Прилипалы - Росс Томас

Похохатывая, Делла вернулся к газетам. Потом он найдет, как еще приложить Каббина. Причем побольнее. А для начала сойдет и это.

Микки Делла включился в очередную предвыборную кампанию.

В аэропорту Балтимора Трумен Гофф остановил «олдсмобил торонадо» у входа в здание и повернулся к жене.

— Я вернусь через неделю.

— Хорошенько отдохни.

— Постараюсь. Деньги тебе нужны?

— Нет, хватит того, что ты оставил.

— Тогда я пошел.

— Поцелуй папочку, дорогая, — жена Гоффа посмотрела на дочь, сидевшую на заднем сиденье.

Девочка наклонилась вперед и чмокнула Гоффа в щеку.

— Мне тебя встретить?

Гофф покачал головой.

— Нет, доберусь на автобусе.

— Тогда, счастливого пути, дорогой. И хорошего отдыха в Майами.

Она наклонилась к мужу и тоже поцеловала его в щеку.

— Счастливо оставаться, — он вылез из машины. — До свидания.

— До свидания, — хором ответили жена и дочь.

Гофф вошел в здание аэропорта, зарегистрировал билет и сумку на рейс в Чикаго. До начала посадки в самолет оставалось тридцать минут, так что он подошел к книжному киоску. Долго разглядывал книги в мягкой обложке, пока не остановил свой выбор на вестерне Луи Ламура. Пробежал три первые страницы и две последние, но так и не вспомнил, читал он эту книгу или нет. Какая, впрочем, разница, сказал он себе, дал продавщице доллар, получил сдачу. Читать тот же вестерн второй раз даже интереснее, чем в первый.

В Вашингтоне, на Шестнадцатой улице, примерно в миле от квартиры Микки Деллы, Койн Кенсингтон наливал кофе своему гостю в номере отеля, окна которого выходили на Белый дом. Сидел Кенсингтон на диване, подушки которого прогнулись под его массой. На столике перед ним, помимо кофейника, кувшинчика молока, чашек и сахарницы, стояло большое блюдо с разрезанными пополам консервированными персиками. Разлив кофе, Кенсингтон взялся за бутылку с шоколадным сиропом и обильно полил им персики.

— Я, знаете ли, сладкоежка, — признался он своему гостю, в голосе его слышались извиняющиеся нотки.

— Похоже на то, — не стал спорить гость.

Кенсингтон отправил в рот половину персика в шоколадном сиропе. Довольно улыбнулся.

— Некоторые едят десерт только после обеда, а я и после завтрака.

— У каждого свои привычки.

— Должен отметить, вы очень напоминаете мне вашего отца.

— Благодарю, — чуть склонил голову Ричард Гаммедж Третий, президент «Гаммедж интернейшнл».

— Он тоже старался держаться подальше от политики.

— Это точно.

— Наши пути как-то пересеклись, в конце тридцатых годов.

— Да, отец говорил мне об этом.

— Догадываюсь, он не очень лестно отозвался обо мне.

— Вы правы.

— Но теперь это все в прошлом.

— Да.

— И перед нами совсем другое дело.

Гаммедж посмотрел на толстого старика и кивнул. «Твой дорогой усопший папочка советовал тебе обходить стороной этого ужасного старика, Ричард Третий (так он все чаще называл тебя, видя в этом тонкую иронию, а ирония нынче ценилась на вес золота). Папочка предупреждал, что этот старик умен и очень опасен. Так, наверное, оно и есть, раз он приложил дорогого, далеко не глупого папочку».

— Речь, вероятно, пойдет о деньгах, — заметил Гаммедж.

— Почему вы так решили?

— Потому что вы улыбнулись, мистер Кенсингтон.

— Это, знаете ли, интересное наблюдение, потому что многие люди полагают, что деньги улыбок не терпят.

— И все-таки деньги скорее радуют, чем печалят.

— Знаете ли, я изучаю их всю жизнь.

— Знаю.

— Что такое деньги, мистер Гаммедж?

— Практически?

— Философски.

— Власть? Чувство безопасности? Алчность? Жадность? Война? Предательство?

— Вы на правильном пути, только свернули в сторону отрицательных эмоций.

— Извините.

— Деньги, мистер Гаммедж, это любовь.

— Однако.

— Подумайте об этом.

— Обязательно подумаю.

— Деньги — это любовь. Люди, которые говорят обратное, просто не имеют их в достатке. Но поставьте их перед выбором между принципами и долларом, девяносто девять процентов выберут доллар. Оставшийся один процент — просто дураки.

— Как я понимаю, мы подходим к сути нашего разговора.

— Да, я подумал, что мы можем обсудить сегодня наши дела, раз уж вы все равно прилетели в Вашингтон.

— Мне нужно немного времени, — Гаммедж пожал плечами. — Но никаких трудностей я не ожидаю. Четыреста тысяч будут у меня ко вторнику, остальное — к концу недели.

— Это хорошо, потому что там, — Кенсингтон махнул рукой в сторону Белого дома, — начинают дергаться.

— Мистер Кенсингтон, меня абсолютно не интересует, дергаются они там или нет. Я знаю человека, который сейчас занимает Белый дом. К сожалению, я знаком с ним много лет и всегда находил его одиозной личностью: вульгарным в мыслях, ненадежным в делах, не умеющим вести себя в обществе и абсолютно безвкусным в одежде. Господи, чего только стоят его костюмы!

— Я тоже не голосовал за него, — кивнул Кенсингтон.

— Я согласился координировать сбор денег для Каббина лишь потому, что он представляет собой куда меньшую угрозу для моей компании, чем этот Хэнкс. И, откровенно говоря, с Каббином куда приятнее общаться, разумеется, когда он трезв. К сожалению, сейчас он слишком много пьет.

«Господи, ну и зануда же ты, Ричард Третий», — подумал Гаммедж.

— Как я и говорил, деньги — это любовь, и потребуется много любви, чтобы добиться его переизбрания. А также кое-что еще.

— Не понял.

— Если вы хотите видеть Каббина президентом, вы можете помочь ему и в другом, в немалой степени порадовав его.

— Чем же?

— Я думаю, вы должны организовать комитет.

— Какой комитет?

Кенсингтон улыбнулся.

— Комитет за стабильную промышленность. Задача у этого комитета будет одна: поддержка Сэмми Хэнкса в его борьбе за пост президента профсоюза.

«Он не глуп, — подумал Кенсингтон. — Ему потребовалось пять секунд, чтобы принять решение. Это время ушло у него на то, чтобы обдумать последствия. И отец его был таким же. Умным. Но не самым умным».

— Поцелуй смерти, если искать аналоги в Библии.

— Совершенно верно.

— Вы правы. Каббину это понравится.

— Так вы это сделаете?

— Разумеется.

В малом конференц-зале отеля «Луп» в Чикаго Марвин Хармс наблюдал, как в дверь один за другим входят мужчины. Семнадцать черных, четырнадцать белых. Хармс кивал каждому.

Наконец все расселись на складных стульях. Хармс подождал, пока они откашляются и перестанут шаркать ногами. Поднялся. Подошел к стоящей на подставке черной доске. Взял со столика бумажный пакет. Оглядел свою команду, давая и им возможность полюбоваться его элегантным нарядом: кремовым замшевым пиджаком, синей рубашкой из вываренной ткани, брюками в черно-белую клетку, начищенными черными туфлями. Особенно он гордился рубашкой.

— Вы знаете, кто я такой, — начал Хармс. — Но, на случай, что вы меня забыли, я раздам вам свои визитные карточки.

Держа бумажный пакет в левой руке, Хармс двинулся вдоль рядов стульев, останавливаясь перед каждым мужчиной. Всякий раз его правая рука ныряла в пакет и доставала пять сколотых стодолларовых купюр и листок бумаги с датой и надписью: «Получено 500 долларов от Марвина Хармса за оказанные услуги».

— Просто распишись, — говорил Хармс каждому.

Раздав деньги и собрав расписки, Хармс вернулся к доске.

— Эти пятьсот баксов всего лишь аванс. Вас ждут еще шесть уроков, и вам бы лучше не пропускать их, потому что учиться будем, как в школе, только посещаемость должна быть стопроцентная. Я буду вашим директором и учителем. Я также устрою вам экзамен и, если вы его выдержите, вручу диплом — еще пять изображений мистера Бенджамина Франклина, точь-в-точь таких же, какие вы только что получили. Есть вопросы?

Здоровяк-негр с заднего ряда поднял мускулистую руку.

— Деньги — это хорошо, Марв, но кого нам придется убить, чтобы получить остальное?

Некоторые даже рассмеялись.

— Вам никого не придется убивать.

— Тогда чему же мы будем учиться?

— Умению подтасовывать результаты выборов. И обучение мы начнем прямо сейчас, — с тем Марвин Хармс повернулся к черной доске.

В то воскресенье Дональд Каббин отдыхал. Спать он лег подвыпившим, но спал дольше, чем обычно, и проснулся куда в лучшем состоянии. Во всяком случае, его не мутило. До завтрака он выпил лишь две «Кровавых Мэри», а потом достаточно плотно поел.

Проглядывая «Трибюн», заметил объявление о демонстрации фильма, который пропустил в Вашингтоне, с Джеймсом Кобурном в главной роли. Актер этот Каббину нравился, и он всегда полагал, что критика его недооценивает. Показывали фильм в пять вечера, и Каббин решил устроить семейный просмотр, пригласив жену, сына, а за компанию и Фреда Мура. Фред уже видел фильм, но спорить не стал.