Дракон из Трокадеро - Клод Изнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поглощая слишком плотный обед, Жозеф силился перевести заметки, одну из которых сопровождал рисунок человека в костюме моряка и фуражке, вторую – гравюра с изображением брига «Эсмеральда».
На десерт официантка предложила ему торт с лимонным безе, яблочный пирог из равного количества муки, сахара, масла и яиц или двойное заварное пирожное с шоколадом. Пиньо покачал головой – ему было нехорошо. Желудок с трудом переваривал пищу, влажность и шум были невыносимы, в довершение всего он не понимал ни единого слова из этих статей, написанных по-английски. Зачем же он тогда запоминал таблицу неправильных глаголов? Язык жителей Британии ему явно не давался. В который раз Жозеф был вынужден констатировать свою несостоятельность и понял, что придется обращаться к Виктору.
С помощью ножниц, захваченных специально для этой цели, он облегчил номера «Таймс» на две интересующие его вырезки. Уплатив по счету и толкнув по пути тучного господина с моноклем, Пиньо отважился отнести газеты обратно в хранилище. В редакции готовился специальный выпуск, приуроченный к визиту шаха, увешанного бриллиантами, поэтому суматоха царила такая, что второй набег Жозефа остался таким же незамеченным, как и первый.
По возвращении в лавку, воспользовавшись тем, что внимание Кэндзи отвлекла какая-то клиентка зрелого возраста, желавшая выторговать цену на королевские альманахи с гербами графа де Прованса, Жозеф отвел шурина в сторонку и встал с ним у камина. Виктор тут же схватил две вырезки и пробежал их глазами.
– В первой статье говорится о том, что неподалеку от Гибралтара Энтони Форестер, капитан «Эсмеральды», обнаружил корабль-призрак под названием «Комодо». Отбуксировав ничейное судно в Англию, он получил премию, оказавшуюся весьма внушительной. «Комодо» вышел из сенегальского порта Сен-Луи. Во второй заметке приводится дополнительная информация о том, что экипаж судна, по всей видимости, покинул его в большой спешке. Спасательные шлюпки так никто и не обнаружил, в живых не осталось ни одного человека. Как проверить, что отправным пунктом этого опасного похода был действительно сенегальский порт Сен-Луи? Откуда он шел, этот корабль? Кто им командовал? – проворчал Виктор.
– «Комодо»! Боже праведный!
– Что это с вами, Жозеф?
– Письмо! Письмо с угрозами, которое вам передал Даглан.
– И что?
– Оно подписано «Омодо»! Вы понимаете?
– Да понимаю я, понимаю. Успокойтесь.
– Я спокоен! Все сходится! Омодо, «Комодо»!
– Потише, Жозеф! – тихо приказал Виктор, показывая глазами на Кэндзи.
– В ваших мессах без песнопения нет никакой необходимости, я и так в этом гиблом деле по самую шею. А все потому, что вы приютили в этом доме Ихиро, не спросясь у меня совета, и тем самым спровоцировали целый ряд неприятностей, нарушивших привычное течение моей повседневной жизни. Так что давайте вести расследование вместе.
Виктор вздрогнул и поднял голову в тот самый момент, когда пожилая дама потянула на себя ручку двери. Кэндзи разложил на прилавке королевские альманахи в красном сафьяновом переплете. Довольный своим вмешательством в их разговор, он продолжил:
– «Комодо»? Quomodo? Это же латинский союз и наречие «как». «Как!» Странное название для корабля. Я бы сказал, что «Quo Vadis»[86] было бы куда уместнее.
– Почему «Quo Vadis»? – спросил сбитый с толку Пиньо.
– Мой дорогой Жозеф, Вы торгуете книгами, но даже не можете расшифровать их названия. В переводе с латыни «Quo Vadis?» означает «Куда идешь?».
– Я учился по ходу дела. А пошел работать, когда мне было двенадцать лет! И потом, слово, о котором вы говорите, при написании латинскими буквами начинается с Q, а наше – с К. Уверен, что вы не знаете ровным счетом ничего о его происхождении.
– «Комодо» с первой К? Вы заблуждаетесь. Так называется неизвестный европейцам индонезийский остров. Он населен гигантскими ящерицами, достигающими в длину двух метров – плотоядными варанами. Его называют «островом драконов». Кстати, насчет «Камо грядеши», он же «Quo Vadis». Я что-то не видел этого романа на витрине. Чего вы ждете, Жозеф?
– Еще никто и ни разу не спрашивал опус этого поляка с непроизносимым именем. Как его там?
– Генрик Сенкевич.
– Будьте здоровы.
– Подумать только – он был переведен на двадцать два языка мира, а Франция опубликовала его одной из последних, – недовольно проворчал Кэндзи.
Зазвенел колокольчик.
– О нет, – заскулил Кэндзи, – сжальтесь надо мной!
К его ногам бросился Ихиро.
– Бесценный мой друг! Умоляю вас – не бросайте меня. Мне так страшно! Этим вечером вы должны меня заменить! Стрелы! Целая лавина стрел!
– Вы несколько преувеличиваете, – заметил Жозеф.
Кэндзи, напуская на себя безразличный вид, изучал свое приобретение.
– Заклинаю вас – не оставляйте меня в беде! Вы обещали…
– Ничего я вам не обещал, вы сами…
Протесты Кэндзи прервало появление Эфросиньи, Мели, Артура и Дафны, с которых ручьями стекала вода.
– Недостойный отец! Ты хоть понимаешь, что твой сын чуть не оглох? И надо было ему засовывать в ухо это красное перо!
– Что за намеки? Какое еще красное перо? – ответил не на шутку обеспокоенный Жозеф, ища глазами пиджак, который он повесил на стуле.
– Это не намек, это утверждение! Дафна умыкнула его из твоего кармана и отдала брату. Тебе что, пришла в голову мысль коллекционировать подобные ужасы?
Эфросинья в ярости демонстрировала предмет ссоры, на который все боялись бросить взгляд. Жозеф укрылся за прилавком, где к нему тут же присоединился Виктор.
– Очень умно, вы постоянно делаете промахи!
Ихиро Ватанабе заламывал руки.
– Какой ужас! Это уже слишком! Красное перо! Точно из такого же было сделано оперение стрелы, вонзившейся в грудь Исаму! И жертве из «Отеля Трокадеро»! Там тоже фигурирует красное перо, о нем растрезвонили все газеты! В сложившихся обстоятельствах – я пропал! Не будет у меня больше ни работы, ни денег! И я умру с голоду в вашей мансарде, господин Легри! Или сделаю себе харакири, а это болезненно, да и грязи останется много.
– Не путайте вершки и корешки, господин Ватанабе, мое перо не имеет никакого отношения к тем, что замешаны в убийствах. Грешен, каюсь – я купил его у одного торговца писчебумажной продукцией, чтобы быть похожим на писателя былых времен.
– Хорошо еще, что оно не отточено, а то твой отпрыск проткнул бы им барабанную перепонку, – пробурчала Эфросинья.
– Кому-нибудь другому рассказывайте! – прошипел Виктор. – Равняетесь на Флобера, считавшего, что хороший стиль дается исключительно с помощью гусиного пера? Вещественное доказательство, браво!
Кэндзи деликатно взял королевские альманахи и, не говоря ни слова, поднялся на второй этаж.
Ихиро, согнувшись в три погибели, выскользнул на улицу, пересек двор и взобрался к себе по лестнице черного хода. Виктор, в свою очередь, тоже исчез.
– А перо? – возопила Дафна. – Где аистиное перо?
– Ах, не волнуйся! У тебя еще будут другие перья, ведь твой папа жалкий бумагомаратель! – ответила Эфросинья, грозя кулаком сыну, который еще больше скрючился за прилавком. – Взгляни на дочь, она промокла, у нее опять начнется отит!
– Но, маман, ты же сама… – запротестовал было Жозеф.
– Молчи, негодный отец! И домой сегодня чтоб явился загодя, я должна буду накормить малышей пораньше, а то вечером у Мишлин Баллю турнир по «желтому карлику»[87].
Оставшись наконец один, Жозеф встал коленкой на свою любимую табуретку. И хотя его живот был плотно набит, он выудил из-под книги записей яблоко и нервно вонзил в него зубы.
«Все объединились против меня, даже плоть плоти моей! Дома никакого покоя. За мной шпионят, тащат все, что мне принадлежит, это невыносимо. Сниму квартиру! Нет, слишком дорого. Всего лишь чуланчик под самой крышей, лишь бы только без клопов, чтобы не пили мою кровь».
От этого видения Жозефа затошнило. Он с отвращением вспомнил день, проведенный в Буживале, вновь увидел владельца кафе из Марли-ла-Машин, теребившего во время разговора с Рено Клюзелем свою фуражку, которая напомнила ему совсем другой головной убор.
«Фуражка, которую мне отдал Виктор! Лишь бы Дафна не добралась и до нее!»
Он стал лихорадочно рыться в карманах пиджака. Уф! Бумажный пакет был на месте.
Жозеф приоткрыл его и потрогал ткань. Когда он вытащил руку обратно, пальцы были покрыты каким-то мелким серым порошком. Он схватил пакет с фуражкой и вывалил его содержимое на газету, которую предварительно постелил на прилавке. В ноздри тут же хлынуло небольшое плотное облачко. Пыль. Пиньо попробовал ее на язык и тут же выплюнул.
В голове стала формироваться какая-то мысль. Он усиленно за нее цеплялся, но она никак не давалась и все ускользала. Когда речь заходила о предположениях, он всегда прибегал к хитрости. Как только Жозеф пытался на них сосредоточиться, они всегда прятались в потайных закоулках мозга, но стоило ему сделать вид, что он потерял к ним всякий интерес, тут же начинали бесстрашно кружить, подобно мышам, резвящимся, когда кошке надоедает играть со своей корзиной.