Физрук: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

нагишом прежде не видел. Муха-цокотуха! Это был Петюня — водитель «МАЗа», живущий напротив. Как он без трусов оказался за окном? Спросить я не успел. В дверь грубо замолотили. Бум-бум-бум! Я двинулся было открывать, но Петюня отчаянной жестикуляцией попросил его спрятать куда-нибудь. Мол, спаси, Сашок! Вопрос жизни и смерти!

Отворив дверцу шкафа, я показал ему — ныряй. Что тот и сделал. Я пошел отворять, а то неизвестный мне бы дверь хлипкую вынес. Когда я ее распахнул, в комнату ломанулся здоровенный лоб в телогрейке и кирзовых сапожищах. Раскрасневшаяся морда пылала праведным гневом. Я его тормознул, а он, словно не замечая меня, все рвался и рвался. Пришлось взять его за грудки и вышвырнуть в коридор.

— Где этот?! — заорал он.

— Кто? — искренне недоумевал я.

— Потаскун, который к тебе влез!

— Ты чё, мужик?! — разозлился я по-настоящему. — Ты за кого меня держишь?!

— Да ты тут при чем! — отмахнулся незнакомец, остывая. — Слышь! Петька-шофер мне нужен…

— Я нормальный, я один живу…

— Да не о том я!.. К бабе он моей лез… Я со смены пришел, а он сучонок в окно шасть!.. Кроме твоей комнаты ему негде спрятаться… На первом этаже… решетки на окнах… А у тебя, гляжу, открытое…

— Открытое — потому что душно, — ответил я. — Видать, он по этим решеткам и слез… Извини братан, ничем помочь не могу. Мне на работу с утра…

— Ну я ее сейчас, эту шкуру… — процедил он и загрохотал каблуками к лестничной клетке.

Я запер дверь, открыл шкаф и сказал Петюне:

— Вылезай, Ромео, пронесло!

Он вывалился на пол. И несколько минут так и сидел, голым задом на досках, не в силах перевести дыхание.

— Ох, спасибо тебе, парень! — простонал он. — Думал, он меня грохнет… Это ж, Фиксатый, он срок мотал…

— Чего ж ты к его бабе тогда полез?

— Дык, Зойка его, пока он чалился, всей автобазе давала… А я чё, рыжий?.. Кто ж знал, что он в самый неподходящий момент завалится?

— Ну вот он с тобой и посчитается…

— К утру остынет, — отмахнулся этот герой-любовник, уже осваиваясь, несмотря на свой нагой вид. — Не захочет второй строк мотать… Тока, братишка, можно я тут у тебя до света перекантуюсь?.. Хрен его знает, вдруг он ко мне в комнату начнет ломиться?.. Я в долгу не останусь, ты же меня уже знаешь.

— Без трусов? — уточнил я. — С голой сракой на полу?..

— Ну дай мне что-нибудь срам прикрыть… Я тебе постиранным верну…

Я покопался в шкафу, вытащил запасные треники, кинул ему. Он быстренько их напялил.

— Хочешь, ложись на вторую койку, — сказал я. — Правда, второго матраса нету…

— Да ничего, мы привычные…

Если начинаешь делать добрые дела, остановиться уже не можешь. И я дал ему свое единственное одеяло. Остаток ночи прошел спокойно, если не считать топота наверху и женских воплей. Когда я проснулся, Петюни в комнате уже не было. Выскоблив ложкой банку «Завтрака туриста» и запив пивом, я отправился на работу. В учительской царило мрачное оживление. Все, видимо, были в курсе, что прибудет комиссия, но вслух не говорили об этом. Лишь Шапокляк торжественно улыбалась, словно уже всех в чем-то уличила и разоблачила. Ходила цацой. Не ходила, а плыла даже.

Я изучил расписание. Сегодня у меня было четыре урока — в пятом «А», седьмом «В», десятом «Б» и в «родном» экспериментальном восьмом «Г». В учительской я успел перекинуться парой слов с Людмилой Прокофьевной, биологичка вручила мне стопку обещанных учебников и намекнула, что вечером свободна для педагогических бесед. Я не забыл, что позвал Витька к себе на пиво, но и отказать даме тоже не мог и пригласил ее в кино на последний сеанс. Она, естественно, согласилась. Потом ко мне подошел трудовик, показал новенький замок, завернутый в промасленную бумагу, и мы договорились, что он зайдет ко мне в общагу после своего последнего урока, ибо я заканчивал работу раньше.

Потом прозвенел звонок и начался трудовой день. Первых два урока прошли для меня спокойно, а вот на третий в спортзал ввалилась куча посторонних дядей и тетей. Все-таки местная учительская власть наплевала на общепринятые нормы. Я ж молодой — чего с меня взять?

Но я порадовался, что у меня в этот момент было занятие с десятиклассниками. На большой перемене я успел полистать учебник по преподаванию физкультуры и потому постарался все сделать правильно. Сначала разминка, потом легкоатлетические упражнения. Девочки бегали и прыгали в длину. Ойкали и краснели. Пацаны — старательно отжимались от скамеек и подтягивались на турнике. Большинство, как сосиски, но все же. Под занавес я устроил показательную игру в баскетбол, ибо шестнадцатилетние акселераты почти могли положить мяч в корзину, встав на цыпочки.

Комиссия ни во что не вмешивалась. Сгрудилась у двери, переговаривалась вполголоса, строчила что-то в блокнотах. Я перестал обращать на нее внимание уже на десятой минуте урока. И все же, когда эта толпа чиновников свалила, я вздохнул свободнее. На перемене заскочил даже в столовку. И сделал тут небольшое открытие. Оказалось, что учеников и преподавателей кормят по разному. Хорошая новость…

Мне подали вполне приличную котлету с пюре, в которое добавили кубик масла, и какао с печеньем. Слопав все это, я решил, что нет смысла голодать во время рабочего дня. Не каждый же вечер меня будет ждать роскошный ужин от гостеприимной Глафиры Семеновны!

Последнее на сегодня занятие у меня было с моими оболтусами. Перед тем, как провести перекличку, я изучил оценки, которые они успели нахватать по другим предметам. Зрелище было удручающее, но по поведению двойки стали превращаться в тройки. Выходит, Пал Палыч держит слово! Однако я не стал делать вид, что доволен своими подопечными. Они должны получать хорошие оценки не милостью дирекции, а собственным прилежанием. О чем я им и доложил. Видя, что они заметно приуныли, решил показать им пару стоек и бросков из арсенала каратэ.

Занятия по рукопашному бою в военном училище включали в себя некоторые элементы этой японской борьбы. И показывая их своим второгодникам, я сделал еще одно открытие. Тело Сашка Данилова помнило стойки и поддерживало темп движений. Выходит, он не только самбо занимался?.. Нет, надо срочно доставать пособие. И желательно — видак, с кассетами, на которых записаны фильмы с Чаком Норрисом. Заодно будет хороший стимул оболтусам подтянуть учебу. Появилась четверка в журнале — добро пожаловать на закрытый киносеанс для избранных.

Впрочем, мои броски и прыжки тоже произвели впечатление на «экспериментальный» класс. И я снова прозрачно намекнул, что учить каратэ и самбо буду лишь тех, кто ликвидирует в обозримом будущем колы и двояки в журнале. А потом стал гонять пацанов по обычной школьной программе физической подготовки. И многие — с удовлетворением отметил я — выполняли банальные