, чтобы в точности знать расположение наших лучших горных земель и пастбищ, отнять их у нас и поделить уже между собой, оставив нам голые камни и ледники.
— Ты бы сходил, показал сеньору, по каким местам они ходили,— говорит Анима Лус Бороа.— А я приготовлю кофе, пока не стемнело. Ты останешься на ночевку, сеньор?
— Если найдется место.
— Ты же видишь, наш дом не слишком велик, но ты вполне можешь разместиться у огня. Мамалькауэльо будет поддерживать его всю ночь.
— Хосе Сегундо вернулся в Пампу де Кайулафкен. Он пришел сюда из Сантьяго, и было это уже в ноябре 1933 года.
— Он слал там, где ты проведешь эту ночь,— говорит Анима Лус Бороа,— а перед этим сидел, вытянув ноги к огню, в точности как сейчас ты, и держал в руке чашку с мудаем — ароматным травяным настоем.
— К тому времени трое из моих касиков уже были убиты, а у их жен отняли землю. Знаешь ли ты, что мапуче по-араукански означает человек земли?
— Да, я знаю это, Анголь Мамалькауэльо.
— Тогда постарайся это понять, что означала потеря земель не только для тех, кто стал жертвами грабежа, но и для всей общины. А они еще завели гнусный обычай насаживать головы убитых на колья теперь уже своей, за ночь поставленной ограды, и не возвращать тела убитых родственникам. Те трое касиков жили близ лагун Икальма и Гальете, где нарождается Био-Био. Когда Хосе Сегундо узнал о том, что случилось, он бросил все свои дела. И университет бросил. Ему оставалось всего несколько месяцев, чтобы сдать экзамены на педагога.
А незадолго до этого была страшная ночь. Чистые запахи леса и сырого тумана смешались со смрадом прокисшей пороховой гари и горьким дымом от далеких костров. Они уже собирались, и я слышал, как шепотом отдаются приказы, и змеями подползают лазутчики, высматривая удобные подходы. А там подтягиваются и остальные... Я хочу все это помнить. Иметь память означает — выжить.
— Когда Хосе Сегундо пришел, что он перво-наперво сделал?
— Женился, сеньор.
— Как — женился?
— Как это принято у индейцев. Он взял в жены одну маленькую индеанку, дочь одного из моих касиков — Марсиала Альипена.
— Дельянира Альипен — так ее звали,— уточняет Анима Лус Бороа.
— Он ее приметил еще раньше. Поэтому, зная обычай, он сколько-то времени пробыл в Лонкимае — я уже говорил: то местечко расположено неподалеку отсюда, ближе к реке. И, побыв там, поднялся в Пампу и попросил у меня аудиенцию — так, кажется, принято у вас говорить. И мы, как водится в таких случаях, стали готовиться, чтобы подобающим образом встретить Хосе Сегундо. И он мне сказал: «Я хочу взять в жены Дельяниру Альипен».— «Дала ли она свое согласие?» — «Нет. Но я полон решимости». Если так,— говорю я,— то иди в ее дом и возьми ее. Когда вы вернетесь, мы устроим достойный праздник.
Наездник он был отличный, в искусстве верховой езды мог поспорить с любым индейцем. И вот он сел на коня и отправился к дому Марсиала Альипена. А там его уже ждали невеста, ее родители и братья. Вид у родителей и братьев был самый свирепый. А невеста уже была в платье и украшениях, полагающихся для свадебного обряда. Дельянире было пятнадцать лет. Она сидела в углу и плакала. Так полагается по обычаю, сеньор, все это вроде маленького представления. И вот на двор въезжает Хосе Сегундо, спрыгивает с коня и ударом ноги открывает дверь. Братья бросаются на него и изрядно колотят. Он вступает в схватку и швыряет двоих на пол. Та же участь постигает и их отца. Потом он уводит мать — подальше от дома. Ни братья, ни отец не имеют права подняться с пола. А невеста заливается горьким плачем. Он берет ее за волосы, подводит к коню, усаживает на него и сам вспрыгивает на коня. И конь галопом уносит их в лес. Да, еще: через круп коня он заранее перебросил две большие холщовые сумки с запасом провизии и водой, а в лесу, в незаметном для чужих глаз месте, приготовил из листьев пышное ложе. И после этого минуло три дня.
Через три дня они вернулись и вошли в дом Марсиала Альипена. Там их уже ждали — с мудаем и зажаренным на костре поросенком. Когда всех об этом оповестили, мы тоже стали собираться. И вошел Хосе Сегундо и поцеловал в лоб Аниму Лус Бороа. Потом подошел ко мне и меня поцеловал в лоб. Потом Дельянира Альипен поцеловала в лоб Аниму Лус Бороа, и потом Дельянира Альипен поцеловала в лоб и меня. И так мы стали ее матерью и отцом. И за это мы подняли чаши.
После этого я повелел четырнадцати юношам:
— Вам надлежит принести пучки конского волоса. А потом повелел еще четырнадцати юношам:
— Вам надлежит срубить деревья и снять с них кору и ветви. Но выбирайте из них лишь те, что устоят от любого ветра и самых грозных потоков воды.
И они все ушли.
И тогда я повелел четырнадцати девушкам:
— Вам надлежит замесить глину. Но выбирать следует только самую мягкую и чистую.
И потом повелевал другим четырнадцати девушкам:
— Вам надлежит выбрать место и очистить землю. Пусть на ней не останется ни единого камня, ни единой щели, ни бугорка, ни даже морщинки — одна-единственная ветвь куста должна там остаться.
И они все ушли.
Тогда я повелел оставшимся:
— Через семь дней мы устроим праздник в честь Хосе. Повелеваю вам обзавестись всем для этого необходимым.
А потом мы оставили жениха с невестой наедине — в доме Марсиала Альипена, и каждый принялся за порученное ему дело.
— Однако ночью Хосе Сегундо вернулся в наш дом. Он хотел поговорить с Анголем Мамалькауэльо,— вставляет Анима Лус Бороа.
— И я помню все, что он мне сказал — до единого слова. Сначала он объяснил, что еще в 1929 году Национальный конгресс принял поправку к аграрному закону. По ней, все три ассоциации колумбов — помнишь, я тебе о них говорил? — эти ассоциации приобретали право собственности на 175 тысяч гектаров земель в верховьях Био-Био, то есть в этих самых местах, сеньор,— и еще в Нитратуе, Ранкиле и Лонкимае. То есть им отходила вся эта область. Эту поправку приняли за нашей спиной, о ней ничего не знали и мелкие землевладельцы — креолы из наших мест, и даже те политические силы, которые были на нашей стороне.
Эта уловка закончилась неудачей: им оказали сопротивление креолы из долины — владельцы небольших участков, у которых были официальные права на собственность, и эти права предоставило им государство. К тому же, сказал Хосе, правительство не могло принять поправку в то время — слишком уж тревожно складывались дела в Сантьяго, в других городах и провинциях Чили.
Ну а теперь, сказал Хосе Сегундо, перейдем к главному, из-за чего я и пришел. Ровно две недели назад Национальное общество агропромышленников обратилось за поддержкой к президенту — зовут его Артуро Алессандри, и они как раз перед этим выбрали его на второй срок. Без них он не смог бы удержаться у власти. А это общество, по сути, стало не только его патроном, но и патроном тех самых ассоциаций, и все они были заодно...
В итоге, сказал Хосе, скоро, очень скоро к нам заявятся незваные гости, и не одни, а с карабинерами и наемниками. Это должно случиться вскоре после рождества, самое позднее — после пасхи.
Я спросил его, что нам теперь делать, и он, не задумываясь, ответил:
— Защищаться везде, где только возможно. Ведь ты — касик, вождь, Анголь Мамалькауэльо. Я буду у тебя военачальником. У нас нет ни малейшей надежды на победу, но они все равно всех перебьют, если будем сидеть сложа руки. Но главное даже не в этом: поднявшись на борьбу, мы задержим их продвижение, и они долго еще не смогут безнаказанно грабить других крестьян. Значит, мы дадим тем крестьянам время на передышку, а кто знает, может быть, и победу. Ведь обстановка в стране в любой момент может перемениться. Я крепко верю в это, что рано или поздно у нас будет издан закон, утверждающий право на землю тех, кто ее обрабатывает...