Последний рай - Милослав Стингл

В Новой Зеландии много замечательных городов – Окленд, Веллингтон – Сан-Франциско Южных морей – и, наконец, Крайстчерч. Англичане утверждают, что это самый английский город в Новой Зеландии. Его архитектура и бесчисленные английские парки действительно очень напоминают Англию.

Я не говорю даже о том, что английские колонисты, которые основали Крайстчерч в 1850 году – так что этот город сравнительно молод, – назвали реку, протекающую через Крайстчерч, Эйвон, а долину, окружающую его, – Кентербери плейнз. Да и вообще вся эта область острова Южный называется Кентербери.

Местный университет отличается высоким уровнем проводимых здесь исследовательских работ. Университет, а также богатый этнографическими и археологическими коллекциями Кентерберийский музей интересовали меня больше всего. К Крайстчерчскому университету я испытываю чуть ли не личную симпатию, потому что там учился один из полинезийцев, которого я глубоко уважаю. Это – прекрасный этнограф Те Ранги Хироа, основатель младомаорийской партии, ставший впоследствии директором крупнейшего этнографического музея Океании, расположенного в Гонолулу.

Вместе с Те Ранги Хироа в Крайстчерче работал и другой выдающийся новозеландец – будущий лауреат Нобелевской премии сэр Эрнст Резерфорд.

Из Крайстчерча через Кентерберийскую долину, где пасутся лучшие в мире овцы, я отправился в центральные районы Те Ваи Поунаму. Равнина начала слегка приподниматься, а на горизонте все явственней стали вырисовываться великолепные цепи гор – Южные Альпы.

Оставив позади Кентерберийскую долину, дорога переползает через первую, еще не высокую горную гряду и выходит на плато Маккензи. Это название напоминает об авантюристе, который во время золотой лихорадки, охватившей во второй половине XIX века остров Южный, занялся весьма прибыльной «коммерцией». Он воровал у колонистов Кентерберийской долины овец, переправлял их через холмистую гряду туда, где еще не знали ни белых овец, ни белых фермеров, но зато было золото и золотоискатели, и обменивал там овец на драгоценный песок.

Эта торговля процветала, к сожалению для Маккензи, весьма недолго. Вскоре он оказался за решеткой. Но успел исследовать, эти – в наши дни довольно пустынные – места и дать им свое «преступное имя».

На плато Маккензи всюду заметны остатки продвижения ледников – морены и озера. Но наш автобус каждый раз останавливается лишь на короткое время, чтобы путешественники смогли сделать несколько снимков, и вновь отправляется в путь. Постепенно он пустеет. Я выхожу на «конечной остановке», которая называется «Эрмитаж». Это центр Южноальпийского национального парка, и здесь можно найти вполне приличное жилье.

«Эрмитаж» расположился прямо у подножия самой высокой горы Южных Альп, главной вершины Новой Зеландии – горы Кука, или, как ее называют маори, Аоранги. Скоро наступит вечер, но мне повезло – величественная вершина Аоранги, покрытая вечным снегом, горит в лучах заходящего солнца. Больше я уже не видел эту гордую, неприступную вершину маорийской страны в таком великолепии.

От «Эрмитажа» я отправился к другой, более доступной красавице Южных Альп – горе Серфон. С высоких террас, напоминающих огромные гирлянды, свешиваются ледяные ковры зеленоватого цвета, толщина которых достигает сотен метров. На склонах горы Серфон я несколько раз наблюдал низвержение огромных лавин, падающих с невероятным грохотом. Пару раз эта канонада даже будила меня ночью.

На неприступную Аоранги я, естественно, не поднимался, зато побывал на нескольких ледниках. И прежде всего на леднике Тасмана, одном из самых больших на нашей планете. В «Эрмитаже» я взял напрокат альпийский ледоруб и горные ботинки, которых у меня не было, и отправился в путь. На первый взгляд знаменитый ледник меня, честно говоря, разочаровал. Он весь был покрыт камнями и пылью. Но когда я вонзил ледоруб в темную поверхность, сразу же сверкнул лед. Я побывал еще на двух ледниках Южных Альп. Один из них назван ледником Мюллера, в честь бывшего директора Мельбурнского ботанического сада, а другой получил имя ботаника Хукера.

На склонах Аоранги, Серфона и других горных великанов, у ледников, морей и бешеных рек Южных Альп я пробыл несколько дней. А потом вновь отправился в путь. Мне хотелось побывать на западном берегу Те Ваи Поунаму. Аоранги – центр горной системы, начинающейся, собственно, у Ранпитаты и заканчивающейся у реки Ваитака. Ни одной дороге пока что не удалось преодолеть эту стопятидесятикилометровую горную цепь, поэтому мне пришлось двинуться в объезд. И я отправляюсь на юг, в страну знаменитых новозеландских озер. Автобус пересекает пустынную местность, где жили когда-то золотоискатели, промывавшие драгоценный металл в реке Клут.

Клондайком новозеландских золотоискателей считался городок Куинстаун на озере Вакатипу. Там я задерживаюсь на несколько дней. И не ради романтического прошлого города, не ради пахнущей порохом и золотом истории, а из-за его удивительного месторасположения. Вакатипу, бесспорно, одно из красивейших новозеландских озер. Прямо против Куинстауна над ним вздымается белоснежный гребень так называемых хребтов Ремаркейблз. А великолепная вершина горы Эрнслау замыкает северную часть этого живописнейшего озера.

К горе Эрнслау мы отправились на прогулочном суденышке. Само озеро мне еще раз удалось увидеть с горных склонов, нависших над Куинстауном, куда ведет из городка подвесная дорога. На следующий день я снова сел на катер и продолжил свой путь к порту Кингстон на южном берегу озера Вакатипу.

Всего в нескольких десятках километров от Кингстона лежит совершенно неинтересный, но важный узловой пункт этой части острова Южный – Ламсден. Ниже расположен самый южный город Южных морей и, как утверждают, вообще самый южный город на земном шаре, ворота Антарктиды, холодный порт китобоев и полярных экспедиций – Инверкаргилл.

Мне хотелось побывать и на других озерах этой холодной земли, а также на западном берегу Те Ваи Поунаму. Я отправляюсь к лежащему в ста километрах от Ламсдена озеру Манапури – красивейшему в Южном полушарии.

Оно намного спокойнее драматического Вакатипу, хотя и над ним повисли гирлянды высоких террас. На карте берега озера Манапури выглядят весьма изрезанными – миля за милей разрывают их глубокие заливы и бухты, а по поверхности озера разбросаны десятки островков. С трех сторон Манапури окружают дикие, непроходимые леса и обширные опасные болота. Повсюду чувствуется близость Антарктиды. Все здесь выглядит холодным и надменным. И даже благородная красота озера строга как-то по-северному.

Я отправляюсь на катере «Фьорлендер» в самый дальний залив острова – в его Западный рукав. Здесь я стал ожидать тяжелые грузовики, которые по недавно проложенной горной дороге через высокогорный и опасный перевал Вилмонт доставляют с Западного рукава строительный материал для электростанции.

Водитель одного из этих грузовиков посадил меня, и после тяжелого подъема мы оказались на перевале. Я вышел и замер на месте, не в силах промолвить ни слова и не веря своим глазам. Внизу с обеих сторон раскинулся самый поразительный ландшафт нашей планеты. В скалистый юго-западный берег Те Ваи Поунаму вонзились когда-то могучие ледяные поля. Миллионы тонн льда нанесли берегам незаживающие раны, которые угадываются и где-то глубоко под водой.

Когда время ледников прошло, то всю эту местность залило море, превратив ее в знаменитые на весь мир новозеландские фьорды! Их немало, у всех очень сложные очертания, и почти все они неприступны. Особенно сильно изрезан фьорд, который расположен прямо под перевалом. Путешественникам и картографам было так трудно разобраться во всех его бесчисленных складках, заливах, протоках, поворотах, рукавах и ответвлениях, что они назвали его Даутфулл – «странный, загадочный».

Неприступность фьордов, дикое море, антарктические бури, полное отсутствие дорог и непроходимые леса спасли, к счастью, этот удивительный мир от последствий человеческой деятельности. Правда, красота одного из фьордов, загадочного Даутфулла, как это ни печально, скоро померкнет. В конце фьорда строится большая гидроэлектростанция. И она убьет одним ударом не двух зайцев, а дважды уничтожит красоту Даутфулла и озера Манапури, из которого по подземному каналу на станцию будет поступать вода.

Она, конечно, пустит в ход турбины, которые зажгут в «Стране нефритовой воды» миллионы огней. Но один огонек потухнет – свет великого озера. Уровень Манапури понизится на несколько десятков метров. И мне жаль этой красоты.

С перевала Вилмонт, возвышающегося над загадочным фьордом, после короткой остановки, которую сделал водитель грузовика, мы спускаемся на строительную площадку будущей электростанции.

Наряду со строящимся энергетическим гигантом мое внимание привлек огромный корабль, как-то странно выглядевший в этом заброшенном новозеландском фьорде. Мне вскоре объяснили, в чем дело. Проектировщики электростанции подсчитали, что строить жилые дома здесь, где доставка каждого килограмма груза сопряжена со значительными трудностями, экономически невыгодно. Поэтому они купили списанный теплоход, завели его в фьорд, и теперь в бывших каютах миллионеров живут подрывники и бетонщики. А рядом с белоснежным красавцем отдыхает и несколько гидропланов – это самое удобное средство сообщения от одного фьорда к другому.