Степь - Дмитрий Манасыпов

- Внезапно! – Бирюк откусил кусок от оставшегося суслика. – Не-не, ври дальфе, не мефаю.

- Неожиданно, я бы сказал. – Змей продолжал все так же спокойно. – Действительно странно, неожиданно на караван напали степняки. Самые, что ни на есть стандартные степные выродки мутанты.

- Я вот чего только не понимаю, мужчины. – Семерка снова принялась заплетать волосы в косу. – Их раньше что, столько же по Степи околачивалось, или что? Неужели нельзя было передавить клан за кланом, натравив друг на друга? Вроде бы есть на что купить самых сильных и вперед, аля-улю гони гусей, потрошат степняки друг друга. Не понимаю и все тут.

- Ох, златовласка, а это все от того, что ты еще возрастом не вышла и не улавливаешь всяких тонкостей тогдашней политики.

- Да уж, куда мне глупой бабенке до таких умных мужских вещей. Нос не дорос, типа так, что ли?

- Ну, не совсем так, конечно. – Бирюк встал, разминая затекшие видно ноги. – Молода ты просто, дорогая моя, всего делов-то. Ты же знать не знаешь, что здесь творилось лет двадцать назад, бегала, небось, кур по двору гоняла?

- Не гоняла, – голос женщины стал таким ровным и спокойным, что у Енота неожиданно по спине пробежали мурашки. – Но это роли не играет.

- Тем более. Альянс тогда только сколачивался, народа гибла такая уйма, что мама не горюй. На словах – союз, по делу – вражда. Только и успевали, что найти предлог для войны. Вроде вот только смогли более менее жить начать, и то, столько вражья вокруг было. То Парма на Челябу, то Стерля на Екатерининск. Резали друг друга, как могли… - Бирюк явно осуждающе покачал головой. – Идиоты всегда найдут что делить, что и сказать.

- А ты сам-то не воевал тогда, Бирюк? Вроде как раз, призывной возраст, не? – Семерка шомполом ворошила угли. Совершенно бесцельно и не смотря вокруг. – Кого убивал ты, дружище? Сам-то явно навострился душегубничать не в гарнизоне каком-то.

- Э-э, подружевна, вон оно чего… - бородач повернулся к ней. – И у тебя нет никого, и пропали именно тогда?

- Это не играет никакой роли, Бирюк. – Семерка упрямо дернула головой в сторону. – Так на чьей стороне воевал ты?

- Наемник я, сестренка, – бородач не шелохнулся. – И воевал за того, кто платил. Плевать мне тогда было – кто, где и за что. Отрабатывал серебро, вот и все.

Енот тихо вздохнул. Нельзя сказать, что прожаренную собаку ему было бы интереснее слушать, но второй раз за ночь в воздухе неожиданно запахло еще не пролитой кровью. А этого ему не хотелось.

- Хорошо. – Семерка сгорбилась, продолжая тыкать железякой в остывшие и рассыпавшиеся в золу угли. – Все потом. Так что там со степняками?

- Потом, так потом. – Бирюк поменял позицию, чуть отойдя и повернувшись в сторону уже начавшего светлеть неба. Послышалось ли Еноту, или на самом деле еле слышно застежка кобуры бородача задела о замок? – Степняки… нет худа без добра, одним словом. Как раз тогда эти сукины дети начали постоянно нападать на Фронтир и все деревеньки с хуторами вдоль него. Ну, кому же захотелось бы остаться без еды? Без лошадей и волов, которых в армии становилось все больше? Всю нямку дают крестьяне с фермерами, а их тут режут как цыплят. Вот тогда война потихоньку начала затихать. Нас перекидывали на границу, в помощь КВБ, а потом так вообще убрали к чертям собачьим. Мой отряд ушел в сторону Итиля и Средних земель, я пошел с ним. Сюда вернулся лет десять назад. А тут уже все стало куда серьезнее и жестче. Вот и подался в охотники за головами.

Семерка молчала, и хотя бы перестала бесцельно ворошить умерший костерок. Змей кашлянул:

- Я дорасскажу и чуть посплю, ладно? Ну, так, вот. Не суть важно, что там за караван шёл да откуда, дело не в этом. Енот, ты слушаешь? Кого-то убили, кого решили увести с собой, продать в Эмират. А некоторых съели прямо там. Хотя сначала вроде как решили покушать только лошадок, но потом степняки передумали. Пленных оказалось много, гнать их пешком – только время зря тратить, да и опасно. Они ж дурни дурнями, но жизни свои всегда берегут, не поспоришь. В общем собач этот оказался живьем в огне, когда его хозяина или хозяйку начали резать. Вроде как кинулся защищать, а его проткнули в нескольких местах, да и на костер, чего добро переводить просто так? Только когда хотели за него приняться – пса как ветром сдуло. Ни костей в углях, ни самого где рядом.

- И? – недоуменно уставился на него Енот. – Пес-призрак, что ли?

- Ой, Енот, вот что ты за человек? – Бирюк старательно раскурил свой постоянный сигарный огрызок. – Говори не говори, как об стену горох. Человеческим языком сказано было про то, что ты все должен учитывать при работе. Ну что ты, в самом деле…

Енот еле-еле сдержался и не улыбнулся. Ломать комедию перед Семеркой, строить из себя ничего не понимающего солдафона, родом из городов… да, действительно обхохочешься. Но что поделать, если так надо?

- И жареная собака выходит ночью на тракт и идет по нему, ища тех, кто погубил и ее саму и хозяйку. – Змей закончил и начал устраиваться на сон. Горизонт светлел все больше.

- Именно так, точка в точку. – Бирюк снова сел. – Давайте спите, молокососы, а то свалитесь днем. Нам скакать и скакать завтра, пока задницы струпьями не покроются и штаны не протрутся. Отбой, Енот, спать немедленно.

Енот лег, положив голову на седло. Не сказать, что неудобно, но он и не думал жаловаться. Все-таки снова вокруг степь и что-то стоящее, хоть и опасное. Девочку вот жалко, это да. Но виновата-то мамаша, и никто кроме нее. Знала, что бывает на пути по железке, и все равно поперлась.

- Бирюк? – он позвал бородача, начавшего кружить вокруг лагеря. – Слушай…

- Ну чего еще? – тот потоптался рядом. – Чего не спишь, чудо в перьях?

- А ты видел жареную собаку?

- Да. – Бирюк хмыкнул ставшим таким привычным звуком, потом сплюнул. – Видел.

Енот довольно улыбнулся и заснул. Во сне ему пришла здоровенная псина, опаленная как молочный поросенок. Она требовала от него поиграть и косточку. Енот кидал жареной собаке саперную лопатку и та радовалась. А потом лизнула его в нос, Енот проснулся. Бирюк хмурился, Семерка качала головой, а Хан махал хвостом и довольно растягивал свою страшную пасть в широченную улыбку.

- Дела… - протянул Змей, подскочив спросонья, когда пес, здороваясь, случайно потоптался по нему. – И откуда прибежала эта мохнатая морда?

Лирическое отступление-2: И один в поле воин.

Жизнь пошла такая, что порой и жить-то не хочется. То ли дело совсем недавно, казалось бы, живи да радуйся. Начала, наконец-то, налаживаться, дала вздохнуть, дала возможность создать что-то заново. Кто отстроился так, как хотел, скотину завел, семья растет как на дрожжах. Дети по двору носятся, гомонят, а старики наконец-то могут отдохнуть. Кто-то даже начал работать на фабриках и заводах, в мастерских, которые потихоньку полегоньку стали появляться. И вот на тебе, поменялась в плохую сторону, чуть ли не в одночасье. И сюрпризов в ней, тех, что похуже, стало куда как больше чем еще с десяток лет назад.

Казалось бы — как такое возможно? А возможно, хоть и сдюжили, вытянули, смогли, скрипя зубами и стиснув их в жутчайших усилиях, что-то сохранить и восстановить. Но разве может беда являться в гости одна? Да ни за что, ни в коем случае. Одно, другое, третье. Прорывы эти, как нарывы на нищеброде, выскакивают не пойми откуда. Банды снова растут, как грибы после дождя. Народ в городах еще спокойно себя ощущает, а вдоль трактов, в глуши, на выселках?

В человеческом теле около пяти литров крови. Возможно больше, возможно меньше, люди-то разные. Ну как, например, может быть одинаковое количество литров у малыша и взрослого дядьки? Но факт остается фактом, без жидкости красного цвета не жить. Ее потеря превращается в смерть, это простейшая и понятнейшая аксиома. Кровь проходит через наш организм по венам и артериям. По первым кровь возвращается в сердце, идя не под самым высоким давлением, по вторым, наоборот, кровь идет обогащенная кислородом, и давление неизмеримо выше. При повреждении бедренной, либо плечевой артерий, смерть от кровопотери наступает в течении двух минут. Если кровеносные сосуды раскурочены в хлам, то еще быстрее. Повредить артерии и вены не так-то просто, на самом деле. В том случае, когда рядом не происходит что-то страшное, или кто-то вдруг специально не решит помочь человеку потерять как можно больше крови. Если желание присутствует, то всегда есть вариант, что тот, кто захочет ее выпустить побольше, умеет это делать. Либо обучен специально, либо умеет это делать по самой своей природе.

Экспансивная пистолетная пуля девятого калибра, входя в тело разносит в клочья и труху мышечную и костную ткани, не оставляя возможности врачу помочь. Попадая внутрь человеческого тела - она деформируется намного страшнее, чем пуля в полной латунной или медной оболочке. Все дело в плавкости и способности к деформации самого свинца, составляющего сердечник пули. Хотя, несомненно, не только. Дело и в самой форме пули, и, так-то, в первую очередь. Но и сердечник пули… Любой, за исключением бронебойных или зажигательных. Но такими не стреляют по чему-либо живому, лишь в крайних случаях. Эти чудесные изделия стоят куда дороже.