На суше и на море - Игорь Подгурский

– Вековой? – полувопросительно-полуутвердительно сказал он. – Да нет, ему лет сто двадцать—сто тридцать, не меньше…

– Сто двадцать семь, – с гордостью выпрямился пан Пшимановский, втайне радуясь, что послушался бека. – Из родовых подвалов.

Илья осторожно поднес к курносому носу бокал и принюхался. Вересковый мед – до 15%, липовый – до 25%, вишня – до 40%, остальное – груша и малина в равных долях. Напиток эксклюзивный. Технология производства почти утрачена. Снимаю шляпу, то есть шлем. То есть, короче, ясно…

– Будьмо! [18] – поднял свой бокал польщенный Пшимановский и тихо поинтересовался у бека: – Пан Илья – эксперт виноделия?

– Пан Илья – эксперт винопития, – твердо заверил нового приятеля бек, смакуя напиток следом за барменом и Ильей.

Что касается Влады, то она свою порцию едва пригубила. Задов же, не сводивший ошалелого взора с прекрасной девушки, к неудовольствию Ильи опрокинул бокал залпом.

– Лох, – констатировал бек и толкнул Задова в бок. – То есть плох. Эй! Пан Джоповски! Пан Леон, примите заказ. Надо бы поесть. Так, Илья Тимофеевич?

Илья повел бровями, продолжая тщательно цедить свой медовый нектар. Задов, с трудом приходя в себя, с недоумением перевел взгляд на бека, но тот уже направился к облюбованному столику.

– Не затрудняйтесь, – дружески ткнул в плечо Задова бармен. – Сервируем знатно. Ступайте. Пару минут обождите. Да, вот вам пока. За счет заведения.

Бармен всучил Задову поднос с фужерами, три бутылки виски и подтолкнул к столику с беком. Потом сделал какие-то свистящие, пришепетывающие распоряжения Владе, и та упорхнула, стрельнув глазами в сторону Задова.

Илья, чуть склонившись над стойкой, многозначительно поманил указательным пальцем бармена к себе и заговорщицки поинтересовался:

– Насчет медовушки как? Не рановато?

Бармен нерешительно покосился на часы (было без двадцати девять) и решительно кивнул. Илья полез за флягой.

– Это кто Жоповский? – рухнул за стол с подносом в руках бледный от ненависти Задов. – Ты что, гад, наделал? Это я – Жоповский?

– Нет, – успокоил Батыр товарища. – Ты – Лева Задов. В местной американской реальности – Леон Джоповски. Литературный перевод, Левка, уймись. И спрячь браунинг, неудобно. Люди смотрят.

Салун действительно постепенно заполнялся. К заветному часу в зал стали подтягиваться страждущие. Некоторые, заметив бутылки на столе бека и Задова, сразу же устремлялись к стойке. Достигнув цели, они разочарованно замирали – насупленный бармен, похлопывая по бите, кивал на напольные часы за спиной. Один раздраженный ковбой начал качать права особо настойчиво и был успокоен спортивным инвентарем. Раздраженный тем, что его беседу с паном Пшимановским прервали на самом интересном месте (речь шла о недоказуемой сравнительной древности меда и пива), пан Муромский ухватил оглушенного ковбоя за шиворот и пояс и, не раскачивая, пустил по проходу к дверям. Удовлетворенно хмыкнув, когда обе половинки двери под ударом головы распахнулись, Илья извинился перед собеседником и привел еще пару аргументов в защиту своей теории о возрасте меда.

Двери пропустили ковбоя наружу и закрылись. Так в реальности «Земля-067» был изобретен боулинг.

Под завистливые взгляды обывателей Влада уже трижды проносила дымящиеся подносы с едой за стол бека и каждый раз стреляла озорными глазами в сторону пана Джоповски, который моментально терял речь и начинал стесняться пить. В последний раз девушка поставила на их столик жареного поросенка и деревянную табличку с пришпиленным листком, на котором округлым девичьим почерком было написано: «спецобслуживание». После этого завистники слегка утихомирились.

От бдительного бармена не ускользнуло ни обоюдное внимание полосатого пана и дочери, ни нововведение с табличкой. Нововведение он оценил высоко, а вот оценку вспыхнувшего и явно взаимного чувства пана и панночки отложил до лучших времен.

«Бам! – стукнули напольные часы. – Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам!.. БАМ!»

– Девять ноль-ноль! – провозгласил бармен, с сожалением прерывая беседу. – Джентльмены напиваются и закусывают. Прошу, господа, прошу!

Илья понимающе улыбнулся и, насвистывая, присоединился к товарищам, которые уже успели заморить червячка. Последнее, впрочем, в основном касалось только бека.

– Лева, ты не заболел? – отрывая заднюю ногу поросенка и обильно поливая ее хреном, осведомился Муромец. – Ты на работе, дорогой, так что кушай как следует. Иначе к Дурову направлю. Он тебя быстро вылечит.

Методы отрядного эскулапа иногда были весьма радикальны, но страшная угроза действия не возымела: Задов в салате вилкой ковырялся все так же вяло.

– Пан Джоповски влюблен, – меланхолично заметил бек, передавая Муромцу стакан с виски. – Пан страдает.

Задов затравленно глянул на безмятежно жующего бека и впервые в жизни зарделся.

– Илья Тимофеевич, – непривычно тихо и застенчиво обратился он к старшему десантной группы. – Можно я буду не Джоповски, а хотя бы Поповский? Ну пожалуйста…

Илья чуть не подавился, но бек добил приятеля хладнокровно и беспощадно:

– Поздно, дружище. Раньше надо было думать. Мог и сам представиться…

Лева мрачно отодвинул тарелку и глухо простонал:

– Пришибу гада… Дома.

От безнадежных мечтаний и черных мыслей его отвлекло появление у столика нового действующего лица. Давешний бородатый забулдыга, которого разбудил галдеж и звон стаканов, степенно приблизился из угла салуна к столику спецобслуживания и, прижав к широкой груди шляпу, вежливо предложил:

– Убийство, угон скота, киднеппинг – за наличные. Ограбление банка – на паях. Еще могу пахать как вол и грести.

– Греби, – хмыкнул Задов, внезапно озлобляясь. – Свободен, как вол в банке.

Бородач вспыхнул было, но сдержался, отступил и, меланхолично надев шляпу, развернулся спиной.

– Олаф? – так изумился, что даже привстал Илья, задевая загремевший посудой стол.

Бородач замер. Затем он медленно обернулся и впился глазами в Муромца.

– Илюшка, – недоверчиво уточнил он, – братушка… Век Валгаллы не видать – Илья! Слава те, Тор! Спасен!..

Расправившись со своей, а заодно и с Левиной долей поросенка, Олаф блаженно вытер рот рукавом, откинулся на стуле, опустошил стакан виски и достал трубку. Пока оголодавший знакомец Ильи насыщался, остальные хранили вежливое, но чуть настороженное молчание. И тому свои причины были.

Олаф Рыжая Борода был в далеком прошлом весьма известным в узких кругах оперативником норвежского отряда коррекции реальностей «Надежда Валгаллы». Официально отряд этот не был Аркаиму ни союзным, ни враждебным: интересы их пересекались во времена, памятные лишь немногим, в том числе Илье.

Муромец тогда пару раз сходился с Олафом в честном бою на море и пару раз – в чистом поле. Но каждый раз от взаимного истребления их уберегало появление общего врага – какой-нибудь настырной и злобной нечисти, хотя похвастаться рубцами от мечей своего соперника могли оба. В конце концов эти схватки, так и не выявившие победителя, Олафу, да и Илье, изрядно надоели. Озлобленные богатыри решили определить сильнейшего за совместной трапезой.

Пили они долго – пять дней. Стол был завален пустой тарой, а из закуски на нем стояли лишь маринованные мухоморчики от Олафа и малосольные помидорчики с нитратами от Ильи. Проснувшись утром шестого дня, воины мрачно переглянулись, безуспешно попытались вспомнить события последнего вечера, почесали в затылках и с досады побратались…

Более того, во время Второй мировой в одной из реальностей Олаф активно сотрудничал с Аркаимом, организовав по просьбе Ильи глубокое норвежское подполье Сопротивления. Подполье было настолько глубоким, что немцы его так и не заметили, но свой вклад в разгром оккупантов оно честно внесло, и Муромец через главк попытался выбить для старого друга медаль или орден. Но наградной лист где-то затерялся.

Тем не менее официально они продолжали оставаться если не врагами, то конкурентами, о чем памятливый Муромец с присущей ему осторожностью Олафу и намекнул.

– Ты какого рожна сюда приперся, грибник рыжий? Задание? Адреса, явки, пароли?

– Кого пороли? – не понял Олаф, с достоинством раскуривая трубку.

– Пароли! – поправился Илья. – В смысле, слово петушиное.

– Обижаешь, братушка, – пыхнул дымом сытый и довольный Олаф. – Нашел петуха! Я – орел!

Илья заскрипел зубами, потом тяжело вздохнул, плеснул виски сотрапезникам, хмуро выпил сам и уже тогда спокойно и вежливо попросил:

– Олаф, радость моя рогатая, объясни толком, как ты сюда попал и что тебе в этой реальности надо?

Мудрый Муромец решил, что задача Олафа (а в случайность встречи он верил слабо) заключалась в том, чтобы сорвать выполнение его, Ильи, задания. Таким образом, проблема с вопросом, зачем, собственно, он, Илья, приперся в Питсдаун, могла быть снята в одночасье.