Южный ветер - Норман Дуглас

Он разочаровал их всех. Бойкие остроты стали даваться ему все реже и реже, все реже слетали с губ мертворожденные афоризмы. Он утратил веселость, стал безрадостным, раздражительным, скованным. Он вдруг осознал, что за стенами университета лежит огромный мир, и размышляя о нем, ощущал себя оранжерейным цветком, выставленным под буйный мартовский ветер. Жизнь уже не представлялась ему подобием барьера в скачках с препятствиями, который следует брать с наскока; она обратилась в клубок безобразных фактов, которые отовсюду лезут тебе в глаза, не желая убраться с дороги. Год за годом он во время каникул сталкивался с людьми для него новыми; с людьми, которые снисходительно усмехались при упоминании обо всем, что он почитал священным -- об искусстве, древностях, литературе; с людьми, явно пребывающими в здравом уме и однако же избравшими для себя какие-то дикие профессии -- избравшими их с ясным пониманием того, что они делают, с неподдельным пылом -- и подлинным образом преуспевшими в них на грубый мирской манер.

Поначалу он сторонился таких людей, утешая себя тем, что поскольку они все равно остаются хамами, то и не важно, преуспевают они или нет. Но надолго ему этого утешения не хватило. Да они и не были хамами -- далеко не все. Многие не только обедали у них, но и приглашали их на свои обеды. Вполне достойные оказались люди, если правду сказать. И ничего дурного в них не было, не считая, конечно, того, что они придерживались взглядов, не схожих со взглядами Дениса.

Это было крушением иллюзий. Каждый миг он натыкался на что-то новое. Он обнаружил, что существует масса вещей, которые человек обязан знать и однако ж не знает. Они оказались слишком многочисленными, чтобы их можно было усвоить, не поступаясь собственными удобствами. Они навалились на него все разом, приведя его сознание в беспорядок. Он пытался сохранять бравый вид, но внутренне мучился, -- он больше не был уверен в себе. Он стал переменчив, легко поддавался любому влиянию. Всегдашняя легкость, с какой он писал стихи, покинула его. Мечты обманули. Ему не дано потрясти мир поэзией либо чем-то иным. Скорее всего, он попросту неудачник. Открыв в себе эту слабую сторону, он занялся поисками сильных людей. Теперь его пленяло все крепкое, яркое, ясно очерченное. Он честно старался привить себе эти качества, стать таким же, но двигаться ему приходилось ощупью. Вот почему он привязался в Эдгару Мартену, бывшему полной его противоположностью -- человеку умному, но догматичному, маленькому, неряшливому плебею, обладавшему однако же определенностью и ясностью взглядов.

-- Санидин? -- повторил Денис.

-- Ну-ка, посмотрим, -- снисходительно произнес Мартен, -хотя должен сказать, душа у меня нынче к геологии не лежит. Похоже, южный ветер каким-то образом разъедает человеку мозги. Дайте сюда. Санидин, чтоб я сдох! Это железная слюдка. Интересно было бы узнать, почему вы выбрали именно санидин? А?

Впрочем, он тоже не стал дожидаться ответа. Он вновь перевел взгляд на крутой горный склон, по которому они вскарабкались сюда, решив исследовать интересный выход скальной породы. Мартен намеревался использовать его в качестве наглядного пособия для лекции. Добравшись доверху, оба присели и, словно по уговору, сразу забыли о геологии. Со стороны могло показаться, будто они любуются красотами природы. Туман, принесенный сирокко, поднимался, собираясь над их головами в плотные облака, волнами прокатываясь по долинам. Порой дуновение ветра нарушало плавность его течения, заставляя туман уплывать по небу серебристыми длинными языками, прорывая его кисею, и тогда в прорехах, возникало далеко внизу мерцание залитых солнцем олив или окруженное павлиньим ореолом пятнышко морской синевы. Камни и траву покрывала липкая, теплая влага.

-- Странная штука, -- после долгой паузы сказал Мартен. -Я это часто замечал. Если я не занят как следует делом, в голову обязательно лезут женщины. Хотелось бы мне получше говорить на латыни, или даже на итальянском. Не то чтобы я тогда ухлестывал за ними с утра до вечера. Мне и без этого дел хватает. Взять хотя бы мой каталог минералов, я только-только до середины дошел. Но по правде сказать, их здесь раза в два меньше, чем я ожидал, то есть заслуживающих внимания.

-- Минералов?

-- Женщин. Оказалось, что иностранки меня как-то не очень волнуют. Правда, есть тут одна...

-- Продолжайте.

-- Странный вы малый, Фиппс. Вам вообще-то на баб случалось заглядываться? По-моему, у вас задатки святого. Надо с этим бороться. Без пороков и жизнь не в жизнь. Вы посмотрите на себя со стороны, денег у вас куча, а вы забились в комнатушку на задах второсортного отеля и поднимаетесь каждое утро в пять часов, потому что имеете склонность допоздна залеживаться в постели. Это вы таким способом плоть умерщвляете, что ли? У вас и душа наверное есть, а? Избавьтесь от нее поскорее. Душа! С сотворения мира каждый, у кого в голове шаром покати, цепляется за это несчастное слово. Вы совсем как один малый, которого я знавал в Ньюкастле. Вы не представляете, какой это был осел. Съехал на евгенике и только и знал, что талдычить о Граде Прекрасных, в котором все будут жить обновленной духовной жизнью, что твои призовые овцы. Кругом чистота, душевность и сплошь чистые мужчины и женщины. Этакий был безмозглый теоретик, пока за него не взялась одна дамочка, -- совсем, знаете ли, из другого теста особа -- и уж она-то снабдила его пищей для практических размышлений. Вот и с вами то же самое будет, Фиппс. Я просто вижу, как к этому дело идет.

-- Я в последнее время занимался самоанализом. И нашел в себе излишек романтичности.

-- Что вы называете романтичностью?

Денис некоторое время размышлял, потом ответил:

-- Это когда человек видит в обыкновенных людях, в заурядных событиях и предметах поразительные качества, которыми они вообще-то не обладают. Когда он смотрит на девушку и невольно думает, что подобной ей на земле больше нет.

-- Слишком умственно для меня. Но последняя фраза меня порадовала. То есть порадовало, что вы ее произнесли. Она показывает, что у вас, возможно, имеется кое-что получше души.

-- Что именно?

-- Тело. Послушайте, Фиппс, вы не поверите, но я тоже иногда впадаю в романтическое настроение. Я могу быть таким романтиком, что только держись. Но не наедине с собой.

-- Хотел бы я посмотреть на вас в таком состоянии, -сказал Денис. И, рассмеявшись, добавил: -- И говорите вы тогда, разумеется, на латыни?

-- Да уж наверное хотели бы, -- ответил ученый. -- Хотя, если учесть, при каких обстоятельствах я становлюсь романтичным, вам это навряд ли удастся. С другой стороны, как знать? Чем черт не шутит!

Денис подобрал еще один камень. Он внимательно осмотрел его, но затем принялся рассеянно вертеть в ладонях. Наконец он заметил: