Елисейские поля - Жильбер Сесброн

— Он повесился. Раз, два — и готов.

— Что? На своем галстуке? И никому не пришло в голову отобрать у него галстук?

Электронный мозг

переводчик И. Истратова

В день своего рождения, прямо с утра, в соответствии с предписаниями закона Жан-Марк Д. явился в парижский центр Гран-Пале[11]. В сущности, закон предоставлял ему недельный срок, но юноше не терпелось узнать свой «план жизни». Ему наконец-то исполнилось шестнадцать лет, он стал совершеннолетним, самостоятельным и не желал ждать ни дня. Когда родители предложили поехать с ним, Жан-Марк отказался. Не то чтобы они его стесняли (вот уже четыре года, если не больше, ни они, ни учителя ни в чем ему не перечили и не навязывали ему своих мнений) — нет, просто родители отстали от жизни. Они так и не свыклись с тестами, не верили в статистику и не умели вести диалог с компьютером. Ну что им делать в Гран-Пале?

Это старое здание, давным-давно пустовавшее, по случаю своего столетнего юбилея было отдано Национальному Электронному мозгу. Установка и монтаж блоков заняли целых семь лет, зато, по всеобщему мнению, получилось нечто уникальное. И хотя все давно разучились удивляться, масштабы были просто ошеломляющие: 2 800 абонентов могли одновременно из звукоизолированных кабин по телетайпу запрашивать электронный мозг, а по маленьким экранам бежали строчки ответов. Кабины располагались вокруг огромных сот «национального банка памяти», верхушка которого достигала стеклянной крыши, хотя основная часть в целях безопасности была упрятана под землю на добрых полсотни метров.

Но не само по себе электронное чудо возбуждало любопытство Жана-Марка Д. Его судьба (одна из судеб пятидесяти миллионов французов, но столь же ясно предначертанная, как и любая другая, была скрыта до поры до времени в этом старомодном невысоком здании, украшенном аллегорическими фигурами. Это казалось ему непостижимым, внушало одновременно и смутную тревогу, и чувство уверенности. Иногда он исподтишка поглядывал на отца, пытаясь себя убедить, что и тому было когда-то шестнадцать, и не мог понять, как у отца хватило самоуверенности жить в то время, когда человек не только находился под постоянной угрозой войны, но и должен был сам, вслепую, выбирать профессию, жену, квартиру. «Хорошо, что они не понимали своего положения», — думал он, чтобы не восхищаться. Куратор-«пси» (психолог-психиатр-психоаналитик, прикрепленный к жителям их квартала) предостерегал его от этой опасности, говоря, что восхищение — это «деморализующая наклонность, как и атавистическое чувство вины».

«Да, — продолжал думать Жан-Марк, — разве они могли спокойно жить и делать правильный выбор, не имея точных данных? Как могло устоять общество, вынужденное исправлять бесконечные ошибки людей? Средневековье, да и только!» (Вечно честят средние века: эта эпоха растягивается с приходом каждого нового поколения, которое относит к ней все, что ему предшествовало.) Родители Жана-Марка, да и большинство французов (что весьма прискорбно) чувствовали себя чужаками в своей стране: «Мы и не заметили, как она изменилась…» Это обычно говорят об умирающих. Миллионы французов привыкли считать, что сами во всем виноваты (так повелось с июня 1940 года), покорно трудились, не разгибая спины, и в конце концов приходили к мысли, что смерть на самом деле не очень страшна. Уж она-то, во всяком случае, не изменилась, что бы там ни говорил куратор-«пси».

Жан-Марк Д. устроился в кабине, обтянутой искусственным бархатом нежного тона. Эта синтетическая ткань и пластмасса, имитирующая дерево, металл и стекло, — все здесь выглядело новеньким, с иголочки, все было цело: ведь времена, когда все крушили, давным-давно прошли. Чересчур любезный, как на аэровокзале, голос из динамика разъяснил Жану-Марку, что он должен делать.

— Прежде всего выберите звуковой фон. — Конечно, разве можно думать без музыки?

В этом плане Жан-Марк не придерживался современных вкусов. Он нажал клавишу с надписью «Моцарт».

— Напечатайте на телетайпе свою фамилию и имя и ждите ответа. Это недолго… Спасибо!

В самом деле, ждать пришлось недолго. Экран вспыхнул, побежал текст:

— Здравствуйте. Вы родились 23 февраля 1993 года в Руане-III, код 76007-Б6-№ 122. Правильно?

Жан-Марк нажал клавишу «Правильно». Он привык к подобным диалогам: так проходили почти все уроки и экзамены. На экране появились имена его родителей («Правильно?»), потом — бабушек и дедушек, которых он не застал в живых (раньше люди умирали, не достигнув и восьмидесяти лет). Машина знала о его предках больше, чем он сам; не задумываясь, Жан-Марк ответил: «Правильно».

— Теперь поговорим О вас… Жан-Марк, — с едва уловимой заминкой сказала машина.

Юноша невольно представил себе, что эти фразы, появляющиеся на экране со скоростью речи, произносит человек с добрым лицом и ласковым голосом. Но разве у электронной памяти может быть человеческий облик?

— Прежде всего — о вашем здоровье — продолжал электронный мозг. — Делать записи нет необходимости: по окончании нашей беседы вы получите ее печатный текст в двух экземплярах. Итак, вы болели…

И машина перечислила болезни, которые Жан-Марк перенес, начиная с младенчества. Он их почти все перезабыл, но подтверждения у него уже не спрашивали.

— По результатам медицинских обследований можно заключить, что сердце у вас довольно слабое. Волноваться не стоит, — тут же прибавила машина, — на сегодняшний день это 19 704 482-й случай. До сорока лет вы должны проходить контроль С-42 раз в пять лет, потом — раз в два года. Вас будут вызывать, лечение запрограммировано. По истечении первой половины жизненного срока вы явитесь на подведение итогов, мы поговорим о вашей смерти — когда и по какой причине она вероятнее всего наступит. Но сейчас нельзя сказать ничего определенного; к тому же с психологической точки зрения сообщать вам подобную информацию еще преждевременно. Просим нас извинить…

Жан-Марк едва не ответил: «Охотно», но вряд ли машина обладала чувством юмора, Впрочем, она продолжала свой монолог:

— Перейдем к выбору профессии…

Она бесстрастно проанализировала довольно скромные успехи Жана-Марка в учебе — он к тому же бросил школу недоучившись, — и предложила ему, снова извинившись, всего три варианта. Он должен сделать выбор, прежде чем отзвучит анданте из сонаты Моцарта.

Руки у Жана-Марка дрожали, пока он печатал на телетайпе: «Адвокат» — ведь это выбор на всю жизнь.

— Хорошо, — сказала машина (правда, она в любом случае ответила бы так). — Сейчас я составлю программу вашей профессиональной деятельности.

У него закружилась голова, когда он подумал о молниеносных вычислениях, которые она производила в эту самую минуту, чтобы определить с точностью до последней ступеньки иерархию нынешних судебных чинов, выяснить направления развития будущих конфликтов в зависимости от перемен в психологическом облике поколений, предугадать новые законопроекты, рассчитать… Но машина рассуждала быстрее, чем он: не спрашивая его согласия, она назвала ведомство, где он будет работать адвокатом (по крайней мере, до 2020 года), более того, даже коллегию, в которую его примут, а также его специализацию (трудовые конфликты) в течение трех лет, после чего…

Но он уже не слушал. «Трудовые конфликты, — с удивлением думал он, — именно этот раздел права меня мог бы заинтересовать…» Подождав конца фразы, он поспешно набрал: «Спасибо». Машина онемела — на секунду изображение пропало, и Жан-Марк испугался. «А вдруг она больше ничего не скажет? Что же со мной будет?» Ему представилось на миг, что он останется без жены, без квартиры, без увлечений. Юноша не отрывал глаз от мертвенно-бледного экрана: квадрат его — будто лицо потерявшего сознание человека. Оживет ли оно?

— Благодарить необязательно, — сообщила наконец машина. — Значение может иметь только ваш отказ. Перейдем к вашей будущей семье. Судя по всем тестам, фигурирующим в вашем досье, ни малейшей склонности к гомосексуализму у вас нет. В этом плане вы можете быть совершенно спокойны. И если мы советуем вам подождать два года с женитьбой, то лишь потому, что ваш коэффициент эмоциональной зрелости составляет пока всего 107 единиц. Ваша половая жизнь должна быть умереннее. Отмечено избыточное употребление стимуляторов в течение года и трех месяцев. Воздержитесь от их приема, иначе вам угрожает импотенция. Теперь о вашей жене. Чтобы ваш брак был удачным, берите в жены ровесницу, худощавую блондинку…

Жан-Марк заулыбался — это описание подходило и к Мари-Луизе, и к Стефани, и к Жоэль. А ведь раньше он не замечал, до чего они похожи. Однако он постарался снова принять серьезный вид: ему почудилось, что машина наблюдает за ним и не одобряет подобного легкомыслия. Но она невозмутимо перешла к описанию характера его будущей жены. Закончила машина так: