Развод с незнакомцем - Алина Кускова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это самое время Василий Иванович сидел с супругой за накрытым салатами столом и рассуждал о бренности бытия.
– Не пришли! Ну и пусть сами мирятся!
– Мы же хотели по-хорошему, – вздыхала рядом Наталья Владимировна.
Неожиданно в дверь позвонили. Радостный Василий Иванович пошел открывать, а супруга побежала на кухню подогревать курицу.
– Вот передали Ваське подарок, – показал он сверток жене.
– Не открывай, нехорошо.
Но Василий Иванович не стал слушать ее и открыл. Сначала обертку, потом шкатулку. Зеленая пыль осела на его задумчивом лице.
Ночью, проснувшись от бередящих душу снов, Наталья Владимировна увидела рядом с собой светящуюся зеленью физиономию мужа и закричала. Утром она пошла в магазин за бытовой химией.
Глава 15
Я – царица Клеопатра!
Подаренные цветы не довели Настену до добра. Если бы она поставила вазу в кухне, то это бы, возможно, сказалось только на потере аппетита. А если бы она пристроила их на балконе, то разнервничались бы соседи, потому что пострадала бы их кошка, и без того мучающаяся от аллергии на пыльцу. В комнату родителей, естественно, Настя цветы не понесла. Зачем? Это ее подарок. Поэтому единственным местом, где ей было приятно на них любоваться, оставалась ее постель. Аромат экзотических цветов вскружил Настене за ночь голову. Утром она твердой рукой отключила будильник, сознательно звавший ее на работу, и продолжила сладкий сон.
К обеду она проснулась. Как раз в это время ее родители собирались на рынок, чтобы прикупить овощей к столу. Они очень удивились, увидев дочь не на работе. Но решили, что та немного приболела. Такое с ней случалось обычно раз в месяц, и ее отсутствие на работе и присутствие дома терпели все. Настя была в этот период слишком озабоченной.
– Купите мне папайю! – приказала она Тимофею Спиридоновичу и Алевтине Семеновне.
– Дочка, это что такое? – поинтересовались те.
– Фрукт такой, – подняла глаза к небу Настя. – О, плебеи! Элементарного не знают!
И она, напевая какой-то арабский мотивчик, подошла к цветам и с головой окунулась в самую гущу разнообразных запахов.
Родители остановились и не на шутку переполошились. Ясное дело, когда у женщин эти дела, они бывают достаточно строптивыми, но чтобы плебеями обзываться и папайи требовать – это что-то новенькое.
– Ну-ка, милая, – подошел к дочери Тимофей Спиридонович, – дыхни!
– Сейчас, держи тунику шире. Дыхну я, царица Клеопатра, ему, плебею. Ха! Иди мне стакан апельсинового сока жми!
Тимофей Спиридонович растерялся. Что делать, когда родная дочь тебя раз за разом плебеем обзывает?
– Ща! Выжму, – засучила рукава Алевтина Семеновна, – ты чего это себе позволяешь?! Я хоть и не родная тебе мать, но за отца твоего родного постоять всегда смогу!
Настя запахнула старый махровый халатик на пышном теле, плюхнулась в кресло и, качая пушистой розовой тапкой, поеденной молью, стала нести такое, что родители схватились за голову:
– Это все иноземные цветы! – ругалась Алевтина Семеновна. – Довели девку до сумасшествия! Куда теперь звонить? Кого вызывать? Дело-то тонкое. Восток, одним словом.
– «Скорую» вызывай! – посоветовал Тимофей Спиридонович.
– Ты что?! Тоже ополоумел? Весь город назавтра будет о нас судачить, как о сумасшедших! Частного врача нужно вызывать! Частного! Давай газету с программой на следующую неделю. Там реклама одного такого есть.
Когда Настене надоело размахивать тапкой, она скрылась в ванной. Родители бросились к телефону и вызвали врача.
Тот прибыл довольно быстро. Пока ему объясняли, что к чему, Настена вылезла из ванной.
– Главное, – успел шепнуть родственникам врач, – не волноваться! И ее не волновать.
– Ты чей будешь, плебей? – поинтересовалась Настена, заметив царственным взором врача.
– Из местных, позвольте представиться, Юлий Соломонович Цезарев, профессор.
– Клеопатра, царица Нила, – ответила ему Настена и бухнулась в кресло.
Родители замерли у двери. Доктор сел рядом с Настей на диван и поинтересовался, что за последнее время произошло, что оказало такую мощную негативную реакцию на слабый женский организм.
– Так это, – высказался Тимофей Спиридонович, – цветы она вчера приперла заморские. От них вся дурь и пошла.
– Так, так, главное – не волноваться. – Профессор взялся перебирать книги на журнальном столике.
– «Парадоксы и чудеса», как интересно, «Тупики неведомого», очень хорошо, «Потусторонняя жизнь», просто отлично, «Привидения и упыри в нашей жизни». М-да. Картина ясна. Литература, цветы… Девушки такие эфирные создания.
– Чего лопочешь, плебей?! – грозно спросило эфирное создание.
– Не согласны ли вы, мамзель Клеопатра, на сеанс легкого гипноза? – Он щелкнул костяшками пальцев и забормотал: – Расслабьтесь, расслабьтесь…
И пошло, пошло… Настасья закрыла глаза, опустила руки, развела коленки… И вдруг увидела себя на пиру во дворце! Сидит она во главе стола, который яствами накрыт. Вино рекой льется. Мужики вокруг бегают, щебечут, а она им взглядом одним отвечает! Все дрожат! Трепещут! А рядом с ней этот хмырь сидит. Только моложе и в золотом отделанной одежде. Цезарем представляется! А она ему радуется, как простая смертная, и щебечет, щебечет!
Вдруг Настасья очнулась. Огляделась. Нет, уже не царица Клеопатра. Она, Настасья Перепелкина. Лежит на диванчике, купленном на премию к Новому году. Родители ее рядом, профессор со странной фамилией.
– А что случилось? – спрашивает.
– Кто ты, доченька? – родители интересуются.
– Настасья я, – встрепенулась та, – что-то я наговорила тут чепухи всякой. Вы не обращайте внимания. Я уже и забыла все. Так, разнервничалась немного. Арабский принц мне в любви признался.
Родители тревожно переглянулись сначала между собой, потом поглядели на профессора, тот сидит весь какой-то ошалелый и бормочет:
– Так это правда?! Так я и есть Юлий Цезарь?!
Схватил в охапку Настины книги и бежать.
Родители Настене дали снотворное, чтобы она отдохнула после своего царствования. Настя уснула, и ей приснился нормальный сон: она бежала за поездом, а проводник из окна последнего вагона накручивал ей фигу.
Вечером пришел Эдик, учитель иностранных языков из соседней школы, ее бывший одноклассник, которому она позвонила, как только проснулась.
– Привет, – обрадовалась его визиту заспанная Настя, – у меня нервишки немного пошаливают, ты внимания не обращай. Вот тут записка на арабском, переведи, пожалуйста. Для меня это вопрос жизни или смерти.
– Чего, это так серьезно? – Эдик с опаской взял визитку. – Дорогая бумага, – он поднес листок к носу, – парфюм тоже дорогой. А где здесь по-арабски?
– Ну, как же где? Перед тобой! – не терпелось Насте.
– Так это чистый французский. Ты чего, Настена, азы забыла? Мы ж его еще в пятом классе зубрили. Читай сама, что написано?
Настя поднесла листок к глазам: «Мон шер Лариса!» Слезы не дали дочитать остальное. Эдик взял визитку и перевел сам:
– «Дорогая Лариса! Я очень по тебе скучаю. Жду нашей встречи. Люблю. Твой принц Али». Слушай, а что, он действительно принц? А где вы его подцепили? Кто такая Лариса, которую он любит? Почему записка оказалась у тебя?
– Эдик, слишком много вопросов задаешь. Я, царица Клеопатра, тебе сейчас велю голову рубить!
Тот очень удивился и попятился к двери.
– Дочь, у тебя опять? Начинается правление? – заволновался Тимофей Спиридонович. – Может, Юлия Соломоновича пригласить?
– Не надо, папа. Это я так.
– Действительно, так, раз отцом назвала, а не плебеем.
В тот же вечер Настя отнесла вазу с экзотическими цветами Ларисе. Она поставила ее в коридоре, строго-настрого наказав той не ставить их к постели.
– Такие видения случились! Такие глюки! И у меня, и у профессора Цезарева.
Ларисе некогда было смотреть глюки, у нее вся жизнь была как один большой глюк. Ей захотелось закрыть глаза, забыться на мгновение, а открыв их снова, увидеть себя молоденькой и глупой, которой была лет десять назад. Тогда бы она не разбиралась так дотошно в мужиках. С радостью выскочила бы замуж за Ромку, если бы он, конечно, предложил. Или за кого-нибудь другого. Не от хорошей жизни ее потянуло регистрироваться с неадекватным незнакомцем…
Но она тут же забыла о себе, как истинная подруга, заметив опухший нос и красные глаза Насти. Пришлось все бросить и идти на кухню ее успокаивать. Там на аккуратной тарелочке с золотой каемочкой жались друг к дружке восемь (!) воздушных кремовых пирожных. Этим изобилием наградила себя по дороге домой Лариса. Наградила за успехи в благородном деле мести Степанцову. Она пододвинула тарелку к Насте и приготовилась выслушать ее горький монолог. Но та, хоть и села за стол, от пирожных и монолога категорически отказалась. Сидела и оплакивала свою тяжкую долю.
