Свои чужие (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Самое паршивое в этой ситуации — нужно бы держать лицо. Хотя не хочется, хочется только разреветься. Для меня ведь это было как маленькое чудо, я поэтому так легко ввязалась именно в съемки, мне хотелось увидеть как мое самое заветное желание воплощается в жизнь. Я хотела увидеть рождение этого фильма от первого и до последнего кадра, а уж авторский предпоказ мне снился в самых радужных сказочных снах. И вот теперь — облом. Заморозка. И нет, разумеется, я с этого что-то поимею, формально Дима — сотрудник Кирсанова, виноват он, издательство наверняка отсудит и себе, и мне какую-то компенсацию. Но… Это деньги. Только деньги. А воплощенной мечты у меня уже не будет.

— А если ты сменишь только книгу-первоисточник? — вдруг произносит Варламов, глядя куда-то в пространство. — У Полли есть не одна пригодная к экранизации книга. Мы потеряем три недели. Но это же проще, чем тебе начинать какой-то новый проект?

Кирсанов бросает на Диму красноречивый взгляд.

— И как по-твоему я это объясню спонсорам?

— Так и объяснишь, — Дима пожимает плечами, — по вине сотрудника произошел форс-мажор, но ваши средства не пострадают, господа-вкладчики, мы уже работаем над альтернативным проектом.

— Часть откажется.

— Да брось, — рвано выдыхает Варламов, глядя в одну точку, — у тебя имя и репутация. Они же хотят получить прибыль со своих денег, не так ли? Они вкладывают в тебя, а не в конкретный сценарий. Ты приносишь бабки, Илья. Ты сроду не вписывался в невыгодные проекты.

— Дим, что за прожектерство? — утомленно спрашивает Кирсанов. — У нас нет синопсиса, и договор с издательством Полины составлен на другую книгу.

— Я сделаю тебе синопсис к послезавтра, — тихо откликается Дима. — Новый сценарий выработаю за две недели, без зарплаты. Убытки все вписывай в иск, взыщешь с меня же. Неужели ты не сможешь выкрутиться из ситуации?

— А какая мне выгода в этом? — емко интересуется Кирсанов. — Ты предложил мне этот проект и так налажал уже на старте. Предлагаешь мне согласиться на твой проект еще раз? И ради чего?

Что забавно, я слышу совсем не то, на чем акцентирует Кирсанов. Я слышу: “Ты предложил мне этот проект…”

Серьезно? Я это правильно понимаю хоть?

— А ты хочешь что-то конкретное? — Дима тем временем остро смотрит на Илью Вячеславовича.

— Пять лет эксклюзивного договора, — Кирсанов щурит свои темные глаза. — И половина твоей зарплаты в первые два года уходит в мой фонд на возмещение убытков. И ни влево, ни вправо, ни в какие другие проекты ты не ввязываешься, дружок.

— Предлагаешь мне влезть в твою кабалу? — саркастично интересуется Дима.

— Ты же предлагаешь мне согласиться на целую кучу проблем со спонсорами и переоформлением договоров, — хладнокровно откликается Кирсанов. — Ты хочешь, чтобы у госпожи Бодлер была экранизация? Окей, я оценил этот твой порыв. Но будешь ходить в моем рабстве, раз такой кретин.

Я вижу, как твердеет Димино лицо, как обостряются скулы и сужаются глаза. Предложение ему насмерть невыгодно, это очевидно.

— Готовь документы, — хрипло выдыхает он. — Хотя я и не понимаю, на кой черт тебе такой косячащий сотрудник.

— А что тебя, уволить? — скалится Кирсанов. — Освободить от работы? Нет уж. Будешь пахать столько, что сам пожалеешь. И только на меня, потому что виноват ты передо мной.

У меня идет кругом голова. Вот, правда. И я… Я не понимаю, что в этом случае делать мне.

— То есть мы будем снимать фильм по другой моей книге? — медленно спрашиваю я.

Кирсанов, явно закончивший играться с Димой в вербальный пинг-понг, поворачивается ко мне.



— Если вы хотите, Полина, — медленно откликается он. — Вы же хотите?

Хочу ли? Я сейчас устала и, честно говоря, хочу пойти домой и напиться. А потом поспать. Я здесь минут десять, но уже успела не только офигеть, но и совершенно потерять понимание, что происходит. Голова гудит, будто там звонят все колокольни разом.

Но… Все-таки мне особенно без разницы, какую мою книгу будут экранизировать, я их все очень люблю. Жалко потерянных недель, до слез жалко “Фею-крестную”, она не меньше прочих достойна экранизации, но… Если уж все так вывернулось…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я хочу, да, — отрешенно отвечаю я и устало тру виски. Боже, как мне в этом состоянии ехать на праздник вообще? Сидеть там в уголочке с кислой миной и пить за упокой несвоевременно почившей “Феи-крестной”?

— Значит, консенсус найден, — Кирсанов опускается в свое рабочее кресло и раздраженно смотрит на Диму. — Все свободны. Госпожа Бодлер, извините, что мои сотрудники так нас с вами подвели. Я вас сдернул так резко…

— Ничего, — вымученно улыбаюсь я. Господи, а я ведь только-только начала расслабляться, предполагая, что основная часть моей работы сделана, и я буду до начала съемок только изредка болтаться на кастинги. Ладно, хоть книгу в печать сдала на прошлой неделе. Можно сценарием и вплотную заняться.

“Все свободны” адресовано явно непосредственным сотрудникам Ильи Вячеславовича. Но поднимаюсь и я. Кирсанов выглядит усталым, поэтому кивает мне прощально.

Из его кабинета я выхожу последней. Успеваю заметить, как Алина замахивается на Диму папкой и что-то раздраженно ему шипит. Но, заметив меня, видимо, решает прилюдно не позориться и, зло улыбнувшись Варламову, уходит прочь.

А Дима… Дима остается. Стоит и смотрит на меня так, что на него даже орать не хочется. Виноватый по самое не могу, виноватее выглядеть просто невозможно.

И почему-то я сама сейчас не могу сдвинуться с места. Вокруг нас по-прежнему движутся люди, откуда это ощущение, что никого на свете кроме нас двоих нет?



Глава 21. Полина

— Поль, прости, — это все, что я слышу от Димы, и на самом деле это звучит очень искренно. Такому сложно не поверить. И даже эти два слова мне не были уж очень-то нужны.

Две секунды. Два удара сердца. Ровно стольно уходит у меня на то, чтобы сделать два шага к Диме и вцепиться в него с объятиями.

Не могу не обнять этого идиота! Вот как хотите!

Только обнять. Ничего больше.

Сейчас в этих объятиях нет ничего романтичного, но чувства благодарности — целое цунами. Да, он кретин, да, по его вине украли сценарий, но именно он уломал Кирсанова, и именно благодаря ему у меня будет фильм. Все-таки будет. Другой, но будет.

Дурак, дурак, дурак.

Я не сценарист, но я прекрасно понимаю, что такое эксклюзивный договор. Ты не можешь работать ни на кого, помимо того, кто уломал тебя на эксклюзив. У меня такой тоже есть, с издательством. Вот только для меня эксклюзивный договор с издательством — это бонус, который повышает процент, выплачиваемый мне с каждой книги, и куча дополнительных приятных плюшек. А для Димы это значит отказ от работы с сериальщиками. Потеря приличной части дохода. Да еще и двухгодичная выплата компенсаций… Кабала — это еще мягко сказано.

Ох, Варламов, какой же ты дурак, а!

Не знаю почему, но милейший Илья Вячеславович меня сейчас иррационально бесит. По сути — должен бесить Дима как основной виновник всего случившегося. А бесит Кирсанов. Мой любимый режиссер, ага.

Варламов стискивает меня в руках. Ух, и сильная он все-таки зараза, я чудом не пищу. Есть в его объятиях что-то отчаянное, отчего я не протестую, отчего не ругаюсь, что он зарывается. Я знаю, что ему сейчас это нужно. Он всегда тяжело принимал свои косяки, а уж такой фатальный… Самолюбие наверняка разлетелось в клочья.

В общем мужественно терплю эти варламовские клещи. И теплом топит от кончиков пальцев на ногах, до волос на затылке. И ком в горле, от невысказанных слов, которые я пока никак не смогла сформулировать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Может, выпьем кофе? — тихо спрашивает Дима, чуть ослабевая хватку. — Или ты торопишься? К жениху.

Последнее слово он произносит характерно сквозь зубы, но мне после всего случившегося даже не до того, чтобы отстаивать дистанцию между нами. Готова ли я прямо сейчас ехать в ресторан к Косте? Вот прямо сейчас, когда меня начинает трясти все сильнее, потому что нервы внезапно вспомнили, что они у меня не железные?