Мафусаиловы хляби (СИ) - Рубан Ольга

По коленке его похлопывала древняя, жилистая старуха в халате и косынке, по-деревенски подвязанной под подбородком. Сморщенное лицо, птичьи лапки, острые коленки в коричневых хлопковых колготах…

- Баба… Надя?! – спросила онемевшими губами Дарья. Старуха замерла, а потом закрутила маленькой, какой-то голубиной головой, оглядывая окружающих.

Дарья подошла и, потеснив какого-то гидроцефала, уселась рядом.

- Баба Надя? – снова позвала она, вглядываясь в старухино лицо. Она ожидала, что внутри ее немедленно что-то взорвется, потребует вцепиться ногтями в эту беззубую сморщенную физиономию. За себя, за Машку, за Мишу Альхова, за всех остальных… Но внутри пенилось лишь удовлетворенное, злорадное любопытство.

Старуха слепо повела головой на ее голос и продолжила успокаивающе похлопывать мужчину по колену.

- Нишего-нишего, - прошамкала она и мелко сама себе закивала, - Мафушаил шкашет, што делать… Долшен быть выход.

- Я не хочу… не хочу…, - бормотал Чибисов, - Отпусти меня, мама!

Дарья с интересом разглядывала старых знакомцев, потом произнесла:

- Оставь его… он труп уже давно…

Старуха снова закивала. Выцветший платок сполз с головы, обнажая почти лысый череп.

- Омманули меня, девощка. Омманули глупую штаруху… Пыталашь шыну помощь, а шын давно-о уше щервей кормит. Штолько вершт тут отходила… ноги до колен штощила… Ондавала вще до капельки наверх, этому ущителю, детей приводила. Бошился, что для Витали моего. А Виталя – вот он, сердешный, таракан запешный.

Дарья непонимающе тряхнула головой, нахмурилась.

- Так получается, что ты… думала, что он жив?! И старалась для него?..

- Откуль мне было жнать, что нет боле шына. Поругались мы, я убежала вниж, а дверца вожьми да жакройся. Так и ошталась тут бродить, как эти горемыки… А как дверца вжадь открылашь, так ущитель сказал, что болен шибко мой Виталька, и очень ему нужна шлежа… А потом ешшо и ешшо. Вот и ташкалась туды-шуды, как пашкуда.

- Так… тридцать лет прошло, бабушка..., - растерянно произнесла Дарья и умолкла. Здесь что тридцать лет, что тридцать столетий… Как точно посчитать, особенно если в голове каша? Кстати, это касалось и ее самой…

Дарья поднялась и встревоженно поглядела в сторону источника. За время разговора ни один не прошел обратно, и очередь не сдвинулась ни на метр.

- Пойдем-ка, баба Надя, - она потянула старуху за желтую, птичью лапу, - Ему уже никакая слеза не поможет, а мне вы еще можете помочь.

Старуха выдернула руку и покачала головой.

- Я ждешя, с шыном. Шлущайно нашла. Боюшя шнова потерять…

- Послушай меня, старая калоша…, - Дарья склонилась к старухе и ноздри ее гневно затрепетали, - Ты сейчас же поднимешься и поможешь мне штурмовать эту крепость. Или, ей-богу, я выволоку тебя наверх и всем расскажу, как ты заманивала в душегубку бедных детишек. Судить тебя, конечно, никто не станет по причине полного маразма, но поверь, полиция вполне может случайно выпустить тебя на расправу скорбящим родителям!

Дарья замолчала, но окрестные скалы еще несколько секунд на разные голоса повторяли ее слова насмешливым эхом. Баба Надя подняла на нее водянистые глаза, и в них засветилось что-то вроде здравого смысла. Дарья решила было, что та испугалась, но старуха неожиданно спросила:

- Так ты за шлежой штоле суды притопала? Дак я тебе дам!

Она полезла за пазуху и вскоре вытащила маленький пузырек со стеклянной крышкой. В таких когда-то давным-давно женщины хранили духи. За потускневшим стеклом плескалась серенькая, мутная жидкость. Дарья, не веря в такую удачу, выхватила пузырек и сжала его в трясущейся ладони.

- Там ешшо много, - успокоила баба Надя, - Я токма капельку на ентого охламона и потратила. Да, как окажалошь, беш толку.

Она отвесила сыну подзатыльник.

- Мама, просто оставь меня! – взвился тот, - Просто… оставь… меня…

Крепко сжимая склянку, Дарья бросилась бежать обратно, но через несколько шагов затормозила, вернулась и в порыве смутной благодарности сообщила: «Портал скоро закроется. Может, вам лучше вернуться?».

Но старуха, уже позабыв про нее, продолжила поглаживать сына и шамкать:

- Нишего… Мафушаил мудрый, он подшкашет… А покамешт… пошидим…

Глава 16 (Окончание)

Только на обратном пути Дарья в полной мере поняла, от чего ее прежде спасало Тамнаргуново ожерелье. Стоило оказаться рядом с одной из блуждающих фигур, как она с головой погружалась в его безумие.

Вот она прячется среди смердящей горы трупов, еще теплой, подергивающейся, испускающей соки и газы. Вжимается в них, старается закопаться поглубже и, среди веселой немецкой речи, слышит короткие, резкие автоматные очереди. Тела рядом дергаются, принимая в себя новый свинец, закрывают собой ее, маленькую, беззащитную, хрупкую…

А следом без перерыва она оказывается в крошечной, обитой войлоком палате, без конца вытягивая и вытягивая из себя тонкие, звенящие нервы. И накидывает их на поскрипывающее веретено, и отмахивается от надоедливых людишек, что светят ей фонариками в глаза и поправляют пальцами дужки очков на потных переносицах. Не понимают они, не понимают…

Захлебываясь слезами, она попыталась держать дистанцию от блуждающих безумцев, но чем ближе к стене и к выходу, тем это становилось труднее. Толпа сгущалась, снова становилась все энергичнее и оживленнее. В какой-то момент она увернулась от размахивающего бритвой старика, выкрикивающего «Боже! Царя! Храни!» и тут же чуть не угодила прямо под колеса «Золушкиной» кареты. В глазах замельтешило от самоварной позолоты, по лицу протащились теплые внутренности, кто-то из несчастных животных больно укусил ее за плечо.

Она завизжала, отползая на локтях, готовая бежать, куда глаза глядят, но вдруг заметила всего в нескольких метрах от себя аккуратный прямоугольник входа в «электричку». Подобралась и в один прыжок преодолела расстояние. На нее тут же обрушилась благословенная тишина. Хотелось лечь на прохладный, разномастный пол, отдышаться, но она через силу поднялась и, не поднимая глаз, дошла до развилки.

Зеркальное озеро пошло слабенькой, ленивой рябью, когда она коснулась его поверхности вытянутыми руками. Наощупь она была как тонкая, теплая резина, и Дарье представилось, как это выглядит с той стороны. В точности, как вчера, во время «возвращения» старой пионерки… Она встала на цыпочки и надавила сильнее. Ее тут же затянуло и потащило вверх. Ощущение мухи в смоляной капле вернулось, только теперь, казалось, капля собралась с земли и стала втягиваться обратно в ветку дерева. Будто время повернулось вспять.

…

- Ты… быстро…, - прошептал спекшимися губами Тамнаргун, когда Дарья, вся осыпаясь побелевшей, стеклянной крошкой, свалилась рядом на колени и бережно протянула ему драгоценную склянку, - Я не… удержу… Сама…

Трясущимися руками она выдернула стеклянную крышечку, полила ему глаза и, едва дыша, наблюдала за тем, как они сначала разгорелись неземной лазурью, а потом померкли до обычного светло-карего цвета. Тамнаргун задышал ровнее, кровавая пена на губах подсохла, и он в облегчении вытянулся на кушетке. Дарье показалось, что он стал больше и старше, и в то же время, моложе, свежее. «Теперь он неподвластен времени…» - внутренне трепеща, подумала она

Через несколько минут он встал с кушетки и приблизился к Зерцалу.

- Я не смогу спасти их всех, как бы мне этого ни хотелось, - произнес он, - Ты понимаешь?

- Понимаю…

- Когда я вытащу ее, Зерцало снова станет нестабильным и может закрыться в любой момент. Я могу рискнуть и попробовать достать еще кого-нибудь, но… вероятнее всего, тоже останусь без головы, - он помолчал, - Но… мы можем опустить их вниз. Если сделаем все быстро, то… у них будет шанс выбраться. Где-то в другом месте. Иллюзорный, но он будет…

Дарья кивнула. Она припомнила вереницу паломников к коленям Мафусаила. Откуда-то они все пришли и куда-то вернутся…