Библия, которую читал Иисус - Филипп Янси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каков источник нашего чувства красоты и связанного с ним удовольствия? Мне кажется, это ключевой вопрос. Для атеиста он может стать философским эквивалентом христианской проблемы страдания. Ответ проповедника совершенно ясен: благой и любящий Бог желает, чтобы Его создания испытывали восторг и радость и осуществляли свои цели. Честертон утверждает, что именно радость, эта «вечность в сердце», стала вехой, указавшей ему путь к Богу:
«Наконец — и это самое странное — мной овладело смутное и сильное чувство: все хорошее — остаток, который надо беречь и ценить, как осколок давнего крушения. Человек спас свое добро, как Крузо свое после крушения. Так я чувствовал, и век не сочувствовал мне. И все это время я и не думал о христианстве» («Ортодоксия»).
Столкновение с красотой или переживание глубокой радости помогает нам забыть наш статус смертных, но ненадолго. Днем мы ласкаем малыша, но вечером уже кричим на него; ночью мы занимаемся любовью, а днем вновь ссоримся. Новобрачная выходит из церкви, надеясь на счастливую жизнь до гроба, и родители приносят младенца из роддома, преисполненные радости. Но мы знаем, что половина браков распадается и по меньшей мере треть детей подвергается насилию со стороны родителей. Нет, нам не дано принять на себя невыносимое бремя богов.
Конечно, бывает и так, что человек ощутит прикосновение вечности в своем сердце, но не обратится к Богу, Который даровал ему это чувство. Для тех, кто живет «под солнцем», проповедник заготовил самую что ни на есть простую весть: вам никогда не удастся прийти к удовлетворению. «И это все?» — спрашивает певица Пегги Ли в собственной версии Екклесиаста. К краху ведет и позитивный путь — погоня за богатством, успехом, усладами секса, и негативный — отказ от всего, маргинальность, вызванный химическими средствами ступор. Проповедник в своей одиссее испробовал оба пути.
Этот рассказ о декадансе богатейшего, мудрейшего и самого талантливого человека своего времени может послужить аллегорией того, что происходит с каждым из нас, когда мы забываем о Даятеле, наслаждаясь Его добрыми дарами. Удовольствие — несомненное благо, но и грозная опасность. Если удовольствие превратится для нас в самоцель, то на этом пути мы упустим из виду Того, Кто дал нам эти дары: половое влечение, вкусовые ощущение и способность воспринимать красоту. По словам Екклесиаста, в таком случае стремление к удовольствию, как это ни парадоксально, приведет нас в пучину отчаяния.
Екклесиаст утверждает, что даже камни, которые мы попираем ногами, хороши сами по себе: «Все соделал Он прекрасным в свое время» (3:11). Но, приняв на себя бремя, не для нас предназначенное, мы обратили наготу в порнографию, вино — в алкоголизм, пищу — в чревоугодие, разнообразие человеческих типов — в расизм. Отчаяние наступает тогда, когда мы злоупотребляем добрыми дарами Бога: они перестают быть дарами и в них уже нет добра.
Книга Екклесиаста остается и для нас великим поэтическим произведением и истиной, поскольку этот текст показывает нам обе стороны нашей жизни: обещание удовольствий, столь привлекательных, что мы готовы посвятить им свою жизнь, и мучительное осознание того, что в конечном итоге эти удовольствия не насыщают нас. Великий и полный соблазнов мир Божий слишком велик для нас. Мы, созданные для иного пристанища, созданные для вечности, в конце концов понимаем, что по эту сторону рая ничто не утолит наш голод.
Так говорит проповедник: «Он вложил вечность в сердца людей, но они не в состоянии постичь, что Бог сделал от начала и до конца». В этих словах — суть книги Екклесиаста. Этот урок Иов усвоил в прахе и пепле, а проповедник — во дворце: людям не дано самим устроить свою жизнь. В конце концов Екклесиаст сам признает, что жизнь не получит никакого смысла вне Бога, а полного смысла не получит никогда, потому что мы — не боги. Как писал Кьеркегор: «Если человек не должен проспать свою жизнь в бездействии или растратить ее в суетной спешке, значит, есть нечто высшее, что притягивает его к себе».
Или, говоря словами проповедника:
Как ты не знаешь путей ветра
и того, как образуются кости во чреве беременной:
так не можешь знать дело Бога,
Который делает все
(11:5).Пока мы не признаем свою ограниченность и не подчинимся власти Бога, пока не доверимся Даятелю благих даров, нас неизбежно ожидает отчаяние. Екклесиаст призывает нас примириться со статусом тварного создания под властью Создателя, и лишь немногим из нас это удается без мучительной борьбы.
Повесть о двух царствах
Знаете, когда человек так стар, как я — мне семьдесят пять лет, — и близок к смерти, с ним происходят удивительнейшие вещи. Часто просыпаешься среди ночи, в два–три часа утра, и чувствуешь, что наполовину находишься в своем теле, а наполовину уже вышел из него. Странное, непривычное положение. Ты можешь видеть, как твое старое тело лежит в постели, и ты не знаешь, вернешься ты в него и пройдешь рутину еще одного дня или же устремишься туда, где сможешь увидеть небесные огни, огни Града Божьего. В этом лимбе, в пограничной ситуации — и внутри своего тела, и вне его — обретаешь потрясающую уверенность, необычайно обостренное чувство, что наша земля со всеми ее изъянами — это поразительно прекрасное место, что весь опыт нашей жизни уникален и замечателен, что отношения с другими людьми, человеческая любовь, рождение детей, работа — все это истинное чудо, несмотря на все трудности нашего положения. И, наконец, возникает особая уверенность, превосходящая прежнюю, — это чувство причастности к Его замыслу творения, к замыслу, который исполнен любви, а не злобы, к творению, а не к разрушению, к общему, а не к частному. И в этой уверенности я обретаю небывалый покой и беспредельную радость.
Малькольм Маггеридж «Конец христианства».Не так уж много проповедей берут за основу текст книги Екклесиаста, поскольку в Библии трудно найти более смущающую книгу. Многие консервативные христиане относятся к ней с вежливым неудовольствием, словно этот текст проник в канон самовольно, по чьему–то недосмотру. Я же начал воспринимать книгу Екклесиаста не как ошибку и не как хитроумную апологию «от обратного», а как серьезное напоминание об ограниченности человеческого существования. Екклесиаст обнаруживает неизбежные итоги жизни, в которой Бог перестал быть центром и средоточием; он предупреждает о ловушках, грозящих верующему не меньше, чем язычнику. Наилучшим примером в этом отношении может послужить царь Соломон, чей призрак присутствует в этом тексте.
Начиная с главы 12 Бытия Ветхий Завет повествует о том, как Бог исполнял Свой завет с Авраамом. Сначала Бог отделил племя потомков Израиля, а потом в результате трудного и даже мучительного процесса превратил его в большой народ. После исхода из Египта израильтяне получили собственную страну, и таким образом исполнилось последнее обещание. В дни Соломона единый народ обрел мир и процветание. Кульминацию мы видим в Третьей книге Царств, главе 8, когда слава Господня изливается на землю, наполняя построенный Соломоном храм. В дни правления Соломона все сбывалось — евреи несли свет язычникам, множество иностранных правителей, начиная с царицы Савской, лично являлись в Иерусалим подивиться чудесам Израиля и его Бога. Царствование Соломона — это блистательный период благополучия в полной тревог истории Израиля.
Наверное, никому из исторических деятелей не выпадало на долю столько преимуществ, сколько царю Соломону, начиная с привилегии царского рождения, невероятных природных талантов и сверхъестественного дара мудрости. И все же Соломон, несмотря на это, не осилил бремени богов. Его сексуальные излишества сделались легендарными: у него было семьсот жен и триста наложниц. Третья книга Царств долго и подробно описывает семилетнее строительство храма, а затем подчеркивает, что дворец Соломона вдвое превосходил своими размерами храм и что его строительство заняло вдвое больше времени. Именно Соломон первым установил идолов в священных местах Иерусалима, потому что ему хотелось угодить своим чужеземным женам. Первый правитель, на чье царствование возлагалось столько надежд, в конце концов преступил все заповеди, ограничивающие самоуправство царей. Автор трех тысяч притчей нарушал свои же собственные правила с неслыханным размахом.
После смерти Соломона народ раскололся надвое и с тех пор двинулся навстречу гибели. Как предсказывал Моисей, час величайшего торжества Израиля обернулся упадком и разрушением. Екклесиаст заметил начало упадка и извлек из него жесточайший урок, какому только можно было научиться в Иерусалиме. Таковы итоги града человеческого, противопоставленного граду Божьему. К этому приходит человек, предпочитающий земное царство Царствию Божьему.