Колокольчиковый колодец - Любовь Рыжкова

Поле битвы выглядело внушительно. Лиза уничтожила целое полчище врагов, но теперь они были уже не страшны. Сама же героиня выглядела усталой и обессиленной.

Женя на руках перенесла ее в тенистое место под яблоню, уложила на кресло, напоила водой и еще долго-долго обмахивала ее платочком, чтобы Лизе было прохладно.

Они ни о чем не говорили. А мама молча наблюдала эту сцену. Потом она сходила к малиннику и вернулась, потрясенная увиденным.

– Мамочка, Лиза сказала, что это место нужно обработать, – сказала ей Женя, лучше всего развести там костер, огонь сам все очистит.

Мама послушно пошла выполнять то, о чем ее попросила кошка.

А духота в тот день была почти невыносимая. Костер разгорелся моментально. От него шел такой жар, что рядом стоять было невозможно. Помимо того, по всей округе от него распространялся страшный смрад. И слава Богу, что в такую жару костер прогорел очень быстро.

Вскоре на этом месте осталось большое выжженное, а вернее, опаленное пятно, которое напоминало о том, что совсем недавно здесь произошла страшная битва.

И никто на Земле, кроме нескольких человек, не знал о том, что была эта битва не на жизнь, а насмерть.

Таинственный знак

Часа два Лиза лежала почти недвижимо и тяжело дышала, потом она успокоилась и уснула. И Женя в это время рассказала маме все, что произошло около малинника.

– Она очень боялась, чтобы они тебя не укусили, – сказала со слезами мама, – и потому постоянно гнала тебя оттуда. Господи, какая благородная и бесстрашная кошка, – надо ее сегодня искупать, хотя она этого не очень любит и воды боится. А здесь не испугалась такой страсти!

И она восхищенно и благодарно погладила Лизоньку по головке, потому что та уже просыпалась и хитро приоткрыла глазки.

К вечеру в саду стало немного прохладнее, даже птицы оживились и повеселели. Теперь в листве были слышны их нежные лирические трели, озорное чириканье и легкий свист. И Женя решила снова обследовать сад.

– Я пойду, мамочка, погуляю.

– Иди, но только уже скоро мы пойдем домой, а тебе еще надо нарвать зелени.

– Петрушки, что ли? – уточнила Женя.

– Да, и салата побольше нарви, папусик его очень любит.

– Ладно, – ответила Женя и собралась уж, было, вприпрыжку помчаться по дорожке, как услышала нежный голосок:

– А как же я?

– Лизонька, ты пришла в себя? – обрадовалась Женя.

– Да, и мне хочется размять лапы, – сказала она.

– Как ты себя чувствуешь, Лизок?

– Спасибо, Женя, кажется, уже хорошо, – ответила Кошка, – я отдохнула.

Тут их разговор услышала мама и подошла к ним. Она взяла Лизу на руки, прижала ее к себе, а потом пожала ей лапку и проникновенно сказала:

– Я очень благодарна тебе, Лизонька. Но я даже предположить не могла, какая ты у нас отважная. Мы всегда относились к тебе как к члену семьи, а теперь я просто убедилась, что это так и есть, – и она поцеловала Лизу в лобик.

Лиза немного смутилась, а потом от удовольствия заурчала. Ее урчание подхватила Женя, а потом заурчала даже мама.

– А теперь бежим, – воскликнула Женя.

– Бежим, – подхватила Лиза, и они со всех ног помчались вместе в глубину сада. Никто уже не боялся, что Лиза со страху снова забьется в подпол соседской дачи. Теперь это даже вспоминать было как-то неудобно, потому что ее бесстрашие и мужество были доказаны сегодня наилучшим образом.

Они носились друг за другом по саду, играли, прятались среди цветов, а потом даже вместе полили клубнику. Вернее, поливала Женя, а Лиза все время находилась рядом и вертелась возле ног.

Вдвоем им было весело и ничего не страшно.

Все это время Женя совсем не думала о Колокольчиковом Колодце, но на самом деле ей не терпелось туда сходить. Однако что-то ее удерживало, хотя это был вовсе не страх. Она ждала особый знак, который стал бы для нее сигналом, но его все не было.

Время приближалось к семи часам, и мама позвала их домой, ведь скоро должен прийти с работы папа, и нужно было приготовить ужин.

– Окрошку приготовь, – подсказала ей Женя, – папа же любит окрошку.

– Но ведь ты ее не любишь, – удивилась мама.

– Ладно уж, потерплю, – добродушно добавила Женя, – надо же когда-то начинать меняться в лучшую сторону.

Они засмеялись.

– Тогда пойди, наконец, нарви зелени, и самое главное, не забудь салат, – попросила мама.

И Женя побежала к грядкам. Лизок устремилась за ней.

Грядка петрушки находилась рядом с клумбой, где в прошлом году пышно цвели розовые кусты. Каких сортов роз у них только не было! Розовые «Фламинго», белые «Утро Москвы», пунцовые «Бордо». А еще были какие-то оранжевые, кремовые, ярко-красные, – Женя даже не знала названий всех сортов, это мама у них специалист по этой части.

Но минувшей зимой все розы в саду замерзли, потому что погода была на редкость неровная, и кусты приходилось то приоткрывать, чтобы они не задохнулись, то закрывать снова, чтобы они не замерзли. В какой-то момент после резкого похолодания наступила оттепель, кусты запарились, а потом их охватило внезапным морозцем, и розы погибли.

Весной некоторые кусты пустили, было, несколько новых росточков, да и те вскоре засохли. Только куст белых роз оставлял надежду, что он все-таки оживет.

И вот подойдя к грядке петрушки, Женя увидела, что рядом расцвели три белые розы. Одна из них была крохотная, на низком стебле, другая повыше, а третья стояла красивая, высокая, даже какая-то статная, на мощном стебле, с крупным и пышным цветком.

Казалось, эта роза хотела не просто выжить, но и доказать – себе и всем, что ничем не убьешь великую силу жизни и красоты. Она словно вобрала в себя могучие и живительные соки Земли, и теперь стояла, благоухая и сияя своей величественной красотой.

Женя ахнула:

– Как это мы не увидели такое чудо!

– А еще носились здесь полдня, – сказала Лиза.

– Надо обязательно сказать маме.

– Побежали к ней, – предложила Кошка.

И они помчались к маме, чтобы сообщить ей эту новость, потому что для нее это будет самый настоящий праздник. У мамы к цветам было особенное отношение, она с ними разговаривала, холила и лелеяла, и они отвечали ей взаимной любовью. Их сад с весны до поздней осени радовал цветочным великолепием.

– Мама, мама, – издали закричала Женя, – у нас белые розы расцвели.

– Не может быть, – спокойно ответила мама, – я недавно подходила к ним, и там ничего, кроме зеленых побегов, не было. Не могли же они распуститься за три дня.

– Значит, могли, – возразила Женя, – пойдем, сама посмотришь.

В самом деле, три великолепные розы, как три божественных светильника, сияли на невысоком зеленом кусте.

Восторгам мамы не было предела. От радости она чуть ли не исполнила «Танец дикарей» композитора Накада, который Женя когда-то играла на фортепьяно. Успокоившись, она сказала необычную фразу:

– Ей-Богу, это знак небесный.

– Знак? – чуть не поперхнулась Женя, – какой знак?

И тут она тоже чуть было не пустилась в пляс.

– Я поняла, я поняла, – подпрыгивая от радости, воскликнула она, – это действительно, знак!

– Что ты хочешь сказать? – спросила мама.

– Да, мамочка, да, это знак, о котором мне говорил старый Филин Филипп.

– Значит, пора? – спросила мама. И тут Женя, словно опомнилась и сказала уже серьезно:

– Да, значит, пора.

– И мы готовы, – подтвердила Лиза.

Под сенью нового дома

Две машины неслись по шоссе по направлению к знакомой Облепиховке – серебристый «Лексус» и иссиня-черный, цвета вороного крыла автомобиль неизвестной марки. Вот уже показался небезызвестный пост ГИБДД. Лука Петрович велел водителю остановиться.

Гаишник, увидев знакомый «Лексус», не на шутку испугался. К тому же, в этот раз он был в сопровождении такого шикарного и совершенно неизвестного ему автомобиля. А главное, не было ведь никаких указаний и распоряжений и приезде столь важного чиновника. Кто же это мог быть? Как бы то ни было, это явно не сулило ему ничего доброго.

Лука Петрович неторопливо вышел из машины.

– Сержант Стружкин? – обратился он к постовому.

– Так точно, – отчеканил тот и вытянулся в струнку.

– Деньги, гад, с людей берешь? – спокойно спросил его Берия.

– Так точно, – снова отчеканил тот.

– Хамишь им? – так же неторопливо продолжал свой допрос Берия.

– Так точно, – ничего не понимая, ответил сержант.

– А зачем, падла? – ласково спросил его Лука Петрович.

Сержант Стружкин ошалело молчал и не смел пошевелиться. А Лука Петрович продолжал:

– А зачем ты, сволочь, Борису Ефимовичу голову заморочил? Едет человек в Облепиховку в свой новый дом. Говорит тебе по делу, мол, так и так, заблудился. А ты что делаешь? Зачем в трубку его дышать заставил? Зачем штрафом ему угрожал? А зачем стращал расправой? А если я тебя сейчас за это накажу? Если я сейчас с тебя самого стружку спущу? Что скажешь на это, а, Стружкин?