Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью - Питер Померанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько месяцев в регионе наконец появились украинские военные, усиленные патриотическими и ультранационалистическими добровольческими батальонами (в том числе людьми из «Правого сектора»). Армия окружила Северодонецк и начала обстреливать его тяжелой артиллерией. Сепаратисты надеялись на вмешательство российских военных, но «Север», похоже, никому не был нужен: войска отошли обратно в «новые республики», территории вокруг Донецка и Луганска. Бабар вернулся домой. Но, когда мы разговаривали с ним в 2015 году, у него не было ощущения победы. Городом управляли те же политики и полицейские, которые поддержали сепаратистов. Некоторые украинские солдаты и добровольческие батальоны конфликтовали с местными жителями: драка в баре закончилась перестрелкой; один из солдат добровольческого батальона попытался взять под контроль местную мафию – он заставил одного бандита переплывать реку и выстрелил ему в голову на середине пути. Понятно, что такими мерами коалицию было не удержать.
Я спросил Бабара о планах на будущее. Он ответил, что из-за финансового кризиса, вызванного войной, исчезли заказы на создание веб-сайтов. Он хотел организовать курсы по медийной грамотности для местных жителей, но пока был готов заниматься любой работой, вплоть до разгрузки вагонов. Я спросил, что он собирался преподавать на этих курсах «медийной грамотности». Бабар планировал учить людей, как проверять истинность новостей и надежность источников, как использовать поиск фотографий в сети, чтобы удостовериться, были ли они действительно сделаны там, где заявлялось.
Но разве он сам не использовал дезинформацию, когда пугал сепаратистов безумными слухами? Как это совмещалось в его голове с кампанией по развитию медийной грамотности?
Бабар улыбнулся: «Я верю в силу дезинформации для той стороны и медийной грамотности – для моей».
–
Бойцов информационного фронта на Украине становилось все больше, и мне захотелось понять, как чувствуют себя люди, на которых направлены эти кампании.
«Что, жив еще, сепаратист? Интересно, долго осталось?» – гласило одно из СМС-сообщений, пришедших на допотопный мобильный телефон Андрея Шталя. «Как всегда, номер отправителя отследить невозможно», – сказал мне Андрей. Казалось, что он привык к таким сообщениям; его скорее беспокоило, что активисты из самопровозглашенной «общественной группы» участников информационной войны внесли его в список «предателей», но указали старый адрес. «Представляете? Они же могут туда прийти и просто избить человека, который там теперь живет и ничего про меня не знает…»
Андрей жил в Краматорске, городе к северу от Северодонецка. Как и «Север», он был сначала захвачен пророссийскими силами, а затем отбит украинцами. Андрей работал в краматорской городской газете. Когда сепаратисты захватили Краматорск и объявили его частью Донецкой Народной Республики, большинство сотрудников бежало, но Андрей остался и занял должность редактора. Его газета публиковала информацию о состоянии канализации, дорожных работах и школах – ничего, связанного с политикой, – и он никогда не отклонялся от привычных тем. Это и спасло его, когда украинская армия вновь овладела городом. Он был арестован солдатами проукраинского добровольческого батальона в Днепропетровске. Они избили его и продержали три дня с мешком на голове, но затем выпустили.
Именно стихи Андрея, а не журналистские работы приносят ему неприятности в отношениях с патриотическими активистами.
«В поэзии я могу быть собой. Глава ДНР любит мои стихи и сам выкладывает встречные экспромты в фейсбуке».
Через ухоженный парк Краматорска и вдоль величественного проспекта в стиле советского неоклассицизма мы направляемся в сторону кафе с wi-fi, чтобы найти в интернете стихи Андрея. Вдали из-за холмов Донбасса сияет солнце.
На местных поэтических порталах можно найти десятки страниц со стихами Андрея. Мы пролистываем несколько страниц с его самыми свежими творениями. Они начинаются с сатирических строчек о Майдане в духе советских детских стихов:
Станут жить здесь и устроят…
Настоящий, жаркий ад.
А тебя мои герои
В содомита превратят
«Я был против Майдана, – говорит мне Андрей. – Я сразу почувствовал, что он приведет к войне. Иногда я способен предвидеть будущее». Он вырос вместе с молодыми людьми, которые присоединились к пророссийским формированиям в Краматорске. Его стихи передают ту хаотичность и беспечность, с которой они взялись за оружие. «Они были мелкими наркодилерами и бандитами, детьми полицейских и чиновников. Как я мог ненавидеть их? Никто не слышит Донбасс».
«Никто не слышит Донбасс». Я часто слышал на востоке страны эту фразу, суть которой в том, что политики в Киеве не понимают местных нужд.
По мере развития конфликта стихи Андрея становятся все более мрачными:
Раньше быть я хотел музыкантом, артистом,
А сегодня проснулся вдруг сепаратистом.
Если речь мне дана, ей не быть Посполитой!
Я живу на Руси! Русь еще не убита.
Он писал и о «…запоздалой пуле для Яценюка» [78].
Значительная часть стихов Андрея обращена к советским темам и песням. Он часто вспоминает о своей поездке в Литву с классом в 1991 году. Андрей своими глазами видел, как толпа пытается сбросить статую Ленина. Весь долгий обратный путь в поезде он писал свое первое стихотворение, в котором сравнивал Советский Союз со старым поездом, о стране, падающей в пропасть гражданской войны.
«Статуи Ленина падали тогда и падают теперь, – вздыхает Андрей. – Но уже в те годы у меня были плохие предчувствия в отношении будущего».
Когда мы с ним встретились в Краматорске, киевское правительство как раз приняло ряд законов, запретивших советские названия улиц и соответствующую символику. Статую Ленина, стоявшую на центральной площади Краматорска, снесли, а на пустом постаменте закрепили украинский флаг. Официальные лица утверждали, что изменение названий улиц и снос статуй – это необходимые меры в информационной войне с Кремлем, который подсадил аудиторию на постоянную диету из советских фильмов и кампаний в соцсетях, представлявших настоящее время бесконечной Второй мировой войной против неизменно возрождающихся фашистов. Но эти же законы играли на руку Кремлю, переводя фокус внимания Майдана с поисков лучшего будущего на борьбу с прошлым, что могло привести лишь к дальнейшему разобщению.
«Здесь все создано коммунистами. Каждый, кто смог здесь чего-то достичь, был членом партии – почему мы должны их забывать? – жаловался Андрей. – Есть много людей, которые не могут открыто говорить, что думают. Им приходится жить в Сети, и для них важно не быть одинокими. А я могу высказать то, что они чувствуют».
Принимая язык Кремля и повторяя его, участники украинских информационных войн рисковали увлечься игрой, навязанной Москвой. Каждый должен был определиться, на какой стороне информационного конфликта находится: либо он предатель, либо патриот.
