Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера - Андрей Шляхов

— До новых встреч! — бодро обнадежил его молодой напарник.

Глава десятая

Момент истины

— Это тебе не старые времена, когда любой врач в одиночку мог списать все, что только душа пожелает. По нынешним правилам списание анестезиологом любой ампулы сильнодействующего вещества надлежит заверять коллегиально! Втроем! Ну, а в случае, если заведующий операционным блоком ушел в другое отделение, или его вызвали к главному врачу, а больного в это время «спустили» на этаж с не до конца оформленной историей болезни, и в это время туда нагрянул с проверкой Госнаркоконтроль, вам кранты. Как говорится — сушите сухари, уголовное дело обеспечено! А что творится с графиком дежурств? Сейчас, летом, в пору отпусков, у нас в реанимации на двенадцать, а то и на пятнадцать больных, из которых трое-четверо находятся на искусственной вентиляции, по дежурству совершенно легко может остаться один врач и одна сестра. И это при том, что по тем же американским или израильским нормам на одного «аппаратного» больного положено по две сестры!

— Кто принял больного? — спросил Данилов, никак не реагируя на нытье дежурного реаниматолога.

Жалобы на жизнь порой уместны в дружеской беседе, да и то не всегда. На работе им не место.

— Беляев, — ответил врач и, не говоря более ни слова, расписался в приеме.

На выходе из реанимации Данилова атаковали родственники.

— Как он? — спросила супруга пациента, теперь уже бывшего.

— Как и был, — пожал плечами Данилов.

Странные люди — что могло измениться за три минуты? Даже если и изменилось, то вряд ли Данилов стал бы сообщать им об этом. Зачем пугать людей раньше времени?

— Скажите, а какое впечатление произвел на вас дежурный врач?

Дочь не понравилась Данилову с первого взгляда. Сразу же заявила, что она — юрист, вела себя очень даже по-хамски, то и дело лезла с медицинскими советами, на которые Данилов, разумеется, не обращал внимания, и уселась в машину в качестве второй сопровождающей, даже не спросив разрешения. По дороге раскритиковала стиль вождения Петровича, особенно возмущаясь тем, что он слишком медленно едет. Петрович уже открыл рот, намереваясь поставить нахалку на место, но в последний момент передумал. До больницы оставались считанные минуты езды — можно было и потерпеть.

— Вы знаете, — как можно вежливее и мягче начал Данилов, — в силу своей ориентации я совершенно не интересуюсь мужчинами, поэтому доктор, который со мной беседовал, не произвел на меня ровным счетом никакого впечатления.

— Я не в том смысле! — вскипела уязвленная дамочка. — Я в профессиональном!

Данилову показалось, что только панцирь из лака мешает тщательно уложенным прядям ее волос, взметнуться змеями и, шипя, наброситься на него.

— Уточните у отца, когда его переведут в отделение. Всего хорошего.

— Спасибо вам! — крикнула вслед бригаде старшая из женщин.

На следующий вызов пришлось мчаться «на всех парах» — со включенной всю дорогу «светомузыкой», в поддержку которой Петрович то и дело сигналил.

Обязывал повод — падение с высоты.

Падение могло быть самым разным. Намеренным, случайным, насильственным. Разной была высота, разным оказывалось место «приземления», разными были повреждения и разным был исход.

На памяти Данилова мужчина из соседнего дома вывалился из окна пятого этажа и остался жив. Неудачная попытка сооружения козырька над окном обернулась всего лишь переломом бедра, благодаря кусту сирени, на который упал «парашютист». «Парашютистами» на «скорой» называют всех, упавших с высоты, независимо от обстоятельств падения.

Случалось и иное. Женщина, мывшая окно на втором этаже, умерла до приезда «скорой», сломав шейные позвонки при ударе об асфальт. Кому как повезет…

Возле «башни», дома четырнадцать на Ташкентском бульваре, толпился народ. Соседи, прохожие, один милиционер в майорском чине, должно быть — участковый. Как и полагалось, подъехавшую «скорую» встретили традиционным:

— Сколько вас ждать?! Там человек умирает!

«Парашютистка», которой, если верить карте вызова, было тридцать лет, лежала на козырьке, установленном над подъездом. Снизу была видна только безжизненно свисающая рука.

— Сейчас пожарные подъедут, помогут снять! — майор оказался единственным, сказавшим что-то дельное.

Данилов взял у Веры ящик с медикаментами, взбежал по лестнице на второй этаж, без труда пролез в окно (сказалась юношеская любовь к разного рода спортивным занятиям) и спрыгнул на козырек.

Женщина лежала на животе, неестественно вывернув голову. Левую руку она свесила вниз, а правую подвернула под себя. Черные волосы, черный, не по сезону теплый свитер, черные с серым кроссовки. На вид ей было лет двадцать — двадцать два.

Уже по положению головы Данилов понял, что она мертва.

В подтверждение своей догадки он присел около нее, осторожно попытался нащупать пульс на сонной артерии. Пульса не было. Оттянув поочередно веки кверху, Данилов заглянул в глаза «парашютистки», после чего поднялся на ноги и вернулся в подъезд тем же путем, каким и пришел, не забыв прихватить ящик.

За несколько минут его отсутствия народа внизу существенно прибавилось. Как в форме, так и в обычной одежде.

— Мертва, — коротко доложил Данилов давешнему майору.

— Положения тела не меняли? — осведомился майор.

— Обижаете, — ответил Данилов. — В карманах тоже не рылся. Законстатирую как неизвестную, сами потом разберетесь.

— Хорошо, — согласился майор.

— А вы-то чего все тут стоите? — полюбопытствовал Данилов, удивляясь тому, что представители власти не торопятся начинать осмотр.

— Фотографа ждем.

Издалека послышался вой пожарной сирены. Данилов сообщил майору номер наряда, подошел к машине, поставил ящик в салон и, усевшись спереди, сказал Петровичу:

— Отъезжай, сейчас здесь будет буря.

— Что такое? — спросил Петрович, послушно трогая с места.

— Пожарные будут ругаться с милицией. Те их вызвали, чтобы снять «парашютистку» с козырька, а сами теперь ждут фотографа, — объяснил Данилов.

— Так чего же поторопились с пожарными? — не понял Петрович.

— Тогда думали — может, жива еще.

— А она не жива?

— Петрович! — от изумления Данилов чуть не выронил наладонник. — Ты чего, белены объелся или «колес»? Будь она жива, мы с тобой сейчас что бы делали, а?

— Действительно, что это? — спохватился Петрович.

— Старость — не радость! — поддела его Вера.

— Молодость — гадость! — огрызнулся Петрович. — Слушай, Володя, мы тут с Верой поспорили — случайно «парашютистка» упала или намеренно спрыгнула…

— Ясное дело — намеренно, — ответил Данилов. — Тут и спорить нечего. Она же на козырьке лежала, под подъездными окнами. Из подъездного окна случайно не вывалишься…

— Вот видишь, Вер! — обрадовался Петрович. — Я прав был!

— А если она под кайфом была и полезла в окно бабочек ловить? — не сдавалась Вера.

— Володя, при ней сачок был? — поинтересовался Петрович.

— Заткнитесь вы оба, — посоветовал Данилов. — Нашли повод…

Будучи циником, Данилов не распространял свой цинизм на все вокруг. Должны же быть какие-то ограничения, барьеры.

Головная боль накатила внезапно — Данилов открыл рот, чтобы назвать Петровичу следующий адрес, да так и замер. Хорошо — ненадолго, никто — ни Петрович, ни Вера — ничего странного не заметили.

— Михальского, тридцать три, Петрович.

— Поликлиника? Что там?

— Госпитализация больного с инфарктом миокарда.

— Куда?

— Доедем — узнаем.

Поликлиника может сама получить для больного место в стационаре, а может оставить это дело «скорой». Разницы никакой.

Пока ехали до поликлиники, Данилов вспомнил свой, восьмилетней давности, визит к невропатологу их районной поликлиники…

Невропатолог оказалась старой, толстой, неопрятной, заторможенной и туповатой. Медсестра была похожа на нее как две капли воды, отличаясь лишь более молодым возрастом. С первых же минут у Данилова создалось впечатление, что обе тетки засели в душном пыльном кабинете только для того, чтобы обсудить друг с другом события вчерашнего вечера. Данилов терпеливо сидел в кабинете уже десять минут, а им так и не начали заниматься.

Сестра, вооружившись докторской печатью, усердно штамповала чистые бланки рецептов, а доктор что-то писала в амбулаторных картах, горой наваленных на ее столе и при этом рассказывала подробности своей вчерашней ссоры с молодой соседкой по лестничной площадке, имевшей привычку громко, на весь дом, врубать музыку. Соседку она ласково называла «этой тварью» и «прошмандовкой».

Через четверть часа Данилов осведомился:

— Я вам не мешаю беседовать?

Вопросом ему удалось переключить их внимание на себя. Далее последовал стандартный диалог:

— На что жалуетесь?

— На сильную головную боль…