Бабочка и Орфей (СИ) - Аспера Лина Р. "rakuen"

— Там был свет в конце туннеля?

— Просто свет, туннель я не помню. Свет как граница, и перевозчик через неё.

— Монетку требовал?

— Нет, но что-то я ему отдал, кажется. Следующим помню уже бардо, ну, то есть лимб.

— Лимб? Значит, подземный мир — это не конечная остановка, а перевалочный пункт?

— Да, там остаются только те, кто слишком сильно привязан к жизни. Меня, например, держало тело: стоило сосредоточиться, и я словно видел немой чёрно-белый фильм про то, как живу, работаю, читаю книги. Собственно, именно это было самым мучительным — подвешенность между здесь и там, дыба неопределённости, которой Торквемада позавидовал бы. Ты представить не можешь, как я раскаивался в своём половинчатом решении. Надо либо жить, либо умирать: промежуточный вариант — адская пытка, — Тим одним глотком допил коньяк, однако в этот раз даже не поморщился. — Вот почему я говорил и снова повторю: я твой должник до гробовой доски.

Мне зверски захотелось провалиться обратно к Ахерону, поэтому я брякнул первое, что пришло на ум: — И ты так и не спросишь, почему я пошёл за тобой?

— Нет. Не хочу расставаться с иллюзиями.

Оно и к лучшему: я сам понятия не имел, как ответил бы. Потому что мне стало не с кем сидеть в баре по пятницам? Потому что меня хлебом не корми, а дай поприключенствовать? Плюс совесть, чтоб ей спать спокойно; плюс дружба, которую совсем не так легко списать со счетов, как хотелось бы. Одно к одному, и в результате я заполучил пожизненного должника — в серьёзности подхода Тима можно было не сомневаться.

Вывод требовалось срочно запить, так что я разлил по второй и снова поднял тост: — Пусть ни одному из нас больше никогда не доведётся наступить на те же грабли.

Бокалы мелодично дзынкнули, засвидетельствовав: я только что самым хамским образом поступился с одним из основных пацанских принципов. Ну, не такая уж великая цена за то, что все были живы, здоровы, а отдельные товарищи даже местами счастливы.

***

Первый день весны отметили два события: после пасмурных февральских недель нас наконец-то порадовало солнце, и проснулась спрятанная в алоэ лимонница, о которой, по-моему, забыли все, кроме Тимыча.

— Разбудили Герцена, — констатировал Вася, когда в середине рабочего дня к нему на монитор села ярко-жёлтая бабочка. — Что теперь с ней делать будете, а, юннаты-спасатели?

— Поживёт здесь до тепла, — Ольга искренне не видела проблемы. — Сейчас только погуглю, чем её кормить.

— Сиропом или соком с фруктов, — Тимыч опередил поисковик.

— Иногда вы меня просто поражаете, — покачал головой Щёлок. — Нашли себе домашнего любимца. Кого следующим заведём? Мадагаскарского таракана, чтоб уборщицам жизнь мёдом не казалась?

— Предлагаю скорпиона, — Я никак не мог пройти мимо такого обсуждения. — Специально для Василия.

— Рисковый ты человек, Андрюша. Не боишься в один прекрасный день обнаружить эту тварюшку у себя на кресле?

Лимонница перелетела на мой стол.

— Не боюсь, — я по старой памяти протянул бабочке раскрытую ладонь, а она взяла и воспользовалась приглашением, чем до крайности всех удивила.

— Кое-кому определённо следует лучше мыть руки, — дал Вася язвительное объяснение поведению насекомого. Отвечать на столь топорную провокацию я посчитал ниже своего достоинства, тем более что мне в голову вдруг пришла некая дурацкая идея.

С татуировщиком и скарификатором Рустемом я познакомился в прошлогоднем многодневном походе на джипах по Уральским горам. Экстремальные путешествия сближают — особенно когда то ты вытягиваешь машину товарища, то он твою, — поэтому расставались мы хорошими приятелями. Я не запоминал специально название конторы, в которой работал Рус, но интернет нынче знает всё. Тем не менее задумка была отложена до выходных: я благоразумно дал себе время передумать. Ну и, само собой, не передумал, так что в субботу поисковик легко сдал мне все пароли-явки. Я созвонился с Рустемом и, не откладывая в долгий ящик, поехал к нему на консультацию.

— Уверен, что не хочешь татухой? — нахмурился Рус, выслушав заказ. — Её хоть свести можно, если передумаешь.

— Мне не надо чтоб передумывать. Ты скажи, это реально, на запястье-то?

— Если рисунок мелкий и надрез неглубокий — реально, почему нет? На какое время тебя записывать?

— На любое, но чем раньше, тем лучше.

— Сегодня в четыре устроит?

Я вспомнил, что который день планирую позвонить Лине и предложить приятно провести вечер.

— Устроит.

— Тогда жду.

Процедура скарификации заняла не больше часа.

— Промывать физраствором ежедневно, в остальное время повязку не снимать, — напоследок проконсультировал меня Рус. — Если начнёт дёргать — звони хоть днём, хоть ночью. Если всё будет нормально, то придёшь в понедельник после шести — посмотрим что да как.

— Договорились.

В принципе, теперь я был свободен как ветер, а значит, ничего не мешало вернуться к плану весёлого загула. Свежая рана, конечно, болела, только разве это повод по-стариковски сидеть дома? Я честно собирался набрать номер Лины, и сам не до конца понял, как в итоге стал звонить Тиму.

— Здорово, Тимыч!

— Привет, — голос у него был слегка рассеянным, и мне бы сообразить, что сейчас не стоит вываливать информацию без подготовки, но увы.

— Можно к тебе в гости напроситься? С меня лучшая «Маргарита» в городе.

Вместо ответа в трубке раздался страшный грохот.

— Эй, Тимыч! Ты цел?

— Цел, — отозвался Тим с невозмутимостью философа-стоика. — Просто небольшой форс-мажор, но ты приезжай, не вопрос. Можно и без «Маргариты».

— Через полчаса, хорошо?

— Угу. Я как раз успею убрать.

— Всё, увидимся.

Я дождался ответного «Увидимся» и дал отбой. Надо бы поаккуратнее с сюрпризами: шуму случилось примерно на кастрюлю пельменей.

Коробки с горячими пиццами так аппетитно благоухали на весь салон «Патриота», что опасность захлебнуться слюной была абсолютно реальной.

— Держи, — я торжественно вручил ценный груз открывшему дверь Тимычу. — Запивать придётся виноградным соком, однако, думаю, ты не будешь сильно расстраиваться по данному поводу.

— Не буду, — подтвердил Тим. — Я ещё на всякий случай чай заварил.

— Травяной?

— Естественно.

— Ну, вечер однозначно удался, — я повесил пуховик на вешалку. Левое запястье ныло как сволочь. — Полагаю, планировка твоей квартиры не изменилась?

— Ни на йоту. Закончишь — приходи на кухню.

Кухня у Тимыча была маленькой, советской и, возможно поэтому, очень уютной. Чем-то она напоминала мне кухню в доме родителей: похожие шкафы, за годы превратившиеся из кремовых в откровенно жёлтые, далеко не икеевские табуретки, довольно урчащий в углу «ЗИЛ». Окна и те были не пластиковыми, а старыми деревянными, заклеенными по периметру бумажными полосками. Финальным штрихом выступала непременная герань на облупленном подоконнике, которую в прошлый раз я как-то совсем не заметил.

— Тётушкин подарок, — вскользь пояснил Тимыч, раскладывая пиццу по тарелкам. — Она считала, что без цветов в доме нельзя.

— У моей матери позиция аналогичная. Всё пытается мне какой-нибудь цветуёчек всучить, но я не поддаюсь.

С нехитрой сервировкой было покончено, и мы дружно уселись за стол.

— А что падало-то? — поинтересовался я, снимая пробу со своей «Пепперони».

— Кастрюля, — по-Бабочкиному заметно смутился Тим.

— С пельменями?

— С борщом.

Угадал наполовину.

— То есть из-за меня ты остался без ужина?

— Как видишь, не совсем, — Тимыч указал на стол. — У тебя получилось спасти положение.

— Хорошо, если так, — я неудачно повернул запястье и не успел сдержать гримасу боли. Естественно, Тим это заметил и встревожился.

— Что-то с рукой?

— Да так, не до конца изжитый подростковый максимализм. Напоминалка.