Академия Проклятых: Кровь отверженных (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна ermas
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, как другие, но я глохла от ужаса, потому что кошмар был явью, и сейчас нам предстоял спуск на землю с парашютами!
— А разве инструктаж на земле… — промямлила, цепляясь за разумное.
— Всё что нужно, у вас есть! — отрезал злобный упырь с таким лицом, будто я ляпнула несусветную глупость.
Я затравленно покосилась на остальных — бледные, испуганные, вжимались в борт самолёта и отчаянно причитали/молились. Уж не в курсе кому, но явно их молитвы не достигли цели.
Упырь широким жестом распахнул дверцу посередине борта:
— Первый, готовьсь! — отдал распоряжение препод.
Мы дружно ахнули. Я так, что затылком ударилась о металлическую стенку, таращилась на побледневшего Фрейна. Бедолага замялся, и его, точно щенка, швырнули в распахнутый проём.
Вот тогда и остальные забились в ужасе, но упырю было плевать. Он методично, размеренно отправлял адептов в свободный полёт одного за другим, и лишь редкие шагали сами. А вот я знала наверняка, что сама — ни за что. Я вообще дико боялась высоты, а когда прозвучало моё имя, и рядом остановился упырь, отчаянно замотала головой:
— Нет! Я против! Не давала согласия... — концовку орала, брыкаясь и лягаясь в крепких тисках изверга-препода, решившего и мой полёт взять в свои руки.
Без сюсюканья, уговоров, схватил за шиворот и поволок к выходу.
— Елисия Чарльстон, — с шипением чеканил упырь, — хватит истерить! Ожидание смерти, страшнее самой смерти!
Он, по ходу, получал истинное наслаждение от нашего страха.
Пихнул меня в дыру…
Инстинкт самосохранения сработал, как часы, и я, уже глядя в бездну, растянулась, точно человек-резинка — упёрлась руками-ногами в проём, не позволяя выпасть. Вокруг бил ветер, меня жутко качало, от свиста и ужаса глохла, но сражалась за свою жизнь:
— Я на вас в суд пода-а-а-ам… — это уже орала, получив толчок в спину и падая в пустоту неба.
Сердце вслед за мной ухнуло в пустоту. Меня накрыла тягучая темнота, зато стало легко и свободно, и я бы там отдыхала, нежилась, спасалась от жестокой реальности, да кто-то злой в моей голове рявкнул:
— Не раскрылся основной, не фиг дёргать запасной!
Да так, что распахнула глаза и тотчас попала в тот же кошмар — я парю... правда, как подбитая птица.
То тут, то там висели купола/грибочки/адепты, а вот я… стремительно и уверенно падала... точно мешок с картофелем.
Падала ровно до момента, пока не поравнялась с другим, таким же умелым парашютистом, как и я.
Ярич приближался к земле, и чёрт его знает, что во мне сыграло, испуг, наверное, но я к нему потянулась.
Кое-как... еле-еле, кончиками пальцев коснулась, пока удачней не зацепила за плечевой шов комбинезона… Следом за рукав, а только схватила его ладонь, Ярич вспыхнул синеватой аурой. Распахнул глаза. Такие же кровавые, как у стихиников-упырей и его от меня отшвырнуло ударной волной.
Моё сердце ударилось куда-то в глотку, и тут Ярич.... растворился в воздухе.
Это что за?!
От ужаса, что его упустила, перед взором всё поплыло.
— Живо! Дёргай кольцо! — вновь в голове раздался голос взволнованного препода.
Я истерично стала обшаривать себя на предмет «что дёргать», но накатывала такая тяжесть, а земля стремительно приближалась, что я уже рук не чувствовала.
Обречённо закрыла глаза, но прежде чем провалиться в небытие, померещилась близость Грознича.
В меня просачивался холод, но было приятно, будто мята наполняла рот. А потом сердце возмущенно пробило громкий удар. В грудь что-то кольнуло, и я распахнула глаза, тотчас утонув в кровавых — Грознича. Его губы были на моих, дыхание в меня... и я ощущала безграничное волнение.
— Не смей так делать, — отстранился от меня Шепс.
— Как? — хрипло прозвучал мой голос. Я лежала на земле, упырь склонялся надо мной, вокруг толпились другие. Моё сердце чеканило ритм жизни, а в груди расползалось жжение.
— Почему не дёрнула кольцо? — был всё так же спокоен Шепс. — Умереть захотела?
— Не получалось, — вяло отозвалась, чувствуя дикую тяжесть и усталость.
— Чарльстон!.. — гневный тон ректора нарушил нашу странную, мило-волнительную сцену.
Меня доставили в лазарет, не переставая выговаривать за неподобающее поведение. Накачали чем-то, и я вырубилась.
Когда проснулась, мне было гораздо лучше. А что вызвало улыбку — рядом, на стуле, сидел Грознич. Он казался невероятно милым, и его внимание трогало до глубины души.
— Ты меня спас, — шепнула благодарно, чуть выше натянув одеяло.
— Везение, и это пугает, — так же тихо отозвался упырь.
— Почему? — озадачилась я.
— Я тебя больше не слышу, — хмуро взирал на меня Шепс. — Твои мысли, — пояснил терпеливо на мое озадаченное молчание. — Не знаю, что случилось, но твой голос в моей голове, словно выключился. Хоп, и связь оборвалась.
— Может, ты долго меня не пил, — робко предположила, не от того, что желала быть едой, а потому что наша связь, как ни крути, была завязана на моей крови.
— Не знаю, но что-то изменилось, — едва заметно кивнул Грознич.
Мы немного помолчали, и я первой нарушила тишину:
— Как другие? — решила сменить тему. — Как и я? Или лучше?
— Твой результат побить никому не удалось, — принял мою уловку Шепс, хмыкнул чуть заметно. — Так что ты единственная, кто почти земли достиг без парашюта.
Теперь и я кисло усмехнулась:
— А как там Ярич?
— Удивительно, но с ним всё нормально. Даже больше — у него открылась сила, — подтвердил догадку Грознич. — И такая сила, что его тоже от нас отделили. Изучить, почему она раньше не проявлялась.
— Так разве испытание не на открытие затаившейся силы? — опять озадачилась я.
— Всё так, но не так, — терпеливо отозвался Шепс. — Сила двуликого со способностью растворяться в воздухе — редчайший дар. И стихийники подобной мощи раскрываются быстрее, как правило, в подростковом возрасте. На испытании в академии обычно проявляются силы скромного уровня. Так что Ярич — беспрецедентный случай, и требует тщательного изучения.
Я пожевала мысль, которую так и не сумела внятно озвучить.
Мы ещё немного поговорили о всяко-разном. Впервые я с ним общалась, не напрягаясь и не ожидая подвоха. Даже перестала бояться и воспринимать Грознича, как жуткого упыря, время от времени пьющего меня.
Теперь он казался обычным парнем, с которым мне, к удивлению, очень хорошо и спокойно… Его мягкий тон, тёплый взгляд, журчащий смех, расслабленная поза — подкупали. Шепс казался самым близким, родным и дорогим человеком. Его забота, волнение, переживание...
Я даже на время забылась…
На время!
Нашу идиллию нарушил главный лекарь академии, Венециан Кова, и, естественно, ректор Шайх с госпожой Вессой. Упырша вообще с ним часто рядом ходила. И следила за всем происходящим с не меньшим рвением — как-никак заместитель ректора.
— Вы у меня решили стать постоянным клиентом? — остановившись возле моей койки, прищурился лекарь, своеобразно пошутив.
— Почему нет? — пробурчала я. — Единственное место, где я себя чувствую в большей безопасности и под присмотром.
— Подлизываетесь?
— Нет! Но если академия — дом родной, пусть лазарет — будет моей милой сердцу комнатой.
Венециан Кова, вздёрнув бровь, покосился на ректора.
Шайх устало покачал головой:
— Юмор — хорошо, Елисия Чарльстон, но твоя регулярность попадания на больничную койку нас всех… — тяжко выдыхает ректор и сокрушённо качает головой.
— Меня не меньше, — досадливо буркнула я, точно послушная ученица сложив руки перед собой… на коленки.
— Грознич, ты мне нужен, — строгим взглядом Весс отправила прочь Шепса, и только он со мной попрощался, тоже была такова, на меня посмотрев едва ли.
— Давай-ка глянем, как ты, — Венециан ступил ещё ближе.
Осмотр, как и думала, подтвердил, что я жива-здорова, и что никакой силы проклятых у меня не открылось.
Шайх хмурил брови, жевал губу. Лекарь чесал затылок… в итоге меня просто отпустили, так и не найдя причины оставлять на больничной койке.