Паломничество жонглера - Владимир Аренев

Замысел Фриния.

— Не обращай внимания, — сказал чародей Быйце, — это всего лишь…

Иссканр вдруг толкнул Фриния в плечо, сам перекатился по полу и вскочил уже у стены, сжимая в руке обнаженный меч, а другой помахивая в воздухе, чтобы огненный браслет засиял ярче. Впрочем, и без того чародей разглядел две приземистые фигуры то ли псов, то ли крупных обезьян, несущиеся прямо на Иссканра. Когда они показались ближе, Фриний увидел, с кем предстоит иметь дело, и закричал Быйце, чтобы тот увел подальше Мыкуна.

«С этими не поговоришь!» — Фриний перехватил поудобнее посох и в очередной раз поморщился из-за сломанного мизинца, который давно уже следовало бы вылечить.

Твари действительно были похожи на обезьян или даже скорее на людей, скинувших с себя одежду и опустившихся на четвереньки. Однако их задние лапы заканчивались копытами, да и передние, с четырьмя короткими когтистыми пальцами, тоже не слишком напоминали человеческие. Это смешение разнородных черт делало их отвратительными, но еще более мерзкими существа казались из-за массивных, с внушительными надбровными дугами и выпуклыми лбами голов, с распатланнымп волосами, горящими глазами и — главное — с прямыми, заостренными на концах клювами.

— Не обращай внимания на когти, главное — клювы! — рявкнул Иссканру чародей, но тот лишь отмахнулся.

«Да, конечно, — догадался Фриний, — он же был тогда в Сна-Тонре и, наверное, насмотрелся там всякого…»

Этих тварей называли махсраями; считалось, что они наряду со многими другими подобными чудовищами населяют области за пределами Тха, называемые Внешними Пустотами. Впрочем, некоторые исследователи утверждали, что Внешние Пустоты являются составной частью мира, который люди именуют Тха, — просто, мол, следует различать Тха Реальный и Тха Внереальный.

Фринию на эти тонкости, честно говоря, было сейчас плевать!

Оба махсрая резко прыгнули в разные стороны и поднялись на задние лапы. Раскачиваясь из стороны в сторону, они принялись пощелкивать пальцами, причем звуки получались четкие, ритмичные, завораживающие. Чтобы не подпасть под их влияние, Фриний не придумал ничего лучше, чем по-босяцки заорать популярную в приморских кабаках песню: «Капитан Дырявый Борт прибыл в Нуллатонский порт…» Впечатлялись все — и махсраи, и спутники Фриния; впрочем, Быйца быстро смекнул что к чему и подхватил: «…а ниже ватерлинии он зарос актиньями!»

К счастью, Иссканра пение не отвлекло — он помнил махсраев по Сна-Тонру и знал, на что они способны. Прыжок, взмах мечом, еще прыжок — оставшийся в живых монстр распахивает клюв и плюет в Иссканра ядовитой слюной, но парень успевает увернуться, одновременно делая выпад, — и лезвие отделяет голову чудовища от тела.

— …в пучине не сгинул, не шел он ко дну, он в кружке своей утонул! — жизнеутверждающе закончил балладу Быйца.

Иссканр засмеялся, счищая с клинка вязкую фиолетовую жидкость. А потом тихо произнес:

— Вот уж не ожидал повстречать их здесь…

«Кажется, это не самое страшное, с чем мы столкнемся в Лабиринте», — подумал Фриний.

Но промолчал. Медленно, делая вид, будто ничего особенного не случилось, он опустил занесенный для удара посох и в который раз поморщился из-за боли в мизинце.

Похоже, никто ничего не заметил. Они и не должны. Они ведь не понимают… да не допустят зверобоги, чтобы поняли!

Мизинец болел невыносимо.

Кормили в холодной так себе. А вот ходили сюда все, кому не лень. Прямо день открытых дверей устроили, как в каком-нибудь ллусимском Храме Первой Книги.

Сперва спустился таариг. Значок он уже прицепил наново, кафтан поменял. лысина, правда, блестела тусклее, и сонливость в глазах пропала.

— Я тебя помню, — сказал он без обиняков, — ты сюда не первый год приезжаешь, так? Но раньше всегда был в компании, а теперь заявился один. С чего вдруг?

Кайнор собрался было отвечать, но «ихняя справедливость» покачал головой:

— Правду. Иначе ты у меня отсюда никогда не выйдешь. А если Узел долго будет на нас лежать… — И снова покачал головой, мол, ты же не дурак, должен понимать.

Кайнор понимал — и очень хорошо.

— Гонятся за мной — вот и пришлось дать дёру. Так, один тамошний рогоносец застал в постели со своей женой, вот я и подался в бега прямо в чем был. Думал встретиться со своими в столице.

— Ну как знаешь, — сказал, поджав губы, таариг. — Не хочешь говорить правду — не говори. Но если захочешь, чтоб я тебя выпустил, придумай другую историю, чтобы концы с концами сходились. Объясни, например, зачем переодел в свое платье Кнурша, если действительно от рогоносца удирал. И, — добавил он, уже стоя у двери, — сделай так, чтобы Узел исчез. Тогда и поговорим.

Господин Туллэк, врачеватель, явился много позже. Кайнор успел как следует вздремнуть и проснулся от стука — создалось впечатление, будто во дворе открыли столярную мастерскую. Некоторое время он лежал, ловя ускользающие клочья дремы, а потом дверь в камеру с грохотом распахнулась и пришлось-таки вставать.

— А-а, это вы… — Гвоздь зевнул и сел на ободранном тюфяке, всю солому из которого, кажется, давно вытащили крысы. — Что, уже утро?

Господин Туллэк дождался, пока один из стражников принесет и поставит у стены табурет — на котором врачеватель и устроился, опершись руками на трость. По просьбе господина Туллэка стражник воткнул в гнездо на стене горящий факел, после чего вышел и закрыл за собой дверь.

— Так вы думаете, сейчас утро, — переспросил врачеватель, внимательно глядя на Гвоздя. — Сколько, по-вашему, времени прошло с тех пор, как вы оказались здесь?

— Часов семь-восемь, а то и больше.

— Десять, — отрезал господин Туллэк. — Я нарочно воспользовался клепсидрой, чтобы знать наверняка. В конце концов, все эти пружины-колеса в часах со стрелками могут сломаться, но отверстие в стеклянных колбах вряд ли расширится или сузится, и вода не станет капать медленнее, верно?

Кайнор кивнул, размышляя о том, далеко ли ушел стражник и сможет ли он сам в случае чего справиться с сумасшедшим врачевателем.

— Не удивляйтесь, — сказал господин Туллэк, — лучше посмотрите в окно.

Конечно, называть окном эту щель у самого потолка было тем еще преувеличением, но Гвоздь решил не занудствовать. Он встал ногами на койку и выглянул наружу. Холодная располагалась в здании местного, с позволения сказать, Центра королевской власти — точнее, в подвалах дома, где таариг вершил свой справедливый суд, а также (в свободное от работы время) жил и, судя по звукам, доносящимся со двора, занимался столярничаньем — так, для души. Окно камеры Гвоздя выходило во внутренний двор упомянутого здания; сейчас здесь царил полумрак.