Только во имя любви - Кэтрин Росс

— Нет. — Щеки Виктории окрасились румянцем. — Нет, он не его.

— Простите, мне не следовало спрашивать. — Он пробормотал что-то по-итальянски себе под нос. — Это было глупо. Антонио ясно сказал, что он не его сын, когда привел вас ко мне. Но он действительно на него похож.

— Просто такие же темные волосы и глаза, вот и все.

Виктория протянула ему тарелку с бисквитами, но он покачал головой.

Ей хотелось сменить тему, поговорить о чем угодно другом, но она ничего не могла придумать, а он смотрел на нее так пристально!

— Я должен извиниться, что был так груб тем вечером, — вдруг сказал Люк.

— Думаю, лучше просто забыть об этом.

Она нервно посмотрела на него. Ей совсем не хотелось говорить об этом, хотелось полностью вычеркнуть то время из жизни и помнить только то, что началось после бала в Венеции.

— Я этого не заслуживаю, — улыбнулся он. — Я был очень зол тогда. Я пообещал Антонио, что отдам ему свою долю в компании, если он обзаведется семьей, имея в виду, что это будет его собственный ребенок, продолжение рода. Но в письме я этого не оговорил.

Слова произвели на Викторию впечатление разорвавшейся бомбы.

— И Антонио обзавелся нами, — без выражения сказала она.

Последний кусочек головоломки встал на место. Ей показалось, что в глубине души она всегда ожидала чего-то подобного. Она вспомнила его слова в тот день, когда он предложил ей выйти за него: «Мне нужна готовая семья на небольшое время без осложнений». Она провела дрожащей рукой по волосам.

Люк перевел усталый взгляд на Натана, спрыгнувшего с колен Виктории, чтобы собрать игрушки.

— Я не должен был срываться на вас, — мягко сказал он. — Просто тем вечером Антонио сказал мне, что не станет заводить собственного ребенка и не позволит мне давить на себя в этом отношении. Я был… в ярости.

— Я понимаю, — хрипло сказала Виктория.

Она не желала понимать, она хотела заткнуть уши, но знала, что это глупо — как и то, что она пыталась не думать о настоящем положении вещей эти несколько недель. Она убаюкала сама себя этим фальшивым чувством уверенности. С каждым словом Люка Кавелли она понимала, насколько безумной была.

— Это глупо, но когда люди говорили мне, что видели вас с моим сыном, видели… Натана, — он посмотрел на ребенка, — во мне просыпалась безумная надежда, что Антонио соврал мне. Но это было всего лишь мое собственное желание.

— Он не стал бы врать о таких важных вещах, — горько сказала Виктория.

Люк кивнул:

— Что ж… Такова жизнь. — Он снова перевел взгляд на Натана. — Мои многочисленные адвокаты негодуют, что я не посоветовался с ними по этому поводу. А у меня для этого… кишка тонка, если честно.

— Адвокаты иногда могут все испортить, — пробормотала Виктория. — Я думаю, вам с Антонио надо откровенно поговорить друг с другом.

— Мудрые слова, но мы, к несчастью, слишком долго враждовали, и в этом, признаю, моя вина. Но когда я говорил, что хочу, чтобы Антонио остепенился, я говорил это искренне. Я старею, и… Антонио не знает, что у меня не все в порядке со здоровьем, а это заставляет провести переоценку жизненных ценностей. Я внимательно посмотрел на свою жизнь, и мне не понравилось то, что я увидел.

— Скажите об этом Антонио, — посоветовала Виктория.

— Слишком поздно. Я не должен был неволить его. Я поступал так, как хотелось мне, не думая ни о чем. Иногда я слишком прямой, слишком упертый.

— В этом вы с сыном похожи, — пробормотала она, и он хмыкнул.

— Только ему об этом не говорите. Мой сын ничего не боится, кроме того, что может стать таким, как я. И я не могу сказать, что осуждаю его за это.

— И все равно вам стоит попробовать поговорить с ним, — сказала она после недолгого молчания. — Людям свойственно ошибаться.

Люк вздохнул:

— Так или иначе, я пришел сказать, что сегодня утром перевел компанию на его имя.

Виктория онемела. Это значит, что они больше не нужны Антонио. Он высказался предельно ясно на этот счет: «Как только я завершу перевод, мы расторгнем брак и больше никогда не увидимся».

Люк нахмурился:

— Что с вами? Вы побледнели.

Она покачала головой и собралась с силами. Рано или поздно это должно было случиться, расстраиваться глупо. Люк хотел сказать что-то еще, но в это время зашумели открывающиеся ворота.

От одного взгляда на Антонио Викторию пронзила такая тоска, что она возненавидела себя за эту слабость. Она заметила удивление и раздражение на его лице, когда он увидел отца, но прежде чем он успел что-то сказать, Натан вылез из бассейна и помчался к нему с восторженным возгласом. Не обращая внимания на то, что мальчик мокрый, Антонио подхватил его на руки. Глядя на них, Виктория чувствовала себя так, словно ее пронзили кинжалом. Нельзя было позволять Натану так привязываться к Антонио, и ей самой нельзя было так привязываться к нему.

— Что здесь происходит? — бросил Антонио, глядя на отца.

— Твой отец пришел извиниться за тот вечер и поговорить с тобой.

Виктория встала, улыбнулась Люку и пошла к Антонио, чтобы забрать сына. Натан не хотел отцепляться от Антонио, но она проигнорировала его хныканье.

— Я вас оставлю.

Натан плакал всю дорогу до детской.

— Будь хорошим мальчиком ради меня, — ласково попросила Виктория.

Ей самой хотелось расплакаться, но она предпочла сосредоточиться на ребенке и на том, что сейчас было важно. Пора собирать вещи и спускаться с небес на землю. Ее новый ресторан готов к открытию, которое состоится на следующей неделе.

— Натан, пожалуйста, прекрати плакать, — сказала она, снимая с него мокрый купальный костюм.

Она выглянула в окно: Антонио даже не присел. Ей хотелось верить, что он хотя бы выслушает отца. Они должны забыть прошлые раздоры, пока не поздно.

Виктория искупала и переодела Натана. Он устал и был готов к дневному сну. Она уложила его, и он тут же уснул, а она пошла в комнату Антонио и включила компьютер. Она не осознавала, что делает, пока не обнаружила, что просматривает информацию о рейсах до Австралии. Сегодня оставался только один, в восемь тридцать, с промежуточной посадкой в Риме. Пока она смотрела на маршрут, на ее глаза навернулись слезы. Ей не хотелось улетать! Она потерла глаза и попыталась собраться с мыслями. Может быть, стоит поговорить с Антонио? Однако гордость не позволила бы ей. Что она могла сказать ему? Спросить, что он чувствует к ней? Скорее всего, он скажет, что ему нравился секс с ней, но ничего не изменилось — ему не нужны обязательства. Но после всего, что было между ними, неужели она не имеет права услышать, как он сам подтвердит это?