…и его демоны - Лимонов Эдуард Вениаминович

Ф. не лично Председателю (но водителю Лёхе) посоветовал найти в Луганске журналиста LifeNews Семёна Пегова и чтобы тот устроил Председателю встречи.

— Это уже попахивает издёвкой, — уронил Лёха. — И вообще, где Ф.? Почему он не придёт и не скажет честно, что происходит.

Все приехавшие из Москвы собрались в одной комнате.

— Я думаю, что в десяток дней после 8 декабря, после встречи с «конторскими» на свидании в лагере, где сидит его жена, что-то изменилось для Ф. Он принял какое-то решение, о котором мы можем только догадываться. Если он и раньше не афишировал Партию в Луганске, то теперь он пытается спрятать мой визит Председателя Партии в Луганск. Он пошёл под российских военных, решил сделать карьеру в армии ЛНР, Партия ему мешает, он уже не наш. — Так высказал своё понимание ситуации Председатель.

— А почему он не отменил вашу поездку сюда? (Дамир.)

— Было уже поздно что-либо отменять. Я бы не согласился отменить. Я вообще собирался быть здесь в сентябре, но задержался из-за операции.

— Нужно вызвонить его, чтобы он объяснился. (Доктор Борменталь.)

— Чем он тут занимался? (Председатель.)

— Обеспечивал нужды партийцев. Вёл переговоры с властями Республики, распределял гуманитарку. (Это говорит лейтенант К., прибывший, чтобы возглавить отряд партийцев, и вот уже несколько месяцев ждущий назначения. В штаб его брали, а командиром не оформляли.)

В ходе разговоров выяснили, что из Москвы на кредитную карту Ф. ушли миллионы рублей. Миллионов пять точно, но говорят, что больше.

Председатель:

— Я уверен, что он не положил эти деньги себе в карман. Он задабривал военной формой, ботинками, тепловизорами всех, кого считал нужным.

Ф. всё-таки появился как-то, в три часа ночи. Утром в шесть, перед тем как он побежит в штаб, они вызвали Ф. объясниться. Они, это помимо Председателя: Лёха, Дамир, доктор Борменталь, лейтенант К.

Ф. сказал, что запланировал встречи, однако не мог предвидеть, что руководство Республики будет вызвано в Москву. Он смотрел на них, склонив шею со шрамами, лицо лоснящееся. Председатель почувствовал, что такой правды не скажет. Было бесполезно с ним разговаривать. Они уехали из Луганска в тот же день.

В феврале 2015-го был уволен Инженер. И восхождение Ф. по карьерной лестнице закончилось. Своим приближённым он сообщил, что написал рапорт об увольнении, но некий начальник разведки, позывной Змей, положил рапорт под сукно, со словами «Подумай!». Ф. соврал, спасая свою честь.

Второй год живёт в Луганске Ф., даже забрал туда к себе дочь, и она пошла там в школу. С Ф. живут несколько приближённых к нему людей. Второй год они ждут, когда опять начнётся война, и тогда их зачислят в армию и возьмут на довольствие. По слухам, летом они даже употребляли в пищу змей.

На самом деле Ф. послужил могильщиком не только партийного проекта «Донбасс», но могильщиком партийной мечты о Земле, где нет Зла. Он похоронил их шанс.

Чёрный человек

Воспоминание: 21 февраля 2015 года.

«Чемодан», не въехав в кладбище, сдал свою а/м задом, — в строй одинаково, задницами к шоссе и лицами ко входу в кладбище, запаркованных авто.

Москвичи зашевелились, готовясь выходить из автомобиля. Все ждали его, Председателя Исполкома Партии.

— Пойдёмте?! (Богер, охранник Председателя, москвич.)

— Чё за мужик в чёрном, вон слева мнётся? На опера не похож, похож на исхудавшего бомжа. Глаза как у слепого. (Председатель.)

Мужик, обозначенный руководителем Партии, между тем приковылял как-то боком к запаркованному рядом с их авто автомобилю, и теперь мрачно заглядывал в него, пустой. Обошёл соседний автомобиль, чуть ли не обнюхивая его.

Выглядел он вот как. Очень высокий, под метр девяносто, узюсенькие штанины чёрных брюк, куртец чёрный, не новый, короткий, лоснящийся от времени, меховая шапка с завязанными на затылке ушами её. В таком старомодном стиле шапки носили в российской провинции во времена детства и юности Председателя Партии. Костистое лицо с вертикальными морщинами на щеках и эти глаза, как у слепого. Лицо не выражало никаких эмоций.

— Своровать чего хочет в машине? (Чемодан.) Я запру машину.

— Мне тут не нравится, давайте перепаркуемся. Мужик мне не нравится, псих какой-то, лунный человек. (Председатель.)

Чемодан перепарковал машину. Они вышли, пошли в кладбище. Оглянувшись же, с неудовольствием увидели, что псих передислоцировался и заглядывает в окна их оставленного автомобиля.

Они пошли по кладбищу, по дороге встречая питерских партийцев и приветствуя их. Предстояли похороны товарища, одного из первых питерских партийцев Жени Павленко, он погиб в Донбассе, служил в отряде Мозгового. Был февраль, и природа и таяла, и замерзала одновременно.

Председатель притих, смерть всё-таки. А ещё его нервировал чёрный человек. Теперь он стоял на небольшом пригорке, в центре коллектива партийцев, где все друг друга знали и разговаривали, разбившись на группки, а чёрного человека никто не знал, и с ним никто не разговаривал.

— Знаете его?

Ни старейший, с таким же стажем, что у погибшего Жени, Сид Каменотёс, его не знал. Ни Андрей Д. не знал.

— Скорее всего, завсегдатай кладбища. Такие на все похороны являются, как стервятники слетаются. Есть же завсегдатаи судов, вот и кладбищ есть.

— Вы смотрите за ним в оба. А то вытащит из куртки тесак и начнёт полосовать окружающих.

— Он всё больше на вас смотрит. Может, ваш фанат. (Охранник Борода, москвич.)

— Господи, упаси от таких фанатов…

Председатель Партии занялся тем, что, переходя от группы к группе, пожимал руки, обменивался фразами, как правило, воспоминаниями.

— На зэка похож. Может, он с кем-то из наших сидел. У нас же все сидели… (Борода.)

— Может, и так…

Пришлось всё время помнить о чёрном человеке со слепыми глазами, и это стало раздражать.

Председатель ловил его взгляд на себе, и, хотя взгляд не ползал красной точкой прицела по бушлату Председателя, он чувствовал бросаемые слепыми глазами точки взглядов.

Собралось человек триста. И тогда открыли часовню. Часть пришедших вошли в поисках тепла, ибо было промозгло. Но тепла там не было. Только успокаивали мелкие огоньки поминальных свечей. Покойный Женька лежал головой к собравшимся. На лбу его была повязка с христианскими символами. Лицо жёлтое, пожелтело, пока везли. Мёртвая борода рыжего цвета. Их товарищ был уже товарищ мёртвой неорганической природе, а не им.

Двадцать лет назад стоявшие сейчас в кладбищенском дворе создали политическую партию. Партию недоучившихся студентов, рабочих, хулиганов, музыкантов. Страна мучала их всеми способами. Они прошли через тюрьмы, десятка полтора из их числа погибли, стали партией мёртвых. Живые переженились, нарожали детей.

Они союзничали то с теми, то с этими, лево-правая идеология позволяла, когда началось русское восстание в Донбассе, они рванули туда… И вот возвращаются в гробах.

Пришли прощаться. Партийцы, партийные дети, давно уже стали особым народом, этносом. Стояли сейчас, и воск капал на руки, державшие свечи. Ещё там были иностранные ученики Жени, в мирное время он преподавал иностранцам, и солдаты, привезшие его гроб из Донбасса.

Выше чьего-то плеча появились оловянные глаза. Председателя осенило: «Так он же не человек. Это мертвец, восставший из гроба, который с рассветом не успел вернуться в свою могилу. Так теперь и будет бродить до темноты…»

Он даже успокоился от своего противоестественного открытия. Мертвец, не успевший вернуться в могилу. А чего тут такого? У них свой мир, он не успел вернуться в него. Бывает, поздний пассажир не успевает в метро, и тогда мается, если у него нет денег на такси, до первого утреннего поезда подземки.

Для Жени приготовили могилу в сером петербургском мокром песке. К могиле партийцы медленно шли по воде, стараясь не поскользнуться на льду, скрывающемся под водой. Впереди ехал автобус с гробом Жени.