Прозрение. Том 1 (СИ) - Бэд Кристиан

Но здесь — не тот случай. Игрушка нужна дочери — красивая, надёжная, надломленная, но не испорченная до конца.

— Пе-пе-пе, — затряс головой Эйгуй, разглядывая безвольные смуглые физиономии. — Это всё не то, Юкха! Мне нужен БЕЛЫЙ раб, молодой, здоровый, сильный! Понимаешь, ты, бревно, поросшее волосами?

Юкха закивал и поднял в отрицательном жесте ладони. Но сделал это с едва уловимой заминкой.

Эйгуй вопросительно поднял бровь.

Юкха замахал руками ещё усерднее, слишком усердно для категорического отказа.

Эйгуй приподнялся в раздражении: сколько же можно его морочить!

— Стой-стой, — затрясся Юкха. — Есть белый, но не пойдёт он, нет!.. Нельзя покупать такого белого на подарок дочери!

Эйгуй хлопнул открытой ладонью по низкому столику, и когти его металлически звякнули. Юкха подпрыгнул от испуга и засеменил, маня за собой.

— В клетке держу, — бормотал он, подобострастно выплясывая перед идущим со степенным достоинством Эйгуем. Стук-стук — тащился по лестнице костистый детородный орган советника. — Из белых убийц раб, глаза белые, злые. Думаю — подержу на цепи месяц-другой. Вдруг да порченный он?

«Нет, не просто так лебезит этот трус Юкха», — думал Эйгуй, разглядывая оглушенного психической машиной раба.

Да, глаза у парня были безвольные, мутные, с поволокой, но при взгляде на него в душе почему-то просыпалась тревога. Во всём остальном пленник был хорош: высокий, крепко сложенный, спину держал прямо.

«Порченный» — серьёзное обвинение. Не всякий дух можно сломать единичной психической обработкой, но на то и существует доведение до идеала вручную. Однако бывают случаи, когда машина не гасит, но пробуждает в человеке зверя. Такие сходят с ума, вцепляясь зубами в плеть. Но бешенство заметно сразу, сумасшедший раб совсем не подчиняется хозяину.

— Покажи его! — приказал Эйгуй, и Юкха с оглядкой отпер железную клетку.

Парень был скован, чего испугался-то?

«Нет, это не бешенство, — Эйгуй разглядывал раба. — А вот от личности, похоже, кое-что уцелело. Неужели не враз сладили с мальчишкой? Бывший военный? Да и захвачен, поди, совсем не там, где протекают обычные пути охотников за рабами…»

Юкха покрутил пленника за цепь, заставил нагнуться и продемонстрировать, что мужчин тот ещё не имел.

Может, взять его для себя, а Агюй присмотреть-таки хорошенькую рабыню для её сексуальных экспериментов?

Эйгуй предложил цену и засмеялся недовольству хозяина Дома Скорбящих Радостей.

Юкха сам сомневался в ценности раба, чего ж он хочет теперь?

Домашний раб-колокольчик хлопнул в ладоши. Вошла красавица Агюй. Высокая не по годам. С вызолоченной чешуёй на гордых открытых плечах. Надежда отцовского сердца.

Девочки — благо семьи. Частота их рождений равна семидесяти к мальчишеским ста. Это последствие земных экспериментов с генами так и не удалось преодолеть.

Оказавшись под жестокой звездой Сю, алайцы стали менять облик. Перемены приближали их к образу в веках почитаемого дракона, но не улучшили испорченные Землёй гены. Девочек всё ещё рождалось мало, слишком мало.

Вся любовь в алайских семьях доставалась девочкам. Но наследовать состояние по закону Хэ они не могли, только родительский дом.

Хорошо, что закон на Э-лае так любит деньги. Но всё-таки Агюй придётся рано взять низкого мужа, чтобы считаться хозяйкой и дома, и выделенного отцом состояния.

— Ты обидел меня, папа! — громко сказала девочка, и глаза её позеленели от расширившихся в гневе сосудов.

Эйгуй улыбнулся в воротник домашнего халата. Дочери всего четырнадцать, а гневается, как половозрелая.

— Ты обещал мне раба, а купил какую-то куклу! И я знаю, что себе ты привёз игрушку получше!

Ловкачка жалобно втянула когти и прикрыла глаза, изображая расстроенную малютку:

— Ведь ты же обещал, па-почка…

Агюй села отцу на колени, зная, что уже не первый год возбуждает его. И потерлась твёрдой молодой грудью о его плечо.

— Ну покажи, кого ты привёз? Ведь я тоже хочу! Ну, неужели тебе жалко? Па-а-па?..

— Юкха сказал мне, что раб может быть опасен. Я взял едва обработанного, возможно, с норовом. Пригляжусь, если он не будет чудить…

Но упрямая, как он сам, дочь продолжала тереться о колени отца.

— Ну мо-ожно? Мо-о-жно мне хотя бы посмотреть?

Эйгуй вздохнул: как не пойти на поводу у единственного ребенка?

Показал. И крепко запер, собираясь на заседание совета. И ласково поцеловал дочку в остренькую крепкую грудь.

Новый раб сидел в специальной комнате для строптивых. Руки его были скованы наручниками, цепочка от них — продета в кольцо в стене.

Отец думал, что запер его от дочки? Ха! Агюй приложила к замку искусно сделанную копию отцовского пальца и вошла.

Раб поднялся. Машина заложила в него необходимый набор правил этикета.

Ладони Агюй вспотели — раб был высок, с хорошо выраженной мускулатурой, с красивым загаром по всему телу.

Мужские органы у него, наверное, мягкие и шелковистые, не то, что костяной вырост под пузом у соседского Вйинга, который зажал Агюй в клубе и попытался преодолеть её барьеры.

Куда ему! Агюй так исцарапала и искусала министерского отпрыска, что он на месяц-сёку исчез из столицы, да и потом долго не смел показаться ей на глаза.

Дурак! Думал, если девушка терпит поцелуи парня, так готова отдать ему целостность?

А этот раб — мягкий и гладкий. Ему нечем проколоть упругую плеву девственности.

Да и не позволит никто. Это она может лишить его мужского самомнения. И он будет плакать от боли, как кухонный мальчишка или раб-колокольчик.

Или не будет? Уж очень крепкий на вид. Не всё же убила в нём эта ужасная машина подчинения?

— На колени, раб! — приказала Агюй. — Помнишь ли ты своё имя?

Парень кивнул и опустился на пол, покорно склонив голову.

Агюй поморщилась и слегка стегнула его стеком.

— Ты должен говорить: да, госпожа!

— Да, госпожа, — механически отозвался раб.

Как же это скучно! Такой здоровенный, опасный, скованный — и опять словно кукла!

Злые слёзы выступили у Агюй, и она изо всей силы ударила парня стеком, так, чтобы на белой коже вспухла красивая алая полоса.

Раб не вздрогнул, но поднял голову, и холодные синие глаза так обожгли Агюй, словно ударили по лицу плетью.

На один маленький миг девочке стало страшно. Судорога прокатилась по её телу и сладко стянула живот.

— Повернись-ка спиной, — сказала она, повеселев.

В кармане её домашнего халатика лежала любимая игрушка-вибратор. Похоже, это всё-таки будет забавно. Вот только руки…

Как же он будет умолять её со скованными руками? Да и в комнате для строптивых уж больно скучно — четыре голых стены. Стоя, она, что ли, смотреть на него должна?

Агюй решительно отстегнула раба, сняла с него наручники и скомандовала:

— А ну, марш за мной!

Раб кивнул — приподнял и опустил голову, но потом опять ожёг её холодом синих продолговатых глаз.

Растягивая удовольствие, девочка решила сначала поужинать и попугать нового раба.

Когда юный Бай принёс ей ши, она заставила его сесть на скульптуру отцовского фаллоса, украшавшую столовую.

Бай пялился на каменное острие, размазывая по чёрным щекам слёзы, а она хохотала сначала, пока не оглянулась на нового раба.

Тот стоял, опустив глаза в пол, но вся его прямая спина выражала отвращение и презрение к ней. И Агюй стало вдруг не смешно. И ароматные кольца ши показались ей безвкусными.

Она не успела осмыслить того, что произошло. Потому что позвонил отец.

Домашний коммуникатор был предусмотрительно развёрнут так, чтобы папа не увидел выпущенной на волю игрушки.

Советник сообщил, что не приедет к ужину, а возможно, задержится на всю ночь и пропустит завтрак.

Любящая дочь капризно выпятила губки, но возликовала в душе. И с неожиданным трепетом скосила глаза на обнаженное тело нового раба. Почему он так волнует её?