Черта: прогулка по грани - Мария Захарова

— Ты прав, — протянула девушка, сделав еще один глоток. — Не поверю.

— Зря, — просто ответил оперативник, помахав гордости на прощание.

Или это не гордость?

Корягин нервничал, и чем дальше, тем сложнее становилось держать себя в руках и скрывать взвинченное состояние от жены. Ему требовалась разрядка, и желание "подправить" костяшки постепенно перерастало в манию с трудом сдерживаемую.

После его отлучки в театре, Зоя не сказала не слова, оставляя за мужем право поделиться, впрочем, как всегда. И за это Семеныч тоже боготворил свою половинку — за ежеминутное понимание.

— Вить, точно все хорошо? Все в порядке? — поинтересовалась Зоя, пальцами ощущая напряжение бицепса на мужском плече.

— Все хорошо.

Он ответил, вот только Зоя не поняла на что. Она и спросила-то неоднозначно, не ясно о чем, а он ответил еще более неопределенно. Женщина печально вздохнула, но настаивать не стала. Захочет, поделится — такова была ее позиция, еще ни разу не подводившая.

Услышав горестный вздох, Корягин скривился, но объясняться все же не стал. Не мог он ей сказать, почему настроение резко упало, не хотел растаивать еще больше. Ведь не работа была причиной расстройства, не Макаренко, хоть и внес свою лепту, а его собственная несостоятельность. Корягин бесился от того, что не в состоянии разобраться со всем этим собственными силами, что у него нет времени уделить должное внимание неожиданной проблеме, которая, по сути, и внимания не заслуживает — ибо проста и банальна. Он даже Мару набрал, прежде чем передумал и дал отбой. Говорить при Зое о своих проблемах явно не та глупость, на которую Виктор способен, пусть даже в состоянии крайнего расстройства.

Поиграв с нервами в "кто — кого", Семеныч одержал убедительную победу, успокоившись, и даже нашел некую положительную сторону.

— Зой, мне на днях уехать придется, — признался Корягин жене. — Пока не знаю на сколько. Во Введенском проблемы возникли. Хочу сам посмотреть.

Вот она почти правдивая причина "командировки", которую Виктор так долго искал. Ему до боли претило обманывать жену, но и сказать всю правду, он не мог. Прекрасно зная чувствительную натуру Зои, склонную к преувеличению, мужчина боялся, что она изведет себя, услышав о больнице и его сердечных неполадках, которые, между прочим, еще не выявлены.

— Думаю, на недельку застряну, может меньше, — продолжил Корягин, размышляя, сколько его продержал в клинике. Он надеялся, что не долго.

— Вот ведь зараза, умнеет на глазах! — с усмешкой пожаловался он своему отражению, чокнувшись с самим собой. — Такую свинью подложил. Молодец!

Расправившись с содержимым двух бутылок, немного поостыв в процессе, мужчина вынужден был признать, что его переигрывают. Причем, очень по хамски. Его соперник обошел давнишний договор о одноразовом использовании, связав ему при этом руки крепче некуда. Он даже приблизиться к этой гадалочке не мог, так как она была зачата в процессе разыгрывания одной из предыдущих партий, и, по сути, являлась результатом его вмешательства.

— Вот ведь поганец. И как додумался? — попенял он своему оппоненту, празднующему промежуточную победу в другом месте. — Посоветовали что ль?

Устроившись в любимом черном кресле, он, закусив губу, наблюдал за своей главной фигурой, размышляя, как бы еще подтолкнуть ее в нужном направлении. К месту действия он ее уже практически доставил. Скоро. А вот к процессу пока не подготовил.

— Сопротивляется, зараза, — констатировал он, видя внутреннюю борьбу и соревнование желаний с принуждением.

По условиям он не мог ее заставить, только направлять, подталкивать, а выходило не очень. За все время только с одежонкой и разобрался, да и то не полностью.

— Надо бы поднажать, — решил он, опустошая бокал. — И побыстрее.

16

Преодолевая дрожь в конечностях, Тамара заставила себя подняться и включить свет. На этот раз ей досталось сильнее. Царапины на бедре изувечили кожу глубокими и рваными бороздами, из которых сочилась сукровица.

"Шрамов конечно не останется, но неприятные ощущения на несколько ближайших дней мне обеспечены", — решила девушка, осторожно ощупывая пострадавшее место.

Сегодня ее любимица приложилась от души, но Мара не жаловалась, скорее испытывала благодарность к проявившей сознательность кошке. Ей необходимо было проснуться, потому что сон ужасающе походил на реальность. Даже сейчас, разбуженный вмешательством Джун рассудок еще не отпустили испытанные в забытьи ощущения, и мозг продолжал посылать тревожные сигналы нервным окончаниям.

Тяжело вздохнув, Тамара оставила в покое ногу и прошла на кухню. Половина третьего утра, воскресенье, спи сколько душе угодно, но возвращаться в кровать девушка не хотела. И знала почему.

Страшно. Страшно вновь потерять контроль над своим телом, и оказаться затянутой в сновидение подобного рода. Кому-то может они и нравятся, а ей нет.

— За что мне это? — сокрушенно посетовала Мара, горестно качая головой.

Запалив конфорку, Тамара наполнила чайник и поставила на плиту. Чашка крепкого, горячего кофе именно то, что доктор прописал. Или два, чтоб уж наверняка отпугнуть желание смежить веки. Кофеин — ее извечный союзник в борьбе со сном.

Зябко поведя плечами, она скрестила руки на груди и окунулась в темноту ночи за окном, стараясь не обращать внимания на смутное чувство тревоги, укоренившееся в душе.

Когда-то Мара любила ночь, бредила ее невесомыми ласковыми объятьями, считала ее до безумия романтичной и красивой. Россыпь мерцающих звезд на небе — огоньки душ, наблюдающих за ней откуда-то сверху. Плутающая тропинка млечного пути, убегающая в неизведанные страны, зазывая отправиться вместе с ней в невероятное путешествие. Острые края месяца, зацепившегося за небосвод, балансируя на которых, танцевал Маленький принц.

Когда-то ночь была сказкой. Когда-то… Но не сейчас.

Благоговение прошло с началом припадков, погрузивших ее во мрак, а теперь эти сны, пугающие и возбуждающие одновременно, будоражащие своей развязностью, окончательно лишили ночь сказочности.

Она сглотнула, представив себя на красных простынях, извивающуюся, жаждущую прикосновения чьих-то рук. Светлые пряди волос разметались по шелку наволочки, спина выгнута, острые вершинки груди устремлены к небесам в ожидании нежности, глаза подернуты дымкой желания, а губы шепчут — приди ко мне.

Этот шепот… Он не ее.

Девушка вздрогнула и тряхнула головой, прогоняя наваждение. Даже вспоминая увиденное во сне, она чувствовала, как приятное томление ожидания пробегает по коже, заставляя трепетать.