Видящая истину - Деннард Сьюзан

Или так показалось Эдуану. Когда он снова увидел ее, то понял, что она его обманула и теперь пересекала другой канал.

Но потом в груди Эдуана потеплело: он понял, что девушка поранилась о багор на лодке. Она истекала кровью, и даже лучше – она оставляла красные полосы на плитах лестницы, на которую перепрыгнула. Теперь, даже если Эдуан потеряет ее, он может заполучить ее запах. Запах лужи крови никак не спрятать.

Поэтому, когда девица в конце концов снова заметила его – зажмурилась, сидя на пятнистой кобыле, – он изобразил неторопливую улыбку и помахал рукой.

Она ничем не ответила, но скорость, с которой она подстегнула лошадь, сказала Эдуану, что номаци напугана.

Хорошо. Напуганные люди совершают ошибки.

Но, как Эдуан вскоре узнал, он тоже совершил ошибку. Когда он пересек мосты и переулки и добрался до ряда рыболовных багров, которые она обрушила, то понял, что до сих пор не может учуять запах ее крови.

Он подобрался очень близко. Практически уткнулся носом в темные мазки. Рыбаки непонимающе глазели на него, но Эдуана это почти не волновало. Он был слишком зол, чтобы обращать на них внимание.

Человек, у которого нет запаха крови… Это невозможно. Никогда – ни разу за двадцать лет жизни Эдуана – он не сталкивался с тем, чей запах крови не мог учуять.

Никогда.

Это не просто прогневало его, это выбило его из колеи. Заставило скрипеть зубами и сжимать кулаки.

Позже, когда Йотилуцци спросил, почему бандитки еще не у Эдуана, тот соврал и сказал, что они обе были одеты в саламандровые плащи. Потом, когда Эдуан связался с отцом при помощи ведуна Голоса, он опять соврал. Но его отец все равно был зол – что добавило Эдуану еще кровожадности.

Теперь он был здесь, застрял под крышей вместо того, чтобы охотиться на двух девушек. Это была пустая трата времени. На дипломатическом балу ничего не могло произойти. Отец Эдуана всегда говорил: «Двадцатилетнее перемирие сделало людей жирными и неамбициозными».

Эдуан прижал к глазам тонкую бронзовую подзорную трубу и заглянул через отверстие в резном потолке. Мелькали белобрысые и рыжие головы карторранцев. Яркие оттенки оранжевого, зеленого и синего бархата выдавали их так же, как и пастельный шелк – далмоттийцев. Голые плечи и приподнятые волосы – признак султаната Марсток. А те, кто был одет иначе, были представителями тех немногих наций, которые на самом деле были заинтересованы в этом Военном саммите.

Эдуану было все равно, кто здесь и для чего. Главное, чтобы ему платили, и платили хорошо. Так что, если от него требовалось лежать на животе в куче голубиного помета, пока знать пожирала такую гору еды, что ее хватило бы, чтобы прокормить в течение месяца племя номаци… он будет делать это.

Хотя его раздражительный нрав сегодня очень мешал ему.

Когда прозвучали первые пульсирующие ноты нубревенских «Четырех шагов», Эдуан решил сменить декорации. Это был шанс избавиться от кипящего в венах напряжения.

Он сунул подзорную трубу в футляр на плече. Затем добрался до лестницы. Прошел мимо двух других наемников, которые нервно посмотрели на него. Стукнул по краю потолка, приоткрылся лаз – еще одно местечко для обозрения бального зала. Хлипкая веревочная лестница повисла на пятьдесят футов вниз.

Когда Эдуан спускался, все его мышцы напряглись, чтобы не дать лестнице раскачиваться. Он должен был спуститься бесшумно, незаметно для всех присутствующих с другой стороны стены. Эдуан решил, что веревочная лестница – еще один пример того, как слабы стали далмоттийцы (и все остальные). Есть ли реальная необходимость в охранниках на крыше, если, чтобы спуститься оттуда, нужно потратить так много времени. Это тоже нужно сообщить отцу.

Тем временем шла вторая фигура «Четырех шагов». Сапоги Эдуана мягко и беззвучно ступили на пол. В затененной нише играли скрипки, поднимая пыль своим вибрато. Их перекрывало постукивание каблуков, в котором Эдуан узнал этот вьющийся, стелющийся нубревенский танец.

Эдуан был знаком с нубревенскими «Четырьмя шагами». Не очень хорошо, но он бы скорее выплюнул свои кишки, чем стал участвовать в подобном состязании. Тем не менее, движения он знал. Наставница учила его в первые годы в монастыре.

Но Эдуан не проявлял к танцу никакого интереса, как и ко всем вещам, которым старая наставница пыталась его научить, – до отъезда из монастыря два года назад, по достижении восемнадцатилетия, – начиная от того, как правильно молиться, и заканчивая временем, когда лучше сажать тюльпаны. Молитву, садоводство и танцы он оставлял тем, у кого было время, которое можно потратить впустую. У Эдуана лишнего времени не было.

Тем не менее, он был здесь и присматривался к танцующим.

Он проклинал свою скуку и гнев.

Сначала Эдуан направился влево. Но в нос ему ударил знакомый запах крови. Ядовитые тайны и бесконечное вранье. Эдуан не знал, были ли слухи правдивы, – действительно ли кровь аспидов Марстока была из кислоты, но он ненавидел телохранителей, которые были ведунами Яда. Даже сильнее, чем ненавидел большинство людей.

Так что Эдуан передумал идти влево и вместо этого, непрерывно вращая запястьями, повернул направо.

Он не ожидал никаких происшествий в этот вечер, но это еще не значило, что он может позволить суставам быть жесткими, а мышцам – холодными.

Когда Эдуан наконец нашел глазок – даже меньше, чем те, в потолке, – и прильнул к нему, только начиналась третья фигура «Четырех шагов».

Эдуан высоко вздернул брови.

Было видно только двоих танцоров, их каблуки стучали о мрамор в бешеном ритме, подобного которому Эдуан никогда раньше не видел и не слышал, а вокруг них был еще более впечатляющий смерч. Один из танцоров, должно быть, владел магией Воздуха – нет, магией Ветра. Эдуан разглядел знак ведуна Ветра на руке мужчины.

Наблюдатели вытягивали шеи и переступали с ноги на ногу, хотя лица оставались по-прежнему спокойными, а взгляды сосредоточенными.

Ветер продолжал закручиваться в такт музыке. В такт шагам. Он поднимал юбки девушки, ее волосы и толкал зазевавшихся зрителей, когда пара пролетая мимо.

Эдуан смотрел, позволив себе немного развлечься, и думал о том, сколько мастерства нужно, чтобы танцевать с такой скоростью и изяществом. Его старая наставница никогда не выполнила бы эти фигуры так виртуозно.

Инстинктивно он оглядел ближайшие лица и принюхался. Резкий запах разгоряченной крови.

Она напоминала о горных хребтах и скалах, о лугах, покрытых одуванчиками, и истине, спрятанной под снегом.

Он почувствовал дрожь внутри. Ведьма истины была здесь – в этом зале.

Зазвучали последние ноты «Четырех шагов», и Эдуан обратил свой взгляд к танцорам. Ветер затихал. Они шли порознь в финальной фигуре танца. Нубревенец явно был кем-то значимым, судя по тому, что остальные моряки (и все благородные женщины) смотрели на него с открытым обожанием. Он не вызвал у Эдуана особого интереса.

Но девушка… она привлекла внимание. Не ее сильная фигура и не отсвет фонарей на ее коже.

Это был ее запах. Ее кровь.

Эдуан улыбнулся, и пальцы его потянулись к кинжалу, прикрепленному над сердцем. Сердцем, которое она пронзила лишь четыре дня назад.

Он задумался, кем такая женщина может быть – возможно, ее дар Истины получил широкую огласку, несмотря на ее непомеченную руку… И тут громкие овации пронеслись над бальным залом. Они начались в одной точке, и, хотя вся прочая знать присоединились к аплодисментам, первый зритель так и продолжал хлопать громче всех.

Взгляд Эдуана сосредоточился на императорском наследнике с волосами цвета шампанского, Леопольде. Он стоял возле императрицы Ванессы и нескольких ее фрейлин и ждал, пока люди освободят проход, чтобы подойти к танцорам.

– Прекрасно, – наконец сказал Леопольд, продолжая хлопать. Но было заметно, что он слегка переусердствовал с аплодисментами. Повысив голос, он добавил: – Какие великолепные танцоры!

Нубревенец повернул раскрасневшееся лицо к принцу и низко поклонился.