Жертва на замену (СИ) - Дронова Анастасия

Кивнула, даже сквозь усталость, тревожное возбуждение, хоть и слабое, пульсировало под кожей.

— Выпей, — девушка протянула мне бурдюк, располагающе улыбнувшись.

Послушалась, и осторожно пригубила жидкость, надеясь, что там что-то вроде рома. Но по горлу потек мягкий прохладный напиток, прохожий на чай с мятой и медом.

— С-с-светлейшая, — привлекла мое внимание Зарха (она была чуть выше Амизи). Сережки в ее ушах в форме плоских монет с оранжево-красными камнями позвякивали при ходьбе, а из-под непримечательной серой накидки выгладывала юбка в тон инкрустированных камней. — С-с-коро начнем. Главное с-старайтесь повторять за нами.

Моргнула, оглядевшись: и правда, хаимцы стекались отовсюду, окружая площадку, где мне предстоит выплясывать, в кольцо.

Тело онемело на секунду, и как только я немного отошла, встала в центр, между девушками, скинувшими плащи. Я на их фоне выглядела нелепо. Их расшитый лиф и юбка со слоями ткани на бедрах смотрелись гармонично, а я как будто купила на Алиэкспресс дешевый маскарадный костюм «Змеи-танцовщицы». Чешуя — именно чешуя, а не странный наряд, ее имитирующий — была важным составляющим элемент представления — и без нее эффект не тот. Поэтому «Танец Огня» исполняли только представительницы рода Нардсов. Но, как оказалось, этот танец вполне можно использовать в качестве обряда просвещения для Квенсы…

Девушки начали вертеть филейной частью под звук браслетов: серебристый отблеск чешуи даже меня заворожил: Захра и Амизи будто светились. Я замешкалась и вступила позже, чем должна была.

Я знала танец — три дня без устали его повторяла. Но мои движения, в сравнении с ними, казались деревянными, мне мерещилось, что я слышу скрип моих костей: будто бы я робот, танцующий вальс.

Первый слой — багряная с рыжим отливом полупрозрачная ткань (в нее была вставлена по типу кулиски расшитая золотая нить: чтобы я не перепутала, и ее удобнее было отвязывать). Потянув за кончик и развязав слабый узелок, встряхнула полотном в том же жесте, что и девушки: только при повороте на пятке, я оступилась и шлепнулась на свой почти королевский зад.

Звяканье браслетов прекратилось: по толпе прокатился шепот, грозящий перерасти в волну негодования.

У меня была одна задача.

НЕ УПАСТЬ.

И я провалилась…

39

Зажмурилась, слыша слабый свист ветра в ушах. Мысленно приказала себе: «Считаешь до трех и поднимаешься».

Один. Два. Два на ниточке…

«Ты заснула что ли?» — знакомый скрипучий голос ворвался в мысли.

Открыла глаза.

По песку голубиной развалочкой шагал мой Птах. Его рыжие (днем его оперение насыщалось цветами красного и желтого спектра) перья чуть топорщились, когда встречали на пути редкие порывы ветра.

«Вставай, не позорься. Или хочешь, чтобы тебя на костре зажарили как шашлык?»

Я бы даже засмеялась, если ситуация не была такой серьезной — его забавная походка и нравоучительный тон вступали в просто умопомрачительно забавный контраст.

Сложила ладони лодочкой, позволяя ему запрыгнуть в них. Что-то мне подсказывало, что он проковылял от спасительного тенька до центра площадки не для того, чтобы пожурить меня.

Подняла друга на уровень своего лица.

«Дуреха…» — мысленное оскорбление смешалось с непонятным птичьим курлыком.

Мощный взмах крыльями — и его покрытая перьями голова с размаху врезалась в мой лоб. Я даже пошатнулась, но больше от неожиданности и разряда тока, прошедшего по нервным окончаниями — как будто к голове присоединили аппарат «Амплипульс-5». В глазах потемнело, а по обратной стороне век побежали вспышки воспоминаний: разноцветных, смазанных, наполненных какофонией различных звуков. Пока все не остановилась.

Я оказалась у края озера, круглого как блюдце. Перед глазами немного плыло, как от недостатка сна или выпитого.

Стоило нахмуриться — длинноволосый человек в отражении повторил движение бровями. Это был мужчина. Хотя… точеное смазливое личико могло оказаться и женским, тем более что сумерки, разгоняемые лишь светом, плавающих по воздуху фонарей, немного искажали черты этого человека.

— Эа! — позвал он кого-то, обернувшись. Но вокруг никого не было, помимо слабых источников света непонятного мне происхождения — то ли масляные фонари круглой формы за что-то подвешенные в этой темноте, то ли свободно парящие бумажные фонарики. — К чему мне все эти тряпки?

Я почувствовала, как его мускулы — или мои — напряглись. Прыжок — и он завис прямо над центром озера, при этом стоя на воздухе, как на земле.

Стянув с себя красно-оранжевую накидку, похожую на зимний плащ, почему-то закрывающий только правое плечо, он взмахнул ей так яростно и в то же время грациозно, слово матадор, занимающийся балетом.

И начался танец. Похожий на «Танец Огня», которому меня пытались научить Захра и Амизи. И все же он был другим: естественнее, живее, подобно танцу языков пламени, движению воздуха, завихрениям воды…

Я вернулась в реальность так же быстро, как и вышла в нее. Мелькавшие образы рассеялись, но танец, подсмотренный тайком и прочувствованный до самой крохотной клеточки моего тело, все еще был во мне: извивался в нетерпении, вырываясь на свободу.

Ишум перебрался на мое плечо, цепляясь когтями в широкую лямку из гладкой кожи.

«Покажи им, как надо танцевать…» — впервые голос Птаха-Ишума стал чище, без этих раздражающих стариковских ноток, он даже показался знакомым…

Глубоко вдохнула и выдохнула, позволив бушующей во мне энергии вылиться на свободу.

С первым движением и звяком браслетов, все замерли. Сотни глаз уставились на меня. А я лишь улыбнулась. Дерзко, как тот молодой мужчина, выплясывающий над водной гладью, и сдирающий и себя одежду. Как если бы он овладел мной в эту секунду. Движения, изгибы, повороты сменяли друг друга, выполняясь на автомате: это было даже легче, чем ходить или дышать.

Последним движением был — прыжок с вращением, в котором срывается последний покров — жемчужная ткань, переливающаяся перламутром и символизирующая пятый элемент — бессмертную душу. Завершение стало бы идеальным, если бы меня не сбил мощный порыв ветра.

Удар о землю, выбил из меня дух. Судорожно вздохнула и закашлялась: взметнувшийся песок попал в глаза и рот, и теперь скрипел на зубах, раздражая заслезившиеся глаза.

Проморгавшись, я смогла разглядеть то, что представляло собой мутное белое пятно, заслонившее солнце. Это была огромная крылатая кошка, кадва, такая же, как Нео Лайонела, только ослепительно белая. В седле находилась львица, облаченная в доспехи. Рыжеватые волосы пламенным ореолом окаймляли ее покрытое кремовой шерстью лицо. Закинув правую руку за спину, она стиснула темное древко копья. Я почувствовала волны неприязни и жажды крови, исходившие от ливы и ее питомца — хоть и не видела выражения ее лица: я болезненно щурилась из-за солнца, отражавшегося от начищенных до блеска золотых пластин.

— Афдаузийан! (убить) — прокричала она.

Я чудом успела откатиться к колонне, прежде чем в то место, куда я приземлилась, вонзилось остроконечное копье.

Женщина спрыгнула с кадвы и оказалась всего в двух метрах от меня. С такого расстояния даже слепой попадет.

— К-кто ты? — прокудахтала я: вызова добавить в голос не получилось.

Воительница сморщилась, будто с ней мокрица заговорила, такая же кислючая мина почти каждый раз наплывала на лицо Амнона, при взгляде на меня. Несмотря на явное отвращение, она продолжала пристально наблюдать за мной, передвигаясь, как дикая кошка, готовящаяся к смертельному броску. Стоило мне отодвинуться с траектории копья, лива угрожающе вскинула свое оружие.

— Не дергайся, — процедила сквозь зубы низким, почти мужским голосом. Она подошла на шаг ближе, и я смогла разглядеть ее костюм: крепкая и, в то же время, грациозная и гибкая фигура была обтянута толстой кожей, на которую крепились золотые металлические пластины. — Попаду в сердце — умрешь быстро и безболезненно, чуть промахнусь — и предсмертная агония тебе обеспечена…