Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - Сергей Брилёв

Итак, спор Франции и Испании завершён: Париж Мадриду острова вернул. Но теперь возникает ещё и Британия. И ещё несколько лет на островах опять «двоевластие». Британцы — на западных Фолклендах, испанцы — на Мальвинах восточных. Очень важный политический момент для будущих споров: «испанский» губернатор островов представлял Испанию не напрямую, а назначался генерал-капитаном в Буэнос-Айресе. То есть острова считались составной частью не самой Испании, а её колонии Рио-де-ла-Плата, большая часть которой потом превратится в Аргентину. Впрочем, очень скоро британцам будет не до Южной Атлантики и не до Южной Америки. Их тогдашний приоритет — Америка Северная, где на английского короля Джорджа идёт президент Джордж: Джордж Вашингтон поднимается на короля Джорджа, Георга III[33].

На счету — каждый штык, и британцы решают, что содержание гарнизона в какой-то Южной Атлантике, на каких-то Фолклендах — неоправданная роскошь. Покидая острова, британцы в 1774 году оставляют там свою «мемориальную табличку» с указанием о принадлежности этих земель британской короне. Но знают, что назавтра эту табличку сроет оставшийся на соседнем острове испанский губернатор. Тем временем британские колонии в Северной Америке — уже независимые Соединённые Штаты. И вот уже и бывшие испанские колонии у Рио-де-ла-Платы — не колонии, а независимые Соединённые провинции. А на Фолклендах после падения испанских колониальных властей нет вообще ничьей власти. До тех пор, пока вокруг Крайнего Юга не разворачивается новая «гонка первооткрывателей».

В том же году, в котором моря у Антарктиды бороздят россияне Беллинсгаузен и Лазарев, к Мальвинам пристаёт аргентинский фрегат «Эроина» под командованием... американца. Всё-таки вездесущие «янки» уже и тогда были глобальным народом, полагая себя уникальными специалистами во всех областях и с самого начала забираясь даже и в самые удалённые уголки планеты. Вот и одно из первых тому подтверждений: от имени Аргентины именно капитан-американец провозглашает острова составной частью новой республики.

История дальнейшего «хозяйственного освоения» спорного архипелага живо напоминает историю «разводок», которые будут применять в недавние девяностые олигархи в России. Назначенный на острова аргентинский губернатор смог заехать туда только со второй попытки. В первый заезд его так и не пустил окопавшийся там разношёрстный «интернационал» лихих людей. Но с этими «отмороженными» вдруг смог договориться некий Луи Берне: француз, у которого оказывается и аргентинское гражданство. За эту «спецоперацию» этот пронырливый аргентинский «агент» получает от Буэнос-Айреса освобождение от уплаты каких-либо налогов (кроме отчислений на содержание самих властей) и фактически монополию на освоение богатств архипелага. Тогда это была ещё не нефть, а шерсть овец и шкуры коров и тюленей. Но тоже деньги. Особенно в руках ловкого человека.

Но и этот явно очень ловкий человек совершает ошибку, которая ведёт к череде политических скандалов и уже в очередной раз превращает архипелаг в гордиев узел интересов сразу нескольких держав. Ошибка заключается в том, что наш франко- аргентинский герой взял под арест за браконьерство и отправил под суд в Буэнос-Айрес капитана... из тех же США. Американцы уже тогда такого надругательства над своими гражданами не терпели. Никаких информационных агентств ещё нет, но уже есть «океанский телеграф»: когда новости передают из уст в уста и распространяются они не хуже. О событиях на островах узнаёт капитан американского военного корабля «Лексингтон», который в тот момент оказывается в Буэнос-Айресе. Он отправляется туда, чтобы... разрушить укрепления Берне и объявить острова в очередной раз свободными от какого-либо правительства.

Аргентина и США долго спорят о том, кто больше не прав. И тогда под шумок у берегов Фолклендов вновь появляются британцы. Они-то и разрубили на этот раз американо-аргентинский гордиев узел.

С одобрения кабинета к Фолклендам идут корабли «Клио» и «Тайн». Начальник экспедиции Онслоу начинаете восстановления старого британского форта, а 2 января 1833 года бросает якорь напротив бывшего испанского, а ныне вроде как аргентинского Пуэрто-Соледад. Уже через три дня аргентинцы вынуждены паковать чемоданы, и до 1982 года они будут рассуждать о Мальвинах только теоретически.

За почти 150 лет вялотекущих споров стороны наизусть выучили позиции друг друга. Ну, например, в Лондоне отмечали, что ещё когда на острова отправился «аргентинский француз» Луи Берне, британский временный поверенный в Буэнос-Айресе направил аргентинцам протест и повторил претензии на архипелаг. А ещё в Лондоне любили подначить Буэнос-Айрес ссылкой на сведения о том, что следующего после Берне губернатора «убивают мятежные гаучос»: то есть на архипелаге действительно было полное безвластие. Правда, до всех этих событий Лондон подписывает с Буэнос-Айресом договор о дружбе, торговле и мореплавании, в котором никакой ссылки на Мальвины или Фолкленды не было. На это, в свою очередь, указывают историки в Аргентине.

Впрочем, есть у британцев и самый важный аргумент. По состоянию на день аргентинского вторжения, под властью британской короны этот край уже 149 лет. Эта британская колония старше многих независимых стран соседней Латинской Америки. А это, конечно, Америка не латинская. Что до войны и давало Лондону все основания дальнейшие переговоры о будущем архипелага забалтывать[34]. В канун войны в Лондоне, может, и обидели фолклендцев новым законом о гражданстве, но «келперы» (как называют себя фолклендцы) и после этого ни в какую Аргентину не хотели. Всё, что в местном сленге напоминает о влиянии Аргентины, это слово «кэмп» (так на Фолклендах называют сельскую местность, а это прямая производная от испанского «кампо», то есть «поле»). По сути, на удалённых Фолклендах только ещё более выпуклыми становились особенности островного характера самой Великобритании. Что я имею в виду, как человек, который сам много лет провёл в Соединённом Королевстве? Зная о британцах не понаслышке, я, конечно же, давно не считаю их никакими консерваторами: времена чопорных викторианцев Чарлза Диккенса и Артура Конан Дойля давно прошли. И всё-таки есть вопрос, в котором британцы проявляют ещё какой консерватизм! И этот «вопрос» — свободолюбие, обострённое чувство неприятия любых посягательств наличную свободу.

В этой связи — забавный случай, который произошёл со мной в один из моих первых авиаперелётов по Соединённому Королевству: из Лондона в Белфаст. Дело было до 11 сентября и британского 7 июля, и никаких документов при полётах внутренними рейсами показывать было вообще не нужно. Но этот полёт предстоял в тогда ещё неспокойную Северную Ирландию, и при посадке пассажиров уже до 11 сентября просили показать какой-нибудь документ. Я было показал пресс-карточку с фотографией и надписью о том, что 24 часа в сутки мою личность может подтвердить Скотленд-Ярд. Служащая аэропорта повертела-повертела этот серьёзный документ и спросила, нет ли у меня водительского удостоверения. У меня в тот момент действительно были уже и британские права. Когда я показал их, девушка мне и говорит: «Вот теперь я вижу, что вы тот, за кого себя выдаёте». Забавно то, что на правах-то фотографии как раз не было. Ещё и в середине 90-х это считалось в Британии нарушением прав человека. Собственно, права с фото до сих пор выдаются только по желанию. Вот и на Фолклендах наибольшее возмущение «келперов» вызвало то, что аргентинские оккупационные власти заставили «келперов» носить с собой удостоверения личности! А уже в первые часы после вторжения Буэнос- Айрес перевёл Мальвины на своё континентальное время и правостороннее движение! Это британцам сразу напомнило о том, как с Гринвича на Берлин и на правостороннее движение перевели другие их острова: Джерси и Гёрнзи в Ла-Манше, которые во Вторую мировую оккупировал Гитлер.

Такова история. То ли, кстати, ещё будет, когда дело дойдёт до «вдумчивого анализа» истории всей Антарктики! Там все будут спорить со всеми. И достаточно будет одной провокации (как это и было с Фолклендами в 1982 году), чтобы запустить необратимую логику сползания от споров дипломатов к настоящей войне. И опять же, как это было в 1982 году, даже и в двустороннем англо-аргентинском споре сразу возникнут «сочувствующие».

...После того как наш с Дейнекиным самолёт (теперь уже военно-транспортный «Геркулес») сделал круг почёта над мысом Горн и развернулся в сторону «столицы чилийской Антарктической провинции» на острове Наварино, чилийцы опять подходят к Дейнекину, просят вынуть беруши и через меня объясняют, что сейчас всех будут по очереди подводить к единственному иллюминатору Хотят показать нечто очень важное. Внизу — какой-то дежурный пролив и россыпь пустынных островков. Перекрикивая шум моторов, спрашиваю у наших чилийских «гидов»: