Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Предложение Сергея, о создании государства, — снова подал голос я.

Колька, Ирина, Кристина и Лена Чередниченко проголосовали за Сергея. Я довольно посмотрел в землю, потом ещё раз обвёл всех взглядом:

— Моё предложение прошло, кажется. Значит — отправляемся в путь… Но я хочу сразу кое-что прояснить. Если кто-то не хочет идти… — но общий шумок прервал мои излияния в самом начале. — Тогда вот что. Вы меня выбрали князем. Вы — вече. Решать всё будем вместе. Но в экстремальной ситуации я буду приказывать. И повседневные вопросы стану решать сам. Опять-таки — кто против?

Снова одобрительно зашумели. А я вдруг с испугом подумал, что взваливаю на себя тяжёлую ношу. Не слишком ли тяжёлую?! И почему? Потому что умею фехтовать? Не самый сильный, не самый старший, не самый храбрый… Или прав был тот, кто сказал:

"Власть не берут — её подбирают!"?

Но мне не нужна власть над моими друзьями! Я стиснул зубы и снова заговорил, с трудом заставляя себя успокоиться:

— Значит, дальше. С завтрашнего дня у нас вводятся обязательные тренировки — по стрельбе, метанию ножей, фехтованию, боксу, самбо… Вообще — кто что умеет, тому и будет учить остальных. Это — обязательно.

— Это всё хорошо, — сказал Сергей. — Но куда мы отсюда пойдём дальше?

— А вот это давайте решим вместе, — я (с облегчением, если честно) сел, и Танюшка потихоньку пожала мне запястье.

Предложения посыпались градом — я даже слегка обалдел. Не знаю, чего тут было больше — обычной придури, ребяческой увлечённости или искреннего желания посмотреть новые земли. Санек, например, предложил отправиться в кругосветку — через Сибирь на Аляску…

— На берегу Атлантики построим корабль и вернёмся в Европу с запада, — совершенно спокойно уверял он, — если с зимовками — года через четыре вернёмся…

Санек в нашей компании был известен, как прожектёр чудовищных масштабов. Но на этот раз все моментально притихли и уставились на него. Саня заморгал:

— Да вы чего, я пошутил!!!

— А по-моему — хорошая идея, — сказал Андрюшка Альхимович. — Чего у нас тут навалом — так это времени.

— Не так много, как хочется думать, — неожиданно резко сказал Вадим и, вогнав в пенёк финку, обвёл всех взглядом. — Мы, по-моему, подзабыли, что тут идёт война. И дадут ли нам шастать туда-сюда — это вопрос. Мне кажется, излишнее любопытство тут наказуемо.

— Нас ещё надо наказать, — ответил Сморч. Вадим покосился на него:

— Думаешь, это будет так трудно?

— Это не тот вопрос, — вмешался я. — Ну куда вы опять съехали?! Мы решаем, куда идти. А не с кем воевать.

— Это, кстати, само собой решится, — поддержал меня Сергей. — Но мне идея с кругосветкой по душе, — он улыбнулся. — Всегда мечтал, если честно.

— Балдёж, — выразилась Ленка Рудь. Я видел, что глаза у всех отчётливо загорелись. Да и самого меня начало знакомо подёргивать изнутри — как бывало всегда, если впереди поход и решение на маршрут принято.

В конце концов — разве этого мало?

— Так, так, так! — сумел я снова прорезаться и овладеть общим вниманием. — Погодите орать, постойте! Лен, — окликнул я Власенкову, — вот что. Бери на себя хозяйство в нашем племени. Одежда там, продукты и прочее. Ну, ты же этим занималась всегда, вот и…

— "Всегда" под боком были какие-никакие магазины, — заметила Ленка. — Ладно, что тут говорить, дело-то общее…

— Оль… — повернулся я к Жаворонковой. Она вздохнула и махнула рукой:

— Ясно… Медицина на мне? Чувствую — ждут меня весёлые времена.

— Мы все не соскучимся, — обнадёжил я её. — Дальше. Я предлагаю двигаться на запад. Где-нибудь к середине сентября доберёмся до Карпат, оккупируем пещеру, запасёмся продуктами и зазимуем. А весной разберёмся, что делать дальше.

Кое-кто начал выступать за Сибирь снова, но Вадим подал голос:

— Тогда и надо было с фрицами идти. А раз не пошли — так "последуем, дружина, за князем".

— Личная просьба, — вздохнул я. — Я очень прошу до минимума свести моё титулование. Если кто забыл — меня зовут Олег. В крайнем случае — Леший.

Дж. Р. Киплинг

Мохнатый шмель — на душистый хмель,Мотылек — на вьюнок луговой,А цыган идет, куда воля ведет,Куда очи его глядят,

А цыган идет, куда воля ведет,За своей цыганской звездой!За звездой вослед он пройдет весь свет —И к подруге придет назад.

От палаток таборных позадиК неизвестности впереди(Восход нас ждет на краю пути) —Уходи, цыган, уходи!Полосатый змей — в расщелине скал,Жеребец — на простор степей.А цыганская дочь — за любимым в ночь,По закону крови своей.Дикий вепрь — в глушь торфяных болот,Цапля серая — в камыши.А цыганская дочь — за любимым в ночь,По родству бродяжьей души.

И вдвоем по тропе, навстречу судьбе.Не гадая в ад или в рай.Так и надо идти, не страшась пути,Хоть на край земли, хоть за край!Так вперед! — за цыганской звездой кочевой —К синим айсбергам стылых морей,Где искрятся суда от намерзшего льдаПод сияньем полярных огней.Так вперед — за цыганской звездой кочевойДо ревущих и южных широт,Где свирепая буря, как божья метла,Океанскую пыль метет.Так вперед — за цыганской звездой кочевой —На закат, где дрожат паруса,И глаза глядят с бесприютной тоской,В багровеющие небеса.Так вперед! — за цыганской звездой кочевой —На свиданье с зарей, на восток,Где, тиха и нежна, розовеет волна,На рассветный вползая песок.Дикий сокол взмывает за облака,В дебри леса уходит лось.А мужчина должен подругу искать —Исстари так повелось.

Мужчина должен подругу найти —Летите, стрелы дорог!Восход нас ждет на края земли,И земля — вся у наших ног.

РАССКАЗ 5

Дорога

У похода есть начало —

А конца походу нет.

Мы прошли дорог немало,

Но огромен белый свет…

Я читал рассказы Паустовского про Мещёру и мне она нравилась заочно. Я даже подумывал подбить ребят на поход в те места.

Теперь и подбивать не пришлось. Мы трети сутки шли по этой красоте. Пейзажи отличались только степенью заболоченности — от "по щиколотку" до "по грудь". Были, впрочем, ещё места, где через таинственные, полные тёмной торфяной и очень тёплой водой протоки приходилось переправляться вплавь. Для меня это было мучительно — хотя плавать и оказалось несложно, но я это так и не полюбил.

Со вчерашнего вечера шёл дождь. Ночь мы кантовались на каком-то относительно сухом пятачке — в смысле, в болото ложиться не пришлось. Во сне все пригрелись друг о друга под наваленными одеялами, но стоило пошевелиться — вновь наваливался сырой холод, от которого сперва просыпались, а потом, замучившись, перестали, но и во сне понимали: плохо, холодно, неудобно! Досаждали комары — это когда уже проснулись. Костёр развести оказалось невозможно, вяленое мясо подёрнулось плесенью. Его жевали, меланхолично отплёвываясь. Обувь, одежда — всё было сырое, я с трудом заставил не то что всех — себя самого вычистить оружие. Сталь ржавеет без ухода…

Потом — опять волочёмся по заболоченным километрам, которых тут на всех хватит. И то ополье у Волги, которое казалось концом света, сейчас вспоминалось, как лёгкий отдых.

Вообще — это чудовищно. Ноги давно одеревенели, ступни совершенно ничего не чувствовали. Болели бёдра и плечи — от постоянного напряжённого движения. От нас то и дело шарахались по воде ужи — серыми зигзагами, они плыли необычайно быстро, разбивая воду на широкие брызги. Сверху лило — комары, и те разбежались по кустам. Плавали над водой клочья тумана, и мы дважды с опаской огибали "нехорошие места".

Вот уж кого тут не могло быть — так это негров. Но ещё денёк вот так — и взмолишься, чтобы они появились…

Реальная опасность зазимовать в этих болотах выводила из себя. Кроме того, я опасливо подумывал (не афишируя свои мысли) — а что если в этом мире мещёрские болота тянутся, тянутся — и плавно смыкаются с белорусскими и карельскими? Хорошо ещё — не заболел никто; Олька усиленно пичкала всех отвратно-горькой ивовой корой, высушенной и перетёртой в порошок. Не знаю, это ли помогало, или что, но малярия (а в этих местах она была!) нас пока обходила стороной. Я молился всем, кому возможно, чтобы и дальше никто не приболел — в этом случае наше медленно передвижение грозило превратиться в переползание.