Личный досмотр - Андрей Воронин

— Не горюй, солдат, — сказал он, чувствуя, как фальшиво звучит его голос, и ненавидя себя за эту фальшь. — Ну что тут поделаешь? Видишь, как все повернулось...

— Я понимаю, — прежним бесцветным голосом сказал Сергей, продолжая упорно смотреть в землю. — Сколько можно со мной возиться? И так вы со мной, как с родным...

— Чего? — опешил Рублев. — Ты что это удумал, а? Ты что же, решил, что я тебе тут сказки рассказываю? Вот чудила...

— А разве нет? — спросил Сергей и впервые поднял на него глаза. Комбат ожидал увидеть в них слезы, но глаза были сухими и смотрели прямо.

— Дурак, — сказал он. — Ну как есть дурак. Совсем заучился, бедняга. Ты сам-то понимаешь, что говоришь? А ну, сядь.

— Вот еще, — сказал Сергей. — За партой насиделся.

Тем не менее он уселся на скамейку рядом с Комбатом и принялся ковырять землю носком ботинка. Комбат откашлялся и почесал в затылке, придумывая, что бы такое сказать: к такому обороту событий он готов не был. «Что ж тут удивительного, — подумал он. — Техника и та порой такие фортели выкидывает, что только диву даешься. А тут — живой человек.»

— Ты вот что усвой, Серега, — заговорил наконец он. — Ты мне как сын, но не сын все-таки.., в том смысле, что распоряжаться тобой я не могу. Не я тебя рожал, и не мне тобой рисковать, не мне тебе приказывать. Был бы ты моим солдатом, разговор у нас с тобой получился бы совсем другой: рядовой Никитин, кругом, шагом марш на кухню картошку чистить! Но ты ж и не солдат...

— Правильно, — буркнул Сергей, — я беспризорник — Ты дурак, — спокойно возразил Комбат. — Хотя об этом я уже, кажется, говорил.

— Два раза, — уточнил Сергей. — Вернее, уже три.

— А ты, надо понимать, с этим не согласен, — с любопытством глядя на него, сказал Борис Иванович.

Подросток пожал плечами.

— Ну не согласен, — проворчал он. — И что?

— А то, что веди себя как умный человек, если не согласен, — сказал Рублев. — Тебе говорят: извини, Серега, у меня неприятности, а ты истерики закатываешь.

— Ничего я не закатываю.

— Закатываешь; закатываешь. Друзья себя так не ведут.

— Ха! — неприятным голосом вокзального беспризорника сказал Сергей. — Нашли себе друга.

— Представь себе, нашел, — отрезал Комбат. — Стал бы я иначе с тобой возиться... Знал бы, что ты станешь капризничать, как генеральский сынок, сроду бы с тобой не связался.

— Ну и шли бы себе, — грубо ответил Сергей. — Чего время тратите?

— Не могу, брат, — сказал Рублев. — Я друзей не бросаю, даже если они.., гм.., не совсем правы. А будешь хамить, дам по шее.

— Напутали, — огрызнулся мальчишка. — Конечно, по шее ребенку дать легче всего...

— Сейчас заплачу, — сказал Рублев. — Посмотрите, какая жертва! Вся шея у него отбита. А что прикажешь с тобой делать, когда ты только бубнишь и огрызаешься? Говорить по-человечески разучился? Докладывай, чем недоволен. Или сказать нечего?

Сергей некоторое время молчал, сосредоточенно хмурясь и беззвучно шевеля губами. «Вот черт, — подумал Рублев, с тревогой наблюдая за сменой выражений на лице подростка. — Неужели он, как это?., претензии формулирует? Да быть того не может!»

Сергей вдруг непроизвольно всхлипнул, шмыгнул носом и через секунду уже ревел в три ручья, как дошкольник, потерявший любимую игрушку.

— Вот те раз, — растерянно сказал Рублев. — Ну, солдат, ты учудил! Тебя что, обидел кто-нибудь?

— Пусть попробуют, — сквозь слезы сердито ответил Сергей. — Просто я думал.., думал...

— Хорошее дело, — похвалил Комбат, старательно делая вид, что ничего особенного не происходит. — И что же ты надумал?

— Что вы решили меня бросить! — выпалил Сергей. — Сначала в интернат отдали, а потом вообще...

— Ну, брат, ты загнул! Даже не знаю, что тебе на это ответить... Подберезскому расскажу — со смеху лопнет, сразу в аптеку побежит...

— Не надо рассказывать, — вытирая кулаком слезы, попросил Сергей. — А зачем в аптеку?

— А за соской! — ответил Комбат. — Совсем, скажет, наш Серега в детство впал... Представь: приходишь ты из школы, а у тебя полный комплект: пустышки, памперсы, пеленки-распашонки...

Сергей нахмурился, но, не удержавшись, фыркнул.

— Смешно ему, — проворчал Рублев. — А ты подумал, каково мне весь этот бред выслушивать? У нас в десанте друг — это друг. На всю жизнь, понял?

А ты — бро-о-осить... Людей не бросают, если они настоящие люди.

— Откуда я знаю, настоящий я или нет, — проворчал Сергей.

— А я, по-твоему, настоящий? — спросил Борис Иванович. — А Подберезский? Да или нет?

— Ну.., да.

— Так в чем же дело? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, — внутренне отдуваясь, заключил Комбат и с довольным видом откинулся на спинку скамьи. Ему подумалось, что легче вразумить взвод вооруженных до зубов «духов», чем одного обиженного подростка, и он был недалек от истины.

— Извините, — едва слышно сказал Сергей.

— Что ты там опять шепчешь? — недовольно проворчал Рублев. — Мороженым объелся?

— Извините, — уже громче повторил Сергей. — Я, наверное, и вправду дурак. Просто очень соскучился.

— Так бы сразу и сказал. Извинения принимаются, вызов на дуэль считается недействительным. Что передать Подберезскому?

— Привет, — ответил Сергей. — И еще... — Он замялся, бросил на Комбата осторожный взгляд, но все-таки закончил:

— Еще скажите ему, чтобы был поосторожнее со своей Аллочкой. Я ее вспомнил. Она раньше наводчицей работала у одних...

Комбат хрюкнул в кулак и покачал головой.

— Это ты, брат, малость опоздал, — сказал он. — Она, видишь ли, до сих пор наводчица.

— Много украли? — совсем по-взрослому спросил Сергей.

— Да все, в общем-то, — ответил Комбат. — Мебель — ерунда, но вот орден жалко. За него кровью плачено.

Сергей задумался, а потом вдруг полез в стоявший на траве возле скамейки портфель. Порывшись в его клеенчатых недрах, он извлек оттуда тетрадку и шариковую ручку. Комбат с интересом наблюдал за действиями подростка, начиная смутно догадываться, что они означают. «Интересно, — подумал он мимоходом, — что Подберезский станет делать с двумя комплектами мебели?» Представив себе Подберезского, слоняющегося по превращенной в мебельный склад квартире, он улыбнулся в усы.

— Вот, — сказал Сергей, протягивая вырванный из тетради листок в клеточку, на котором торопливым полудетским почерком был записан какой-то адрес. — Не знаю, может быть, их там уже нет, но вы все-таки попробуйте.

— Вот это уже мужской разговор, — одобрительно сказал Рублев, убирая листок с адресом в карман. — Это по-нашему. Я даже могу тебе пообещать, что если мы с Андрюхой сами не справимся, то обязательно позовем тебя на помощь.

— Вот уж это сказки, — сказал Сергей.

— Не любо — не слушай, а врать не мешай, — ответил Комбат и встал со скамейки. — Ну, будь здоров, солдат.

Они крепко, по-мужски пожали друг другу руки, и Комбат, не оглядываясь, зашагал к выходу.

— Борис Иванович! — окликнул его Сергей.

Комбат остановился, и, прежде чем он успел что-нибудь сказать, Сергей подбежал к нему и со всего маху обнял, воткнувшись головой в кожаную куртку Рублева.

— Ничего, Серега, — похлопывая его по плечам, сказал Комбат, — ничего. Все нормально.

Подойдя к машине, за рулем которой со скучающим видом покуривал Подберезский, Борис Иванович распахнул дверцу и тяжело опустился на сиденье.

— Уф, — ответил он на вопросительный взгляд Подберезского. — Дай-ка сигарету. Ну чего ты вытаращился? Сигарету дай!

Подберезский демонстративно пожал плечами и протянул открытую пачку. Комбат вынул сигарету, понюхал, покрутил в пальцах, поводил под носом, закатив глаза от удовольствия, а потом резко смял в кулаке и выбросил в окошко.

— Хорошая была сигарета, — сказал Подберезский. — Американская.

— Сегодня парень любит джаз, а завтра Родину продаст, — ответил Комбат. — Привет тебе от Сереги.

— Тяжело было? — сочувственно спросил Андрей.

— С чего ты взял? — притворно удивился Комбат. — Посидели, поговорили...

— Врать ты не умеешь, комбат, — сказал Подберезский. — Ладно, поехали...

— Погоди, — сказал Борис Иванович, вынимая из кармана бумажку с адресом и отдавая Андрею. — Гони-ка по этому адресу.

Подберезский прочел адрес и удивленно приподнял брови.

— А там что? — спросил он.

— Там твоя мебель, — сказал Комбат и, не удержавшись, рассмеялся. — Будешь спать на двух кроватях, как фон-барон. Заодно и с Танечкой своей попрощаешься. Или с Анечкой.

— С Аллочкой, — автоматически поправил Подберезский, решительно запуская двигатель.

— И с Аллочкой тоже, — покладисто согласился Комбат, нюхая ладони, все еще издававшие слабый запах табака.

Глава 9

Подберезский решительно растоптал только что прикуренную сигарету и, коротко стукнув в покрытую облупившейся масляной краской филенку, потянул дверь на себя. Комбат скромно держался позади, жмурясь, как сытый кот, и умиротворенно улыбаясь в густые усы.