Отдел убийств: год на смертельных улицах - Дэвид Саймон

и Джей Лэндсман. Он смотрит через маленькое оконце двери в большую комнату. Окно из проволочного стекла – одностороннее: лица Лэндсмана изнутри кабинки два на три метра не видно; и само окно кажется почти металлическим – нечто среднее между сталью и непрозрачным стеклом.

В его обрамлении сидит старик с южной стороны Ньюингтон – предположительно, узнавший об убийстве раньше всех в квартале. Вот он, их новый подозреваемый, во всей красе – прожженный алкоголик, застигнутый где-то на протоптанной дорожке между «Тандербердом» и «Кольтом 45», ширинка расстегнута, пуговицы замызганной рабочей рубашки продеты не в те петли. Берт Сильвер не тратила время на презентабельный вид.

Сержант смотрит, как старикан потирает глаза и разваливается на металлическом стуле, потом наклоняется вперед, чтобы почесаться в тайных запретных местах, о которых даже Лэндсману думать не хочется. Хоть его выдернули из ступора и бардака меньше часа назад, он уже проснулся, терпеливо ждет в пустой кабинке, размеренно и хрипло дышит.

А это само по себе плохой знак, явно противоречащий Четвертому правилу в руководстве убойного, которое гласит: невинный человек, оставшись один в допросной комнате, будет бодрствовать, потирать глаза, таращиться в тонкие стены и чесаться в темных запретных местах. Виновный, оставшись один в допросной, засыпает.

Как и большинство теорий о допросной, правило о спящем подозреваемом не универсальное. Некоторые новички, еще не привычные к неизбежному стрессу преступления и наказания, склонны болтать без умолку, потеть и вообще доводить себя до тошноты до и во время допроса. Но Лэндсман точно не видит поводов радоваться тому, что старик с Ньюингтон-авеню, пьяный, растрепанный и выдернутый посреди ночи из постели, все равно не желает считать свое нынешнее состояние анестетиком. Сержант качает головой и возвращается в офис.

– Блин, Том, он выглядел лучше, когда мы его еще не привезли, – говорит Лэндсман. – Мне сложно представить его кем-то страшнее обычного забулдыги.

Пеллегрини согласен. Появление старика в убойном и почти немедленный отказ Лэндсмана считать его за подозреваемого – это финальная стадия в превращении из стареющего алкоголика в подозреваемого по делу о детоубийстве и обратно в безобидного синяка. Это лихорадочная трехдневная метаморфоза, о которой сам старик остается в блаженном неведении.

С момента, когда хозяйка забегаловки на Уайтлок-стрит впервые назвала его имя Лэндсману и Брауну, все выглядело неплохо.

Во-первых, он сказал ей про убийство ребенка в девять утра в четверг – раньше, чем детективы освободили место преступления, – и при этом странно себя вел. Откуда он мог об этом знать? Да, престарелая чета из дома 718 рассказала соседям о находке перед тем, как вызвать полицию, но ничего не указывает на то, что они разговаривали с соседом через улицу. К тому же детективы почти сразу разогнали зевак из переулка за Ньюингтон – раз старик жил на южной стороне улицы, он вообще не должен был видеть тело.

Потом еще обвинения в изнасилованиях без записи о судимости или приговоре – давние, но все же. Подняв материалы в Центральном архивном управлении, детективы обнаружили, что одной из жертв была маленькая девочка. А еще старик жил один, и его квартира находилась в одноэтажном доме в квартале 700 по Ньюингтон – в двух шагах от места, где оставили труп.

Может, и натяжка. Но Лэндсман и Пеллегрини знали, что с момента обнаружения тела прошло уже четыре дня, и других зацепок у них не осталось. Первого и лучшего подозреваемого – Рыбника – уже привозили в центр два дня назад, но его допрос ничего не дал.

Рыбник как будто не проявлял интереса к смерти девочки, когда-то работавшей в его магазине. А также не проявлял интерес к тому, чтобы точно назвать свое местонахождение во вторник и среду. Преодолев потерю памяти, он назвал алиби на вторник, на время исчезновения Латонии Уоллес, – дела в другом конце города, которыми он занимался вместе с другом. Проверив алиби, Пеллегрини и Эджертон установили, что на самом деле поездка состоялась в среду, и тут вставал вопрос: умышленно ли соврал подозреваемый или просто перепутал дни? Далее детективы обнаружили, что в среду вечером Рыбник приглашал к себе в квартиру двух друзей поесть курочку. Это, понятно, создавало очевидную проблему: раз вскрытие вроде бы показывает, что Латонию Уоллес похитили во вторник, убили в среду вечером и выбросили ночью в четверг, как бы тогда Рыбник успел съездить по делам в среду днем или готовить курицу в среду вечером? После субботнего допроса Эджертон и Пеллегрини, учитывая количество вопросов без ответа, все еще считали его подозреваемым. Хотя по-прежнему надо было решить нестыковку со временем смерти – установленным исходя из непереваренной еды и отсутствия разложения.

Но в этом деле даже время смерти так же, как все остальное, оставалось подвижной мишенью. Ранее, до облавы в квартире старика, Эджертон оспорил популярное мнение:

– А если ее убили ночью вторника? Ее же могли убить под конец вторника или утром среды?

– Никак нет, – сказал Лэндсман. – У нее только-только прошло окоченение. И глаза еще влажные.

– Окоченение могло пройти и через сутки.

– Ни фига, Гарри.

– Могло-могло.

– Ни фига. Она маленькая, поэтому окоченение прошло быстрее…

– Но на улице холодно.

– Но мы знаем, что перед тем, как перенести ее на улицу, ее держали где-то в четырех стенах.

– Да, но…

– Нет, Гарри, прости, но тут ты облажался, – сказал Лэндcман, достал официальное медицинское заключение и раскрыл на трупном окоченении. – Глаза влажные, разложения нет. От двенадцати до восемнадцати часов, Гарри.

Эджертон просмотрел страницу.

– Да, – признал он наконец. – От двенадцати до восемнадцати. И если от нее избавились часа в три-четыре… получается…

– Середина среды.

Эджертон кивнул. Если ее убили в среду, Рыбник отпадал, и оставалось перенести наверх списка подозреваемых лэндсмановского кандидата – старого алкоголика.

– Ладно, на фиг, – говорит, наконец, Лэндсман. – У нас не было причин его не трогать.

Не было, не считая той, что их подозреваемый и бутылку-то с трудом в руках держал, куда там продержать маленькую девочку в плену полтора дня. Допрос заканчивается, как только они выявляют, что старый пьянчужка услышал об убийстве утром четверга от соседа, а сосед – от женщины из дома 718. Он ничего не знает об убийстве. Ничего не знает о девочке. Даже про свои древние приводы ничего не помнит, кроме того, что был невиновен. И теперь он хочет домой.

Криминалист приносит образцы Эджертона к его столу и проводит тест с лейкооснованием малахитового зеленого красителя: химический анализ, когда образцов касаются ватной палочкой, которая окрасится в синий, если в веществе есть кровь человека или