Моя служба в старой гвардии. Война и мир офицера Семеновского полка. 1905–1917 - Юрий Владимирович Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Форма в караул полагалась «караульная», то есть переводя на обыкновенный язык, зимою для солдат: шинель с барашковой шапкой (впоследствии с кивером), пояс с медной бляхой с орлом (в первых трех батальонах белый, в четвертом черный), один подсумок с пачкой «караульных» патронов (15, три обоймы) и, разумеется, винтовка. Смотря по количеству градусов мороза, полагались башлыки. Для офицеров: та же шапка, мундир с погонами, при шароварах и высоких сапогах, пальто, поверх пальто шашка и револьвер в кобуре со шнурком, который надевался через голову, под воротник. До введения «походных мундиров», при которых полагались желтые перчатки, в строю перчатки у офицеров и зимой и летом были всегда белые и непременно замшевые. В караулы поверх мундира офицеры надевали обыкновенно летнее легкое пальто. В тяжелом драповом пальто в караульном помещении было слишком жарко.
В одиннадцатом часу приходит хорошо выспавшийся, что не часто случается, начальник команды. Во всю силу легких кричу: «Смирно! Господа офицеры!» Момент торжественный. У всех, кто в шапке или фуражке, рука не подносится, а взлетает к головному убору. Все остальные, включая и господ офицеров, замирают в идеальной стойке, чуть подавшись корпусам вперед. Тишина такая, что если бы было лето и мухи, слышно было бы, как они летают. Дежурный подходит с рапортом. За два шага встал, с отчетливым приставлением ноги, взмахнув рукой под козырек, и начал, не крича, но так, что слышно во всех углах, по всему помещению:
– Ваше высокоблагородие, в полковой учебной команде за время моего дежурства никаких происшествий не случилось.
Начальник команды Алексей Матвеевич Поливанов (для офицеров просто Матвеич, да и для чинов неофициально тоже), небольшого роста, плотный, с бульдожьей физиономией. Новое темно-серое летнее пальто, тонкие, высокие лакированные сапоги со множеством складок, ремень, портупея, шнур, все с иголочки, все блестит. Рука в белой перчатке с оттопыренным большим пальцем слегка вздрагивает у барашковой шапки.
Раз, два… Дежурный отступил в сторону, дал дорогу.
– Здравствуй, Еременко!
– Здравия желаю, вашесродие!
Из канцелярии вышел фельдфебель Яков Емельянович Серобаба и остановился у дверей.
– Здравствуй, Серобаба!
Яков Емельянович отвечает обыкновенным голосом, не крича, с достоинством, по-фельдфебельски. Он в караул не идет и сегодня будет отдыхать.
– Здорово, братцы!
Рассыпанные по всему помещению 120 человек, все как один, подхватывают, ускоряя к концу:
– Здравь жлаем, вашсокродь!
Обыкновенно полагается обойти и окинуть хозяйским глазом все помещения команды. Процессия подвигается в таком порядке: в голове Матвеич, за ним офицеры, тут же Серобаба, замыкает дежурный.
Но сегодня Матвеич бросает:
– Продолжайте! – и проходит прямо в канцелярию.
Нужно кинуть последний взгляд на «постовую ведомость», то есть посмотреть, чтобы те часовые, которые в прошлый раз стояли на наружных постах, теперь попали бы на внутренние, еще раз проверить парных часовых и т. д.
Наконец все готово, и за пять минут до начала развода (11.15) караулы выводятся на двор 3-го батальона. Все вытягиваются в линию. На правом фланге музыка, за ней главный караул, за ним Аничков дворец, а за ним Государственный банк.
В столичном городе Санкт-Петербурге плохих караулов вообще не было. Но и хорошие имеют разные степени. Так вот, караул от учебной команды Семеновского полка был всем караулам караул, такой, что лучше не бывает. Люди статные, красивые, сытые, здоровые, лицом приветливые, веселые, отлично выучены, но отнюдь не затурканы, одеты с иголочки… Не только винтовку каждого можно было разобрать до последнего винтика и все окажется вычищено и смазано, но каждого человека можно было тут же раздеть догола, и все на нем будет вымытое, чистое, здоровое и все на своем месте. Совершенно так же, как нас самих, бывало, в корпусе жучили воспитатели за непромытые уши, грязную шею или неостриженные ногти на ногах, так и мы, офицеры, в этих делах не давали нашим ученикам ни пощады, ни спуску. Одних ножниц в команде имелось по четыре пары на взвод. Единственно, чего не чистили, – это зубов. До такой высокой ступени цивилизации в наше время еще не дошли. В 21 год у людей, потребляющих здоровую пищу, зубы редко бывают плохие. Кроме того, сохранению их помогал ржаной хлеб, 3 фунта в день на человека. Потрешь зубы ржаной корочкой, они и блестят.
Приблизительно в 11.15 дневальный в воротах 3-го батальона, который знает свое дело, поворачивается к начальнику Главного караула и, взяв руку под козырек, докладывает: «Вашесродие, несут…»
Это обозначает – несут знамя. Действительно, через полминуты в воротах показывается держащий под козырек полковой адъютант, а за ним в трех шагах знаменщик, со знаменем на плече.
Завидев знамя, старший караульный начальник выходит для командования и командует: «Под знамя… слушай, на краул!»
Все берут «на караул», и офицеры салютуют шашками. Музыка играет первое колено полкового марша. Знаменщик становится на свое место, между старшим караульным начальником и музыкой, и поворачивается лицом к фронту. Адъютант уходит. На сегодня его работа кончена.
Теперь караулы со знаменем и с музыкой ожидают дежурного по караулам, который будет производить «развод с церемонией». Дежурный по караулам никогда не опаздывает. Не успело знамя стать на место, как в воротах показывается он сам.
Завидев начальство, начальник Главного караула выходит для командования и, став лицом вдоль фронта, командует: «Для встречи справа, слушай, на кра-ул!»
Раз, два… взяли на караул. Со вторым счетом по всей линии головы не повернулись, а вскинулись направо. В такт блеснули офицерские шашки. Музыка снова гремит полковой марш.
Дежурный по караулам, будущий герой Опатова[14]и георгиевский кавалер, а тогда просто знаменитый стрелок (13 императорских призов) полковник Левстрем здоровается, обходит фронт, отходит на середину и становится шагах в пятнадцати впереди, лицом к караулам.
Караулы берут «к ноге». Музыка начинает играть коротенькую, красивую музыкальную вещицу в разных темпах, – наш полковой развод с церемонией. Все слушают ее, стоя смирно.
Музыка кончила играть. Дежурный по караулам громко говорит: «Караульные начальники на середину!»
Все караульные начальники берут под козырек и выходят на середину, выстраиваются в ряд в двух шагах перед дежурным.
Всем им он раздает запечатанные конвертики, куда вложена бумажка с паролем на этот день и на следующий. Пароли изготовлялись в Комендантском управлении и рассылались по полкам накануне. В мое время с этим делом все шло гладко, но кто-то из старых
