Молдавские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плел такие небылицы,
Что со смеху подавиться.
Тыщи глупостей таких,
Что хоть выноси святых,
А Пэсэрь-Лэци-Лунжила приманивал пернатых и глотал без разбору — с пером, без пера — так что никто уже не отваживался домашнюю птицу близ дороги держать.
Один только Белый Арап зла никому не причинял. Но как товарищ все с ними делил, и убыток и прибыток, и приветлив был с каждым, ибо нуждался в них, направляясь к Рыжему царю, о котором твердила молва, что был он лют и жесток до крайности — с людьми обращался хуже, чем с собаками. Но как говорится: на бездушного бессовестный нужен. Думаю, из пяти неумытых, что за Белым Арапом пошли, хоть один на Рыжего управу найдет. Нарвется Рыжий царь и на людей, не только на чурбанов, как до сих пор. Однако не стану вперед забегать. Кто его знает, как еще оно обернется?
В этом мире, как на грех,
Все идет ногами вверх,
Лишь немногим суждено
Молоть на мельнице зерно.
Зато уж у тех немногих — и хлеб, и нож в руках; режет как и сколько хочет, комар носа не подточит. Как говорится: кто может — кости гложет, а что нет — не разжует и котлет. Вот то-то же и с Белым Арапом и его товарищами: может, удастся им дочь Рыжего царя добыть, а может и нет; покамест идут они да идут, а уж дальше будет, как счастье присудит. Мне-то что? Мое дело — сказку сказывать, а ваше — слушать.
Идет Белый Арап со своими товарищами, идет и наконец-то
К царству привела дорога,
Мы ж положимся на бога,
Потому что путь у сказки
Не короткий до развязки…
И как только прибыли, все шестеро — на царский двор: Белый Арап впереди, остальные позади, один другого наряднее и пригожее — нитки и лохмотья за ними стелются, как за войском папуковым[21].
Явился Белый Арап к Рыжему царю, поведал, кто они, откуда и зачем прибыли. Изумился царь дерзости и бесстыдству оборванцев, пришедших за его дочерью от кого бы то ни было. Однако не ответил он ни так, ни этак, только попросил переночевать под его крышей, надеясь, что до утра надумает, как ему быть… А сам втихомолку вызвал своего верного слугу и приказал уложить гостей в доме из раскаленной меди, чтобы заснуть им навеки, по примеру других женихов, может, почище этих.
Разжег царский слуга под медным домом костер — двадцать четыре сажени дров; огненным жаром раскалился дом. Когда же настал вечер, приходит слуга к гостям, просит располагаться на ночлег, а вещий Жерила товарищей в сторону отводит, на ухо им шепчет:
— Мэй, как бы не дернул вас черт раньше меня сунуться, куда поведет нас слуга рыжего пса, а то не видать вам завтрашнего дня. Один только на свете Рыжий царь. Славен он в этом краю невиданной добротой своей и неслыханным милосердием. Известно мне, как радушен он и щедр… за чужой счет. Вот бы только околеть ему поскорее; пусть живет три дня, считая с позавчерашнего. А дочка-то, дочка его! Приказал дьявол, она и родилась. Вылитый батька во весь рост, и даже почище… Как говорится: козел — через стол, а козленок — через дом. Но нашла коса на камень. Если уж я с ними в эту ночь не слажу, то, значит, и сам сатана не справится.
— Я тоже так думаю, — сказал Флэмынзила. — Запряг Рыжий царь волов в упряжку с чертом, но только выпряжет их без рогов.
— И еще, может, в придачу и плуг и телегу отдаст, лишь бы от нас избавиться, — добавил Окила.
— Слушайте, — сказал Жерила, — язык наш — враг наш. Пошли лучше спать, а то нас царский слуга ожидает, стол накрыл, объятья раскрыл. Ну-ка! Навостри зубы и марш за мной!
Затопали они — топ, топ, топ! Дошли до двери, остановились маленько. Как подул Жерила трижды — стал дом и не горячим и не студеным, как раз впору спать в нем. Ввалились они гурьбой, улеглись кто где — и молчок. А царский прислужник, проворно дверь заперев снаружи, злобно сказал:
— Вот и разделался я с вами. Спите, голубчики, вечным сном непробудным, потому постелил я вам на славу. До утра как раз в пепел успеете обратиться.
Сказал — и отправился восвояси. А Белому Арапу с друзьями и горя мало. Поразмякли у них от теплыни кости, стали друзья потягиваться и нежиться, назло Рыжему царю и его дочери. Один Жерила от холоду ежится, колени ко лбу поджал, сам ворчит:
— Только ради вас я дом остудил. Для меня он как раз впору был. Вот с недоносками спутался! Да ладно, отзовется вам это счастье. Вам, значит, млеть от тепла, а мне от стужи трястись? Не бывать этому, не стану себя покоя лишать ради черт знает кого. Сейчас вас за волосы таскать буду, никого не пощажу. Раз уж мой сон по ветру развеяли, пускай и от вашего проку не будет!
— Придержи-ка язык, эй, Жерила! — закричали остальные. — Ночь на исходе, а ты все языком треплешь. Чертово племя! Хватит, уже голова от тебя распухла! Кому еще взбредет с тобою связываться, тот пускай и несет свой крест, а нас ты совсем заговорил, ни минуты от тебя покоя! Словно разбитая мельница. Мелет и мелет по всякому пустяку, будто умом повредился. В лесу тебе жить, с волками и медведями, а не в царских палатах с порядочными людьми!
— Но-но-но! Вы с каких это пор помыкать мною стали, — обиделся Жерила. — А ну-ка, потише со мной, не то плохо придется. Я добр, пока добр. А попробуй меня из терпенья вывести…
— А ты не шутишь, эй, Губастый? Тьфу ты, храбрый какой! Как осерчает, так и в штаны делает, — сказал Флэмынзила. — До чего ж ты мне люб. Сунул бы тебя за пазуху, да уши не лезут. Лучше успокойся
