Лейли и Меджнун - Мухаммед Физули

в ней Джамшид, в ней Джамшидова чаша видна.

Люди мира у жизни в плену пребывают

и не знают всей ценности небытия.

Физули, отказаться от гнета явлений -

лишь тебе одному эта сила дана.

И на Лейли - на розу сада нег -

Осенний ветер совершил набег.

Жестоко налетела злая осень 

И завершила счет коротких весен.

Мать, сняв фату с своих седых волос,

И день и ночь лила потоки слез.

И, щек шафран осыпав камфарою,

Над дочерью рыдала молодою.

И долго продолжался горький стон:

Кто не заплачет, горем уязвлен?

Она блюла обычаи печали, 

И с нею люди дальних стран рыдали..

И, схоронив останки, все в слезах,

Насыпали на них могильный прах.

Взял дольний прах остынувшее тело;

Душа к пределам горним полетела . . .

Познав любовь, до бога поднялась

И каплей в море божества влилась.

Срыватели цветов в садах страданий,

Хранители всех горестных преданий,

Решив закончить летопись скорбей,

Так начинали в горести своей:

Прошло немного времени, и вскоре

Страдалец Зейд узнал о тяжком горе.

Он в путь тотчас отправился, чтоб снесть

Меджнуну эту горестную весть:

"Сраженный горем и судьбой ужасной!

Как жаль, что в жизни ты страдал напрасно!

Ничтожен твой заветный талисман,

И от него не польза, а изъян.

Сверни ковры, пришел конец товару,

Осталось подвести итог базару.

Лейли всю жизнь Меджнуну отдала.

Ты будь живым, она в ничто ушла.

Та, что была причиной злоключений,

Из-за тебя погибла от мучений. . .

Прекрасная ушла в далекий край, -

Теперь ее обитель вечный рай.. ."

Услышав эту весть, Меджнун несчастный

Исторг из глуби сердца стон ужасный,

И этот стон его, печальный крик,

Лейли любимой в небесах достиг.

В стенаниях была такая сила,

Что чуть ее от сна не разбудила!

Стон поразил Меджнуна самого,

Ума, сознания лишил его.

Придя в себя, он зарыдал бессильно,

На лик осенний сыпал град обильный.

И Зейду горестный он дал ответ:

"О кравчий пира зол и горьких бед!

Зачем тебе нужна душа страдальца,

Зачем и сердце слабое скитальца?

Меня, беднягу, не жалеешь ты

И жжешь огнем, не зная доброты.

Ты, вижу, чашу с ядом мне подносишь

И у суда небес мне смерти просишь.

Ужели муравья тебе не жаль?

Стеклу конец, когда ударит сталь!

Ужели гнет творить не надоело?

Грех искупи, сверши благое дело!

К обители любимой я хочу, 

Я превращусь в надгробную свечу!"

И вот за Зейдом шел он, с миром в ссоре,

Не дай нам бог такое ведать горе!

Едва лишь на могилу он взглянул, -

К печальным плитам плача он прильнул.

На голову, как на курган могильный,

Он сыпал прах и слезы лил обильно.

Без устали он горько слезы лил, -

Могильный камень в яхонт превратил.

И слезы, землю пропитав собою,

Текли ручьем под рыхлою землею.

И жемчуга своих бесценных слез,

Рассыпав, в дар любимой он принес.

И так, скорбя, свои призвал он очи:

"О звезды черной беспокойной ночи!

Глаза! Пора подняться в небеса, -

Ведь скрылась солнца светлая краса!

Луна теперь в созвездии далеком,

И спутник не дан ей жестоким роком.

Коль совесть есть у вас, не стойте тут, -

Летите к праху - там давно вас ждут!

Хочу, чтоб там вы жемчуг[85] отыскали,

Ах, что с ним злые сделали печали!

Прах ног облобызайте вы ее

И расскажите бедствие мое:

"Зачем, свеча, от нас ты удалилась,

Завесой от страдальца отделилась?

Мир налил чашу, полную вином, -

Из этой чаши пили мы вдвоем.

Иль одурманена ты чашей мира,

Что не могла уже продолжить пира?

Свечою ты была, горя в ночи, 

Но страсть пришла - и вот уж нет свечи.

Хотя совсем недолго ты горела,

Горения не выдержало тело.

Недолгим бдением утомлена,

Сомкнула очи ты под гнетом сна.

Я шел с тобой; не знал, что время минет -

И мой сердечный друг меня покинет.

Гордись, ты небо превзошел, о прах,

Чистейший жемчуг у тебя в руках.

Змея, счастливей ты кудрей: страдая,

В кудрях живет ее душа больная.

Склонись пред родинкою, муравей,

Ты жизнь разбитую увидишь в ней.

Жизнь, ныне путь свой завершай устало, -

Глаза мои отныне тьма застлала.

С моей любимой был прекрасен мир,

А без нее он бесприютно сир.

Душа, скажи: "Прощай, больное тело,

С недугом мне бороться надоело".

Приди, о смерть, прекрасна и добра,

Печаль и горе устранить пора!

О помоги - ведь я живу, страдая,

В небытие зови меня, благая.

Сотри с зерцала ржу, полна любви,

Завесу заблуждений разорви.

О, не препятствуй мне уйти из мира,

Туда, где встречу милого кумира.

Любимая моя ждет вдалеке, 

В прекрасном, безопасном уголке.

Я должен с ней скорей соединиться,

О, помоги мне с милой сердцу слиться!

Избавь меня от этих злых тревог:

Ведь, наконец, мне улыбнулся рок.

О боже, я в кумире лишь нуждаюсь,

В душе и в жизни, в мире - не нуждаюсь.

Молю - ты с ней меня не разлучай.

И жизни вновь меня ты не вручай".

Не зная ни мгновения покоя,

Невольно слово он сложил такое:

Душа в разлуке истомилась - любимого дыханья жажду,

Бальзама встречи с ясноликой в печали расставанья жажду.

Я соловей печальных стонов, и я не попусту вздыхаю -

Стремлюсь я в сад, устав от клетки, я цветника в рыданье жажду.

На рынке наших дней нет спроса на мой товар - зачем им мысли?

Другого рынка для товара я в вечном ожиданье жажду.

Хочу в небытие укрыться от бедствий наших дней тяжелых,

Душе и телу избавленья от тяжкого страданья жажду.

И вовсе не случайно смерти желаю я в ночи разлуки -

Я утолителя мученья, свершителя желанья жажду.

Любимая теперь на вечном пиру - ужели я отстану?

Я в этом бренном храме счастья с любимою свиданья жажду.

Небытия никто не хочет, о Физули, по вольной воле -

По что же делать: против воли небытия, сгоранья жажду.

Лищь горем поделился он своим

Как провиденье согласилось с ним

И пролилась божественная милость -

Душа его с Лейли соединилась.

В саду деяний он цветы собрал

И выпил смертного вина фиал.

Он в забытьи склонился над могилой -

И отдал душу у надгробья милой.

Сказал: "Лейли!" - и отдал душу ей,

Влюбленный тот, прообраз всех друзей.

Любовь такой должна быть, без сомненья,

Вся жизнь его достойна изумленья.

Подумать можно - властью обладал

Он над душой и только часа ждал.

Когда, вращаясь, наступило время,

Он снял с души существованья бремя.

Пока на свете жил его кумир,

Еще умел ценить он этот мир.

Когда кумир наш бренный мир покинул,

Он тоже сразу этот мир отринул.

Печальный Зейд, увидев ту беду,

Со стоном ворот разорвал в бреду.

Он начал громко вопиять в печали -

И до зенита вопли достигали.

Немедля тяжкий вздох его привлек

Всех - юг и север, запад и восток.

Людей великое собралось море,

Чтоб видеть тяжкое Меджнуна горе.

Лежал Меджнун могилы на краю,

Любимой душу отдал он свою.

Рыдали тяжко над его судьбою,

Кончиною безвременной и злою.

Потом, омыв, в могиле погребли -

В той самой, где лежала и Лейли.

И вместе были слиты - горемыка

И утешений сладостных владыка.

На небе души их теперь сошлись.

Тела их в прахе, как друзья, слились.

Теперь исчезла видимость пустая,

Искатель к цели подошел, страдая.