Сыны Триглава - Андрей Игоревич Каминский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он больше не мой князь, — усмехнулась Рисса, подходя ближе к дубу, не обращая внимания на опасливо глядевших на нее жрецов. У корней дуба, под ногами Патолса она увидала большую яму, где ползали разные гады — змеи, жабы и большие ящерицы, с блестящими черными телами.
— А кто твой князь? — в спину ей кривнул Прутенос, — тот самый Волх, которого ты прочишь в кривайтисы? Он твой князь? Или ты его…кто? Княгиня? Жрица? Или кто-то еще?
Рисса усмехнувшись, встала на колени и опустила руку в яму с гадами. Большая черная гадюка обвилась вокруг руки и жрица поднялась, дерзко улыбнувшись Прутеносу.
— Ты боишься Волха, правда? — сказала она, прикоснувшись губами к змеиной голове, — что он будет лучшим кривайтисом, чем ты?
— Его я не боюсь, — покривил губы вайделот, — и тебя тоже, хотя и вижу стоящую за тобой силу. Я боюсь лишь того, что ты, протолкнув в кривайтисы своего князя, нарушишь равновесие между светом и тьмой — и в этом мире и во многих других.
— Страх застил тебе разум, жрец, — Рисса мелодично рассмеялась, — я не богиня, чтобы менять миры мановением руки.
— Ты — нет, — сказал Прутенос, — а что насчет тех, кто стоит за тобой? Змеи идут тебе в руки, потому что чувствуют в тебе силу Нижнего мира — но мироздание не сводится лишь к нему. Я знаю, что говорят жрецы Упсалы о змеях и драконах, что подтачивают корни Мирового Древа — что же случится, если ты и назначенный тобой князь выпустят их на волю.
— Ты плохо понимаешь, что такое мир, вайделот, — рассмеялась Рисса, — и этот и любой другой. И этот дуб и дуб в Упсале и саксонский Ирминсул — всего лишь подобия мирового древа, на котором держатся все девять миров. Его корни — в Хеле и Нифельхейме, крона уходит в Асгард, на боковых ветвях — миры ванов и йтоунов, светлых и черных альвов. Но само древо, точнее его ствол — и есть наш мир, Мидгард.
— Я знаю, чему учат в Упсале, — раздраженно сказал Прутенос, — дело не в том, сколько миров держит Мировое древо, есть ли свои миры у бардзуков или йодасов. Дело в том…
— Дело в том, — перебила его Рисса, — что и у мирового древа есть свои ипостаси. И Мидгард не так прост как кажется: недаром Ирминсул саксов созвучен с норманнским Йормунгандом.
— О чем это ты? — недоуменно спросил Прутенос.
— О том, что Мировое Древо и Мировой Змей есть две личины одного и того же, — сказала Рисса, вновь поднеся к лицу змею и коснувшись своим языком раздвоенного языка раздвоенного гадючьего жала, — но Мидгард имеет больше двух личин. Вокруг него покоятся восемь миров, а он девятый — но лишь когда представляется ясенем. Когда же он обретает змеиное обличье — множество чешуек переливается на множество цветов и каждая из тех чешуй — отдельный мир, отдельный Мидгард. И как у самой змеи нет двух одинаковых чешуй, как в море, обители Йормунганда нет одинаковых волн, так и каждый из тех «срединных миров» будет отличаться от другого. Знает ли что-то подобное кто-то из вайделотов и сигонотов? Знал ли ты сам? А Волх теперь знает — и это знание передала ему я. Так кто может быть более достойным владеть этим дубом — и всей землей эйстов?
Она опустила руку, давая змее соскользнуть обратно в яму и торжествующе посмотрела на вайделота. Тот криво усмехнулся.
— Не знаю, правду ли ты говоришь или пытаешься смутить меня лживыми речами, — сказал он, — но я верю, что тебе и вправду ведомо многое. Но многое знаю и я — особенно о своей земле. Волх твой избранник — но без тебя он немногого стоит: ты и хочешь провести его сюда, только потому, что знаешь, что женщине закрыт путь в жрицы Ромувы. Но знаешь ли ты, что твой Волх может не дойти до священного дуба. Еще одно войско идет сюда с севера и его ведет сигонот Нергес, что тоже хочет получить трехрогий посох Криве-Кривайтиса. Ему точно не нужен соперник — и он сделает все, чтобы перехватить твоего князя на пути сюда.
Рисса, сразу изменившись в лице, кинула на Прутеноса яростный взгляд и, резко развернувшись, вышла за завесу. Быстрыми шагами она прошла мимо ошеломленных велетов и пруссов — даже Люб, шагнувший было ей навстречу, молча отошел, едва взглянув в ее лицо. Рисса прошла через ночную чащу, остановившись лишь возле укромной заводи в лесной реке. Привычно вздохнула, прогоняя из головы все лишнее и,