Лика. Повелительница демонов (СИ) - Татаренко Олег

«Это не он, — взмолилась Лика. — Боже, сделай, чтобы это был не он».

— Ваш супруг, граф Стим, сударыня, — произнес рядом с нею маркиз Андижос.

Лика присела в заученном реверансе. Ее обостренный отчаянием ум отмечал какие-то нелепые мелочи: усыпанные брильянтами банты на туфлях графа; на одной туфле каблук повыше, чем на другой, чтобы сгладить хромоту; чулки с искусно вышитыми шелком стрелками; роскошный костюм, шпага, огромный белоснежный кружевной воротник.

Он что-то сказал, она что-то ответила невпопад. Дробь тамбуринов и душераздирающие вопли труб оглушали ее.

Когда она снова села в кабину, на колени к ней упал огромный букет роз и несколько маленьких букетиков фиалок.

— Цветы или, как их называют у нас, «услада жизни», — сказал кто-то рядом с Ликой.

Лика повернула голову и увидела, что рядом с нею сидит уже не маркиз Андижос, а тот, другой. Она склонилась к цветам, чтобы не видеть ужасного лица.

Вскоре показался город, ощетинившийся своими башнями и красными кокольнями. Кортеж проехал по узким улочкам, похожим на глубокие тенистые коридоры, куда сверху просачивался пурпурный свет солнца.

Во дворце графа Стима Лику быстро переодели в великолепное белое бархатное платье с аппликациями из белого атласа. Застежки и банты были украшены брильянтами. Наряжая ее, горничные то и дело подавали ей ледяные напитки. Анжелику мучила жажда. В полдень под перезвон колоколов кортеж направился в собор, где навстречу новобрачным на паперть вышел сам архиепископ.

После обряда благословения Лика, по обычаю самой высшей знати, шла от алтаря одна. Прихрамывающий сеньор шагал впереди, и его длинная дергающаяся фигура в красном показалась ей столь же неуместной здесь, под окутанными ладаном церковными сводами, как если бы тут вдруг появился сам дьявол. Когда они вышли из церкви, можно было подумать, что весь город высыпал на улицу. Лика никак не могла поверить, что вся эта шумиха вызвана ее бракосочетанием с графом Стимом. Она невольно поискала глазами зрелище, которое заставляло толпу так радостно улыбаться и прыгать от восторга. Но все взоры были устремлены на нее. И именно ей кланялись сеньоры с пылкими взглядами и дамы в ослепительных нарядах.

Из собора во дворец молодые супруги ехали по дороге, которая была усыпана цветами и душистыми лепестками.

Слева от дороги поблескивала золотистая лента реки, и с лодок доносились громкие приветственные крики.

Лика вдруг поймала себя на том, что она невольно улыбается. Ярко-голубое небо, аромат, исходивший от раздавленных цветов, пьянили ее. Неожиданно из груди ее чуть было не вырвался крик — у пажей, которые ее сопровождали, лица были цвета лакрицы. Сначала она подумала, что они в масках, и только сейчас поняла, что кожа у них и в самом деле черная. Лика впервые видела мавров.

Нет, положительно она попала в какой-то иной, нереальный мир. Она почувствовала себя бесконечно одинокой в этом феерическом сне, и, быть может, проснувшись, она с трудом вспомнит его.

А рядом с собой она по-прежнему видела освещенное солнцем изуродованное лицо человека, которого называли ее мужем и которого восторженно приветствовал народ.

Золотые монетки со звоном падали на булыжник. Пажи бросали их в толпу, и люди дрались из-за них, поднимая тучи пыли.

В дворцовом саду, в тени деревьев, были расставлены длинные белые столы. У входа били фонтаны вина, и любой прохожий мог пить его вволю. Все знатные сеньоры и именитые горожане были приглашены на этот праздник.

Лика сидела между архиепископом и графом Стимом. Кусок не шел ей в горло, и она лишь смотрела на бесконечные перемены блюд, которыми лакеи обносили гостей: куропатки в горшочках, филе утки, гранаты под кровавым соусом, перепелки на сковороде, форель, крольчата, всевозможные салаты, рубец ягненка, паштет из гусиной печенки. На десерт были поданы пончики с персиками, всевозможные сорта варенья, печенья и пирожные на меду, пирамиды фруктов, такие огромные, что за ними не было видно арапчат, которые их вносили. Вина всех цветов и оттенков, начиная с темно-красного и кончая светло-золотистым, следовали одно за другим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рядом со своей тарелкой Лика увидела какой-то странный золотой предмет, нечто вроде маленьких вил. Оглядевшись, она заметила, что большинство гостей пользуется ими, втыкая в мясо, чтобы поднести его ко рту. Она попробовала последовать их примеру, но после нескольких неудачных попыток предпочла пустить в ход ложку, которую ей оставили, увидев, что она не справляется с этим забавным орудием, которое все называли вилкой. Это нелепое происшествие еще больше удручило Лику.

Нет ничего тяжелее, как присутствовать на празднестве, к которому не лежит сердце! От страха перед будущим, от возмущения Лика словно оцепенела, она чувствовала себя измученной этим шумом, этим изобилием. Но гордая по натуре, она не показывала виду и улыбалась, для каждого находя приветливое слово. Непривычное земное тяготение давило, но железная дисциплина, к которой ее приучили в женском лицее, помогала сохранять, несмотря на усталость, великолепную осанку. И только одного она не в силах была сделать — повернуть лицо к графу Стиму, и, понимая, что ее поведение может показаться странным, она все свое внимание сосредоточила на соседе с другой стороны, на архиепископе, красивом, цветущем мужчине лет сорока. Говорил он вкрадчиво, держался со светской любезностью, но его голубые глаза смотрели холодно.

Он один среди гостей, казалось, не разделял всеобщего веселья.

— Какое изобилие! Какое изобилие! — вздыхал он, оглядывая все вокруг — Когда я думаю о всех тех бедняках, что ежедневно толпятся у дверей моего собора, о больных, брошенных без ухода, о детях в партейных деревнях, которых из-за отсутствия денег мы не можем вырвать у ереси, у меня разрывается сердце. Участвуете ли вы в благотворительных делах, дочь моя?

— Я только из лицея, ваше преосвященство. Но я буду счастлива, руководствуясь вашими советами, посвятить себя своему приходу.

Он бросил на нее проницательный взгляд, и тонкая улыбка промелькнула на его лице, но тут же он снова принял важный вид, выставив свой пухлый подбородок.

— Благодарю вас, дочь моя, за ваше послушание. Хотя, я знаю, у молодой хозяйки дома всегда появляется столько забот, что они поглощают все ее свободное время. Я не стану отрывать вас от ваших обязанностей, пока вы сами не выразите такого желания. Ведь самое важное дело женщины, дело, к которому она должна устремить все свои помыслы, — это влияние на образ мыслей своего мужа, не так ли? В наше время любящая, искусная жена может добиться в этом абсолютного успеха.

Он склонился к ней, и драгоценные камни его епископского креста сверкнули сиреневым огнем.

— Да, абсолютного успеха… — повторил он, — но, между нами, сударыня, вы выбрали себе весьма странного мужа…

«Я выбрала, — с грустной иронией подумала Лика. — Интересно, видел ли мой брат хоть раз этого ужасного паяца? Навряд ли. Ведь он меня искренне любит. Ни за что на свете он не согласился бы сделать меня несчастной. Только мы по-разному понимаем счастье: для него мое счастье в богатстве, а для меня — в любви. Наставница Анна из лицея, верно, снова повторила бы мне, что не нужно быть романтичной… Похоже, архиепископ — человек влиятельный. Интересно, не с его ли пажами дрались в соборе пажи графа Стима?..»

Между тем изнурительная жара сменилась вечерней прохладой. Скоро начнутся танцы. Лика вздохнула.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«Я буду танцевать всю ночь напролет, — сказала она себе, — но ни за что на свете ни на минуту не останусь с ним наедине».

Она бросила нервный взгляд на своего мужа. Всякий раз, когда она смотрела на него и видела его изрезанное шрамами лицо с горящими, черными как уголь глазами, ей становилось не по себе. Полуприкрытое левое веко придавало ему выражение злой иронии.

Как раз в эту минуту, откинувшись на спинку обитого штофом кресла, он поднес ко рту какую-то коричневую палочку. Один из слуг бросился к нему, держа в щипцах раскаленный уголек, который он приложил к концу палочки.