Затворник - Сергей Волков

— Да, он с учителем скитался в позорные годы, и вместе с ним пришел в Стреженск убивать Затворника.

— Ты почем еще знаешь, что он это? — спросил Коршун. — Ты, Клинок, понял?

Клинок промолчал. Рассветнику он тоже не возразил, но на его лице обозначилось вчерашняя недобрая серьезность.

— Знаю, брат. — сказал Рассветник. Увидите.

Через минуту в дверях снова раздался стук. Коршун прежним манером открыл дверь, и глянул за порог.

— Здравствуй, брат-Молний! — поприветствовал он кого-то в коридоре.

— Здорово! — ответили из-за двери. — Что ты меня, с молотом теперь встречаешь?

— Не сердись. Тут, может быть, враг кругом. — сказал Коршун, отходя в сторону.

В комнату вошел рослый, могучего сложения человек, с вихрастой шевелюрой и бородой едва не до груди. Мужественное лицо Молния, наверное, было когда-то и красивым, но годы битв и скитаний огрубили его черты, и преждевременно состарили. Глубокий шрам от правой щеки шел через скулу и разделял надвое верхнюю губу. Взгляд витязя был ясным и гордым. Одеждой Молний напоминал обносившегося боярина: залатанные штаны и рубаху покрывала белая, как мука, дорожная пыль. Сапоги на его ногах повидали тысячи конных и пеших поприщ. На левом боку в ремнях висел длинный меч.

— Здравствуйте, братья! — сказал Молний.

Он обнялся с Коршуном, а потом по очереди — с Рассветником и Клинком.

— Ты здесь, — говорил он — И ты, Клинок. А кто еще с вами был? Я вчера ночью почуял неладное, так вдвое быстрее к вам кинулся.

— Вепрь еще, он с нами из горного стана ехал. — сказал Рассветник

— Что с ним?

— Ранен

— Вот как! Тяжело?

— Тяжело! Злыдень его из-за угла ножом пырнул. — сказал Коршун — Если бы не Рассветник, его бы уже в живых не было.

— А еще вернее — если бы не этот вот парень. — кивнул Рассветник на Пилу.

Молний повернулся к Пиле.

— Здравствуй, добрый человек! — сказал он, и Пила увидел, что возле рассеченной губы у Молния недостает зубов на обеих челюстях — Ты, значит, и есть Пила. Про твой подвиг весь город только и говорит. Я едва в ворота въехал, а мне уже рассказали как пильщик из Горюченского Городища яснооковского злыдня забил насмерть на постоялом дворе.

— Да уж… — ответил Пила. Никакого «подвига» он в своем недавнем поступке не чувствовал, зато мертвое краюхино лицо стояло перед его глазами постоянно.

— Ты сам-то какими судьбами здесь оказался? — спросил Рассветник.

— Я за вами с Белой Горы скакал. Но это погодя расскажу, дайте отдышаться малость.

— Может, баню велеть затопить? — спросил Коршун.

— Не сейчас. Надо о деле поговорить, а там лишних ушей не оберешься.

Велели коридорному принести воды. Молний наспех умылся, сел за стол и стал подкрепляться холодными остатками ужина. Рассветник тем временем рассказывал ему обо всем, что случилось после их отъезда из Гор (о том, что было в Горах, и еще раньше, речи не было. Видимо, Рассветник каким-то образом уже дал об этом знать Молнию или Страшему — подумал Пила). Молний слушал не перебивая и не переспрашивая. Когда речь зашла о драке на постоялом дворе, он строго посмотрел на Коршуна, но опять-таки ничего не сказал.

— Ну, ясно. — сказал он, обсасывая масел, когда Рассветник завершил свой рассказ — Делов, конечно, ты, Коршун, с Вепрем наделали — будь здоров, но как есть, так есть. Хорошо что все не целы, так хоть живы, и будет. Теперь слушайте, с чем я к вам приехал.

И Молний повел речь о других делах — далеких, и до сих пор совсем незнакомых Пиле.

— Вскоре, как вы уехали, — рассказывал Молний — меня учитель на Белой Горе позвал к себе, и спросил, не съездить ли мне в Степной Удел. Я не понял сперва, с чего я там понадобился, когда такие водовороты здесь в двух шагах. «Что я — подумал — Здесь без дела сижу, что ли!» (О каких водоворотах говорит Молний, и какие дела он делал на Белой Горе, Пила, конечно, не мог догадываться) А учитель мне говорит, давай езжай мол. Ему подумалось, что-то в Диком Поле неладно. Я и поехал. Доскакал до города Каили, а оттуда уже в самую степь, до Острога-Степного. Ну вот, приехал туда, до самого края земли, чуть от города отъехал, глянул на Степь, и сразу понял — Учитель-то прав оказался!

— Как ты понял? Увидел чего? — спросил Коршун.

— Глазами прежде ничего не увидел. Смотрю в поле — над ним небо чистое, солнце светит, ветер траву шевелит, а закрою глаза — и вижу, будто прет с поля стеной черная хмара, закрыла весь окоем от заката до восхода, и катит прямо на город. Ветром сухим дышит вперед себя, даже ветром-не ветром, а гарью, сухим таким, душным чадом…

— Прямо так и почувствовал? — спросил Рассветник.

— Да, как закрываю глаза, так и вижу, и чувствую. А открою глаза — снова все спокойно…

— Вот бесовщина… — прошептал впечатленный Коршун.

— А дальше что? — спросил Рассветник.

— Дальше стал я разузнавать, что да как. Спрашивал у разных людей, и они мне много всего рассказывали. В Степи, оказывается, перемены за переменами, и все не к нашему добру.

Молний рассказывал долго. Что-то из его слов Пила уже слышал, что-то понимал по ходу дела. Началось все с тех событий, которые Рассветник упоминал в своем дорожном рассказе — с нашествия тунганцев на Острог-Степной, в правление Ясноока. Разгромленные тогда злыднями, табунщики не смогли отстоять свои пастбища, когда с восхода пришел народ Ыкан. Былые хозяева Великой Степи, кто уцелел, стали в ней пленниками. Другие всеми кочевьями ушли в Приморский и в Каяло-Брежицкий Уделы, под защиту ратайских князей и на службу к ним. Кто-то, миновав полуденный отрог Хребта, получили земли от обрского царя и стали выставлять конное войско по его приказу.

Ыкан были еще воинственнее и яростней тунганцев. Всех оседлых соседей они презрительно прозвали «куары» что означало «скот, предназначенный на продажу» Но пока был жив страшный всем Затворник, они не решались пробовать на прочность ратайские границы. Поэтому в Позорные Годы воевали ыканцы преимущественно между собой, и каждый побеждавший каган подтверждал со струг-миротворским наместником мирный договор. Большие бояре пили с ыканскими послами вкруговую, обменивались подарками и разъезжались по своим сторонам. Смерть колдуна все переменила…

Сильнейший ыканский каган Тыр-Сай перешел со своей ордой реку Янка — границу Приморского Удела. Надолго запомнилось это вторжение! От сотен селений остались головешки, многие тысячи людей перебили, еще больше увели в колодках в степь. Спаслись те, кто бежал в горные леса, или успел спрятаться в крепких городах. Владыка страны князь Тур не посмел выйти в поле и заперся за стенами Стреженска-Полуденного. Льву в великокняжеский Стреженск он послал гонцов с просьбой о поддержке. Но Лев свои полки отослал в горы, против короля и захребетников, поэтому брату он в помощи отказал и велел, как хочешь, а управляться самому.