Звездный лис - Пол Андерсон

— Честно говоря, именно на это я и рассчитывал. Один решительный шаг, чтобы пробиться сквозь эту чертову путаницу… Ладно, можешь выставить меня вон.

— Нет, Гуннар, никогда. — Джоселин наклонилась и легонько похлопала его по руке. — Я считаю, что ты неправ, ужасно неправ, но я никогда не сомневалась в честности твоих намерений.

— Разумеется, то же самое я мог бы сказать и о тебе. Мне бы хотелось, чтобы это относилось и к некоторым из твоих союзников. Да и чего греха таить — из моих тоже. Не могу также сказать, чтобы я питал особую любовь к некоторым особенно мерзким фанатикам.

— Я тоже. Военные… Я вышла из их организации, когда они начали открыто аплодировать насилию толпы.

— Они пытались шантажировать меня с помощью дочери, — сказал Хейм.

— О, Гуннар! — Джоселин сжала его пальцы. — Я даже не навестила тебя в это время. Постоянно было столько дел… Сначала движение за мир, потом полет на Венеру, а когда я вернулась и узнала обо всем, все уже закончилось и ты улетел. Но… Ты серьезно? Неужели люди Но в самом деле?..

— Я все уладил, — сказал Хейм. — Давай больше не будем об этом. Нам приходится держать это в секрете. Я рад, Джосс, что ты порвала с ними.

— С ними, но не с тем, что они представляли из себя в самом начале, — уточнила Джоселин. В ее продолговатых карих глазах внезапно блеснули слезы. Хейм не мог понять, чем они вызваны. — Еще одна причина разрыва — мое постоянное желание покинуть Землю. Все превратилось в такую отвратительную мешанину… Где ни копни, нигде нет ответа на вопрос: что такое «хорошо» и что такое «плохо»?

— Она перевела дух и продолжала с удивительной искренностью: — Но неужели ты не видишь, какой вред принесла Франция? Все вроде бы говорило за то, что конфликт с алеронами можно уладить мирным путем. Теперь сторонники мирз объединились в легальную организацию, и это единственное, что они могут сделать, чтобы не позволить экстремистам взять контроль над парламентом в свои руки. Делегация Алерона заявила, что больше она не собирается ждать, и отбыла домой. Нам придется посылать за ними, когда мы найдем выход из этого тупика.

— Или пуститься за ними в погоню, если этот выход приведет туда, куда рассчитываю я, — сказал Хейм. — Вы не можете, не хотите видеть одной простой вещи, а именно: алероны не собираются заключать настоящий мир. Они хотят, чтобы Земля вообще убралась из космоса.

— Но почему? — с мольбой в голосе спросила Джоселин. — В этом же нет никакого смысла!

Хейм нахмурился, глядя в бокал:

— Готов признать, что это выглядит довольно странным. Для них это имеет смысл, но они мыслят не так, как мы. Взгляни на перечень их дел, а не красивых слов, с тех пор, как мы впервые столкнулись с ними, включая доказательства, подтверждающие, что они намеренно напали на Новую Европу и намеренно осуществляют свои действия по уничтожению французской колонии на этой планете. Твоя фракция отрицает подлинность этих документов, но будь же честной сама с собой, Джое…

— Ты тоже будь честным, Гуннар… Нет, посмотри на меня. Что может сделать один-единственный капер, кроме того, как еще больше обострить враждебность и усложнить ситуацию? Ведь ты же прекрасно понимаешь, что никто не последует твоему примеру. Пока что Франции и ее союзникам удается удерживать парламент от объявления твоей экспедиции вне закона. Но Министерство запретило все сделки по передаче кораблей в частные руки, и Франция не в силах устроить такой законодательный переворот, какой отменил бы данный запрет. Ты погибнешь здесь, Гуннар, в одиночестве ни за что ни про что.

— Надеюсь, во флоте начнется движение, — пояснил Хейм. — Если, как ты выразилась, мне удастся обострить враждебность… Не думай, что это мания величия. Просто надежда. Мужчина обязан думать и делать то, что в его силах, даже если этого слишком мало.

— Женщина тоже, — вздохнула Джоселин.

Внезапно вскочив с кресла, она взяла у Хейма бокал, чтобы наполнить его, и улыбнулась с усилием, но без притворства.

— Хватит споров. Давай остаток вечера будем самими собой. Мы так давно не виделись.

— Это уж точно. Мне хотелось увидеть тебя, я собирался непременно это сделать после твоего возвращения на Землю, но, мне кажется, мы оба были слишком заняты. Да и случая вроде бы какого не выпадало.

— Слишком заняты, потому что слишком глупы, — кивнула в ответ Джоселин. — Настоящие друзья — большая редкость. А ведь когда-то мы были таковыми, верно?

— Верно, — сказал Хейм, стараясь, как и Джоселин, не сворачивать с безопасной, на первый взгляд, дороги. — Помнишь нашу пирушку в Европе?

— Разве я могу забыть? — Джоселин бросила на него ответный взгляд и снова села, на этот раз прямо, так что ее колени касались его. — Эта смешная маленькая таверна в Амстердаме, где ты стукался головой о потолок всякий раз, когда вставал, и в конце концов тебе пришлось взять у полисмена напрокат его шлем. Вы с Эдгаром все время орали что-нибудь из «Эдды» и… Но как вы оба были прекрасны, когда мы в предместье Парижа, нагие, смотрели на восход солнца.

— Вы, женщины, были намного прекраснее, поверь мне, — сказал Хейм, ощущая некоторую неловкость. Последовало молчание. — Мне очень жаль, что у вас с Эдгаром все так получилось, — решился наконец нарушить тишину Хейм.

— Мы совершили ошибку, отправившись за пределы системы, — кивнула Джоселин. — К тому времени, когда мы поняли, как губительно действует на нервы окружающая обстановка, было уже слишком поздно. Сейчас он нашел себе очень хорошую жену.

— Ну что ж, это кое-что…

— А как ты, Гуннар? Это был такой ужас… Я о бедной Конни. Но ведь прошло уже пять лет. Неужели ты…

— Да, пять лет, и ничего, — бесстрастно сказал Хейм. — Не знаю почему.

Джоселин чуть-чуть отодвинулась и очень тихо спросила:

— Не смею льстить себя надеждой, но не я ли была тому виной?

Хейм покачал головой. Лицо его загорелось:

— Нет, с этим давно покончено. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Конечно, ведь вечер нашего воссоединения должен пройти весело. Салют!

Снова зазвенели бокалы.

Джоселин начала говорить о прошлом, Хейм поддакивал и дополнял — банальности, присущие всякой дружбе: а ты помнишь… как бы там ни было, мы тоже… однажды ты сказал… мы подумали… а помнишь… и потом там еще был… мы надеялись… а помнишь?..

И время, и слова, и пустые бокалы… Потом как-то само собой вышло, что Джоселин начала играть для него на флейте «Гаудеамус игитур», «Сентябрь», «Генандоа». Звуки мелодии, яркие и холодные, смешались в хороводе, кружили голову, и наконец Хейм перебрался в кресло и, откинувшись на спинку, стал смотреть на блики света, отражавшегося в волосах Джоселин и исчезавшего в глубоких тенях внизу. По когда Джоселин запела «Девушку из Скрайдструпа»…