Князь Рысев 3 - Евгений Лисицин

Я ничего не ответил, лишь закусил губу. Диалог с Кондратьичем, откладываемый раз за разом, снова напомнил о себе колокольчиком.

Поговори, мол, со стариком о прошлой жизни, пока окончательно не попал впросак.

Ночной Петербург встретил нас все той же свежестью и так и не унявшимся дождем. Грозовые тучи оплакивали случившийся в «Сплюше» погром и горевали о порушенном детском счастье.

Машина Слави как будто испарилась — я уж было испугался, что возвращаться в офицерский корпус придется на своих двоих. Но ангел и бровью не повела — автомобиль, словно по мановению волшебной палочки, соткался из небытия. Я уже говорил, что бэтмобиль по сравнению с этим чудом техники отсасывал с проглотом? Если нет, то вот — говорю.

Мне вспомнилось, как я лихорадочно пытался отыскать тельце Неи, но Славя велела мне перестать. Живой солнечный лучик возродится — может быть, не сразу, но вернется ко мне через пару дней. Или не вернется — говоря это, ангел спрятала хищную ухмылку ладонью.

Я усадил Менделееву на заднее сидение, плюнулся с ней рядом. Славя сначала не сразу оценила мой душевный порыв, но тут же сообразила, что оставлять без присмотра нашу... честно признаться, в каком сейчас статусе была Катька, я не знал, но хотел, чтобы ее руки были у меня на глазах.

Мало ли.

Славя явно не питала к полуобнаженной девчонке теплых чувств. Но там, где Майя изошла бы огнем от ненависти, а Алиска бы давно пустила в ход звериную ярость, она лишь вздорно задрала нос, усаживаясь за руль.

— Куда мы? — Катька спрашивала не из чистого любопытства, просто желала знать свою судьбу. Она словно заразилась от Слави равнодушием и лишь согласно кивнула, когда я сказал, что мы отвезем ее до дома.

Скажи я ей, наверное, что везу ее на пыточную плаху, она ответила бы точно так же.

Я рассматривал лежащий на ладони шеврон. На нем был изображен горный, покрытый шапкой снега каскад.

Бросив взгляд в окно, ощутил, как меня не покидает нехорошее ощущение разрухи, которую я непременно оставляю за собой. Где бы мне ни довелось появиться — в бедняцком квартале или магазине игрушек, — везде оставались руины. Как, наверное, «обрадуется» хозяин этого магазина...

Страх был занят совершенно иным делом — он подначивал воображение рисовать картины того, как назавтра «Сплюшу» оккупируют следователи всех мастей и непременно выйдут на мой след.

Менделеевы заплатят за ущерб, в этом я не сомневался, а вот моя доля долго могла сломить не один крепкий хребет, не говоря уже о моем.

— Здесь направо. — Катька, словно всю жизнь мечтала быть штурманом, указывала дорогу к своему дому. Славя рулила ничего не отвечая. Я хотел было возразить — ехать сейчас к Менделеевым ничем не лучше самоубийства. Константин наверняка запомнил свое унижение, и я уверен, что в его белобрысой голове зрели планы жуткой мести. А тут я сам, на блюдечке и с голубой каемочкой, прямо к ним в руки...

Спокойствие Слави оказалось заразительным. Я проглотил слова предупреждений, расслабился в своем кресле. Здесь и сейчас я под защитой ангела. Решаться ли они всем родом напасть на дочь небес?

Ну, для Катьки это не стало преградой...

Сегодня оказался день больших разочарований. Начавшийся с урока фехтования вместо чистописания, он норовил закончиться мерзкой пакостью. Ожидал, что бродяги Старого Хвоста привезут тебя к грязной подворотне? А получил почти что боксерский ринг. Думал, что балующиеся ангельским письмом паршивцы выберут укрытием старый склад? Узри же перед собой стройные ряды игрушек.

Где должна жить Менделеева, я представлял слабо. Инквизатории вон оккупировали библиотеку. Не иначе как семейство алхимиков должно было проживать где-нибудь поближе к лабораториям.

А приехали мы к самому обычному доходному дому. Кирпичный фундамент, деревянные стены, резные рюшечки на окнах да облупленная краска. Напавшая на роскошь дома Тармаевых семья, кажется, презирала достаток.

Я поискал глазами в небе какой-нибудь намек на дирижбомбиль — ну мало ли? Живет в нем, а доходный дом так, лишь ступеньки.

В воздухе плавали только почерневшие барашки облачков. Кучные грозовые стада излили свою печаль вечерним дождем и теперь спешили прочь — дабы не закрывать собой прелесть ночной хозяйки, луны.

Алхимичка толкнула меня кулачком в плечо, будто желая пробудить ото сна.

— Идем.

— Что? — Я как будто ее не понял. Или понял, но не так, чтобы уж хорошо.

— Тебе завтра надо вернуться в офицерский корпус. Пойдешь в этом?

Моя одежка сейчас напоминала что угодно, кроме формы офицеры. В самом деле, в такой появляться на людях, да еще и у Николаича было бы грешно.

Славя бросила на меня недоуменный взгляд, будто вопрошая — я в самом деле достаточно глуп, чтобы сделать нечто подобное?

Кажется, в самом деле, ибо я потянулся к ручке двери.

— Ты уверен? — Славя бросила на меня еще один взгляд. Видимо, у нее были планы на меня и на этот вечер.

— Если пойдешь, я попробую достать для тебя информацию о заказчике. Если же нет... — Ее глаза сверкнули обидой. Мой отказ, говорил ее взгляд, тут же станет жирной точкой в нашей маленькой хлипкой дружбе.

— Все будет хорошо. — Мои слова прозвучали насквозь фальшиво. Славя утопила педаль газа сразу же, едва я захлопнул за собой дверцу, уносясь в ночную мглу навстречу своим обидам.

Надо, сказал я самому себе, будет заскочить к ней как-нибудь. С презентом.

— Идешь? — поторопила меня Катька, открывая дверь подъезда.

Глава 12

В ее квартирке было одновременно тесно и скучно. Никаких шипящих колб, склянок и реторт.

Вместо всего этого здесь царили унылого вида фигурки. Несчастных долго и старательно изворачивали, стараясь придать им неестественность формы. Словно Менделеева в своей жажде доминирования издевалась над невольно послушными игрушками.

Еще чуть-чуть, и мне казалось, что я обязательно обнаружу марионетку со своим лицом. Стало немного не по себе, неприятный холодок пробежал по спине.

Вспомнились все угрозы Катьки сделать меня крошечным — и, кажется, теперь я знал, откуда у нее столь забавные фантазии.

Оказаться в ее неловких пальчиках беспомощной фигуркой хотелось меньше всего.

Словно мне нечем больше заняться, я представлял, как она распахивает свой шторный халат, обнажаясь во всей красоте, а в меня уже летит хрупкая склянка, наполненная какой-нибудь мерзкой дрянью. Голой я ее уже видел в магазине игрушек — но ведь как-то же