Право на семью (СИ) - Волкова Виктория Борисовна

- Что? – невольно вжимаюсь в спинку дивана. – Что со Степаном?

- Да нормально с ним все, Ира, - улыбается мне Сохнов. Садится напротив на край стола. – Степку немного пригасили на время проверки. Сейчас он очнулся. Только об этом знает узкий круг. Слишком узкий.

- И Юра в него не входит?

- Нет, - категорически заявляет Сохнов. – Он сейчас в панике. Пытается на себя натянуть корону брата. А она спадает.

- Получается, он единственный наследник?

- Нет, есть еще Мария Александровна – его мамаша. Степкина мачеха. Но он к ней очень уважительно относится. Она все финансы компании ведет.

- А его родная мать?

- Умерла, когда ему лет семь было.

Чувствую, как жалость затопляет сердце. Степа, любимый мой, почему ничего не сказал.

«Любимый? – проговариваю вырвавшееся слово и повторяю. – Да, любимый. Я влюбилась в Степана Криницкого, несмотря ни на что».

- Мария Александровна тоже не знает? – уточняю тревожно.

- Никто, кроме нас с тобой и пары человек охраны. Остальных используем в темную. Ну и посмотрим, кто как себя проявит. Юрку вон уже занесло.

- Почему боитесь огласки?

- Крот у нас завелся, Ира. Степка по касательной прошел, - выплевывает каждое слово Петр Васильевич. – Ребята и персонал ему помогли. А иначе бы точно лет на десять определили.

- Везучий, - улыбаюсь сквозь слезы.

- Теперь месяц вам в разлуке прожить придется. Криницкому сейчас лучше дохлым прикинуться. Надеюсь, потерпите, - снисходительно роняет Петя.

- Да, конечно. Спасибо, что предупредили, - встаю с места. На ватных ногах иду к двери.

- Сколько тебе надо времени, чтобы собраться?

- Полчаса хватит, - выдыхаю печально. И поднимаясь по лестницы пытаюсь понять, что делать дальше.

«Но это же Степан к койке привязанный», - думаю, входя в гардеробную. Достаю с полки белье, пару свитерков и широкие трикотажные штаны.

«На месяц мне одежды хватит», - выкатываю из шкафа небольшой чемодан. Туда же летит косметика, лекарства и электронная книга.

«Кажется, все!» - обвожу глазами комнату. Надеваю платье, пальто. И чуть подкрасив губы выкатываю чемодан из комнаты.

Ухожу, не оглядываясь. Такое чувство, что сюда я больше не вернусь. Жаль. Хороший дом. Мы со Степаном были здесь счастливы. Здесь по-настоящему узнавали друг друга, влюблялись.

«Какая разница где? Главное вместе!» - пробегает шальная мысль. Но я не гоню ее, принимая как должное.

- Ты готова? – строго осведомляется Петр Васильевич. – Можем ехать?

- Чемодан надо спустить, - указываю наверх.

- Миша, - отдает распоряжение хозяин дома и упирается в меня внимательным взглядом. – Значит, решила уехать, Ира?

- Я тут не останусь, - кошусь на стоящего чуть в стороне Юру. – Тут небезопасно.

- Да ладно тебе, - морщится тот. – Ну перепсиховал я. Прости. Нужно как-то уживаться, пока Степа не очнется. И ты должна понять…

- Достаточно, - выставляю ладонь, словно хочу отодвинуть прочь нелепого мужчину в мятом костюме. – Я с вами, Юрий Александрович, даже разговаривать не хочу, - направляюсь к выходу.

Сзади посмеиваясь, идет Сохнов.

- А ты зачем приезжал, Юра? – роняет он недовольно.

- Да с этой… с Ирой… поговорить хотел, - ворчит тот. – Теперь пока Степа в отключке, надо думать как выживать. А она тут из себя королеву строит. Все девочка, лафа закончилась, - выдыхает зло.

«Какая еще лафа? Мне от тебя ничего не надо, мальчик!» - опустив голову, закусываю губу. Только бы не закричать в голос. Видеть не хочу эту гниду. Степа в его понимании только впал в кому, а его любящий братец уже открыл рот и пытается проглотить весь пирог. Молчу, боясь себя выдать. Чем дальше я буду от Юры, тем лучше. И мне спокойнее.

Не обращая внимания на глупые разговоры, выхожу на улицу. Вдыхаю свежий весенний воздух и улыбаюсь серым тучкам, из-за которых проглядывает солнышко.

- Правильное решение, - открывает передо мной дверцу майбаха Сохнов. – Тут сложно проконтролировать. А у Юрки крыша точно двинулась. Дорвался мажорик до власти. Ну да это ненадолго. За месяц сильно не нагадит. А там и Степка выйдет.

- А почему вы не вмешались, когда шло следствие? – спрашиваю, когда машина трогается.

- Не мог, - пожимает плечами Сохнов. – Меня в стране не было. – И тут же переводит разговор. – Ты у отца решила остановиться или в Москву вернешься?

- Нет, - мотаю головой и заявляю твердо. – Петр Васильевич, я поеду в Коношу. К Степану. На правах невесты буду находиться рядом с тяжело больным. Надеюсь, его адвокаты выбьют разрешение.

- Крутой поворот, - изумленно крякает Сохнов. - А ты боевая девчонка, Ира, - тянет лениво. Видимо взвешивает все «за» и «против» моего решения. – Отлично придумано, - выдыхает довольно. И я четко замечаю тот момент, когда обычное вежливо отношение ко мне сменяется уважением и восхищением.

Глава 36

-- Ты понимаешь, что он уголовник? Бандит! - сверлит меня злым взглядом брат. - Да будь моя воля, - сжимает кулаки в ярости.

-- Он говорит, что его подставили, - пытаюсь пресечь Борькин поток красноречия.

-- Они все говорят, Ира, - в сердцах роняет брат и добавляет, не скрывая презрения.- Еще ни один не сказал, что сам дурак. У всех кто-то виноват.

-- Я знаю, - в упор смотрю на брата.- Но Степану я верю. Я люблю его , - признаюсь как на духу. И заметив обалделые лица родственников, уже жалею о сказанном.

– Любишь? – вскидывается брат. Подскакивает из-за стола. Начинает нервно ходить по гостиной люкса.- Да на фиг такую любовь, Ира! Свет клином сошелся, что ли? Нашла добренького разбойника. Да никуда ты не поедешь! Хрен я тебя отпущу.

– Почему? Да как ты смеешь?! - охаю в ужасе. На глаза тут же наворачиваются слезы. Неужели брат лишит меня моей собственной семьи? По какому праву?

– Поживешь дома месяц, - машет Борька рукой. Ему плевать на мои слезы.

– Тебе карьера же важнее!- вскрикиваю в голос.

– Прикинь! - нагло ухмыляется криво брат. - Я ее не для того строил, чтобы этот гад мне все поломал. Наверное, в этом его месть состоит. Он обещал поквитаться… А ты, дура, веришь каждому слову. Я же не прошу тебя совсем от него отказаться. Но месяц-то потерпеть можно? Папа, ну хоть ты ей скажи! Она должна…

– Угомонись, Боря, - устало роняет отец. - Вы - взрослые дети и сами давно принимаете решения. И мы с вашей мамой тоже сами решали. Я часто думал и думаю, если бы я тогда не пустил Нину в командировку, мы так и жили бы вместе? Старились. Сидели бы сейчас за одним столом… и как бы сложилась жизнь каждого из нас, будь она рядом?

Губы отца сжимаются в тонкую складку, пальцы до белых костяшек стискивают вилку. А на глаза наворачиваются слезы. У всех нас. Борька отворачивается к окну, папа поднимает лицо к потолку. И лишь я одна не стыжусь слез. Мне можно. Это мужчины не плачут, а все в себе держат. И как живут с этим?

Со всех ног кидаюсь к отцу. Обнимаю. Реву как маленькая девочка. Замечаю сквозь слезы, как широкая ладонь брата ложится на папино плечо. Крепкие Борькины пальцы сжимаются на автомате. А папина ладонь накрывает их сверху.

– Ну-ну, дети, - силится улыбнуться он. - Лучше присесть, - ведет меня к дивану. - Боря,- взмахом руки приглашает сесть рядом.

Брат неохотно опускается с другой стороны. Морщится. Но я не обращаю на него никакого внимания. Дурак! Самый настоящий дурак!

– Мы с вашей мамой, - продолжает отец и я очень рада, что этот вечер мы проводим сами. Без Маруси. Она приболела и осталась дома. А у нас появился шанс поговорить о маме. Просто повспоминать. Услышать какой она была.

– Мы с ней всегда руководствовались долгом,- тихо продолжает отец. - А надо было любовью. Нам тогда казалось, что мы должны дать вам все самое лучшее: образование, воспитание. А все остальное обязательно приложится. Вот и старались, хотя на дворе были долбанные девяностые. И многие вообще непонятно на что жили. Перебивались с хлеба на воду, жарили луковые котлеты. Работы ни у кого не было. А у нас была. Хорошая высокооплачиваемая работа. И мы с Ниной гребли во все лопатки. Командировки, подработки. Боре надо поступать… Ире нужна хорошая гувернантка. А на самом деле, это же все напускное, ребят. Ни фига оно не важно.