ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ? - Александр Костин

«Моя жизнь так складывалась, что практически никогда мне не приходилось ходить в подчинении. Я не работал замом. Пусть начальник участка, но не зам. начальника управления, пусть начальник управления, но не зам. управляющего трестом. В замах я не был и поэтому всегда привык принимать решения, не перекладывая ответственность на кого-то. Здесь же, в ЦК, механизм подчинения, строгой партийной иерархии доведен до абсурда, все исполнительно, все предупредительно… Конечно, для моего вольного и самолюбивого характера такие холодно-бюрократические рамки оказались тяжелым испытанием. Отдел строительства был в подчинении секретаря ЦК Долгих, и ему первому вплотную пришлось столкнуться с моей самостоятельностью.

Помню, он проводил совещание с заведующими курируемых отделов, я присутствовал первый раз на подобном разговоре. Долгих выступает, что-то рассказывает, а я смотрю, все пришли с пухлыми блокнотами и пишут, и пишут, пытаясь уловить каждое слово. Я слушаю и только принципиальные вещи тезисно в одну фразу, набрасываю. Долгих, видимо привыкший, что записывают чуть ли не каждое его слово, поглядывал с видимым неудовольствием, мол, что это ты, я изрекаю, а ты не записываешь. Ничего, правда, не сказал, зато в следующий раз специально меня спросил: «Есть ли у вас какие-то вопросы, может, что-то не запомнили, спрашивайте». Нет, говорю, все запомнил»[139].

Не случись столь стремительного перемещения Ельцина в кресло Секретаря ЦК по строительству, В. И. Долгих вряд ли простил бы ему столь наглое нарушение кремлевских правил субординации. И если бы не замысел Горбачева, о котором вряд ли знал В. И. Долгих, направить «громилу» Ельцина на разгром московской парторганизации, то серьезный конфликт между Ельциным и Долгих был бы неминуем. В должности секретаря ЦК Ельцин оказался на равных с Долгих и искры зарождавшегося было конфликта быстро угасли, а поскольку отдел строительства был переподчинен Ельцину, то и навсегда угасли даже возможности его возрождения.

Горбачев спешил, ему не нужны были «успехи» Ельцина на строительном поприще, он призвал его для более важных дел, а потому на заседании Политбюро 29 июня 1985 года, посетовав на низкие темпы строительства и замораживание капиталовложений, он неожиданно предлагает «посмотреть» Ельцина на посту секретаря ЦК.

Видимо члены Политбюро догадывались о планах Генсека относительно дальнейшей политической судьбы Ельцина, и его инициативе не препятствовали. Не удивился этому назначению и сам Ельцин, поскольку, по всему видать, он уже не только догадывался, а твердо уверовал в свое предназначение, которое от него «скрывал» Горбачев:

«Через некоторое время, точнее, в июне на Пленуме меня избрали секретарем Центрального Комитета партии по вопросам строительства. Честно говоря, я даже не испытал каких-то особых чувств или особой радости, посчитал, что это естественный ход событий и это реальная должность, по моим силам и опыту. Изменился кабинет, изменился статус. Я увидел, как живет высший эшелон власти в стране.

Если мне, как заведующему отделом, была положена небольшая дачка, одна на две семьи — вместе с Лукьяновым, тогда тоже заведующим отделом ЦК, то теперь предложили дачу, из которой переехал товарищ Горбачев. Сам он переселился во вновь построенную для него.

Были большие планы, поездки в отдельные республики, области — Московскую, Ленинградскую, на Дальний Восток, в Туркмению, Армению, Тюменскую область и некоторые другие районы страны»[140].

Однако, чувствуется по тону его «воспоминаний», что он чем-то все же недоволен. Не дает ему покоя некий полунамек Долгих, что «…скоро мой статус может резко измениться».

И квартира маленькая, всего-то пять комнат, да еще в столь непрестижном районе — у Белорусского вокзала, на 2-й Тверской-Ямской: «Шум, грязный район. Наши партийные руководители обычно селятся в Кунцево, там тихо, чисто, уютно»[141].

И, поначалу, какая-то «дачка» вместо нормальной дачи, как у других небожителей Кремля. Да и Горбачев что-то тянет, не говорит напрямую, «зачем звал», да и общение с ним только по телефону: «Честно признаюсь, меня удивило, что он не захотел со мной встретиться, поговорить. Во-первых, все же у нас были нормальные отношения, а во-вторых, Горбачев отлично понимал, что он, как и я, тоже перешел в ЦК с должности первого секретаря крайкома. Причем края, который по экономическому потенциалу значительно ниже, чем Свердловская область, но он пришел секретарем ЦК. Я думаю, Горбачев знал, конечно, что у меня на душе, но мы оба виду не подавали»[142].

Все не так, как хотелось бы сверхтребовательному Ельцину, особенно, когда это касалось кремлевских «жизненных благ», с которыми он так решительно будет бороться, но только немного погодя. А на самом деле он брюзжит напрасно. Вот как на самом деле обстояли дела с этими самыми «благами», как об этом свидетельствует главный охранник Ельцина:

««Квартиру в Москве ему дали не пятикомнатную, а шестикомнатную. Была еще комната Бори (внук Ельцина. — А. К.) — детская. Где-то метров десять. Но в Политбюро все, что меньше пятнадцати метров, за отдельную комнату не считалось», — а что касается «небольшой дачки на две семьи», то, продолжает Коржаков, — «Это была бывшая дача Буденного в поселке Вешки по Дмитровскому направлению. Одних спален там насчитывалось штуки четыре, кинозал, каминный зал, бильярдная, баня. Территория — гектара четыре. Даже домик для охраны, где мы останавливались вместе с водителями, имел прекрасные условия. У каждого из нас было по отдельной комнате, душ.

А «две семьи» — это он с Наиной и старшая дочь Елена с мужем. Елену он считал вроде как за отдельную семью»[143].

А взять квартиру, полученную Ельциным на 2-й ТверскойЯмской. Этот район, на самом деле, гораздо престижнее Кунцева, где живут те, кому не положена служебная дача. После избрания секретарем ЦК ему достается дача, где долгое время жил Горбачев, даже уже будучи Генеральным секретарем, но — опять не то:

«Уже снаружи дача убивала своими огромными размерами… холл метров пятьдесят с камином: мрамор, паркет, ковры, люстры, роскошная мебель… Одна комната, вторая, третья, четвертая, в каждой — цветной телевизор, здесь же на первом этаже огромная веранда со стеклянным потолком, кинозал с бильярдом, в количестве туалетов и ванных я запутался… Больше всего убивала бессмысленность всего этого»[144].

Ну, просто невеста на выданье: «маленькая дачка» — плохо (обидно), большая, даже после Генсека, — опять плохо — до бессмысленности огромная. Так вам, Борис Николаевич, никак угодить невозможно. А вот ваш верный оруженосец вспоминает, что все было совсем по иному:

«Когда Горбачев предложил ему переселиться на свою бывшую дачу, Ельцин помчался туда сломя голову. Потом в Управделами говорили, что это был первый в истории случай, когда человек переехал жить безо всякого ремонта. После Горбачева там остались дырки в стенах, выцветшие обои, гвозди везде торчали. Но Борис Николаевич так хотел выказать преданность генсеку, что никакие неурядицы его не могли остановить. Правда, потом, когда он уехал в отпуск, на даче сделали косметический ремонт.

Эта дача — так называемый объект «Москва-река-5» — ненамного отличалась от прежней ельцинской дачи. Может, только размерами. Все остальное было как в Вешках: спальни, бильярдная, кинозал. Единственное — старую дачу строили еще при Сталине, а новая была одна из самых свежих: конец 70-х. Типичная «посохинская» коробка, но с особым, современным дизайном внутри. И еще участок — 17 гектаров.

После 1991 года Ельцин эту дачу Горбачеву вернул обратно. Там он теперь и живет»[145].

Высказывая свое недовольство Горбачевым, который не все время уделяет ему любимому, Ельцин, с одной стороны, подтверждает свойственный ему маниакально-депрессивный синдром, а, с другой стороны, старается завуалировать почти уже очевидный факт, что все у них с Генсеком «сладилось», знает он уже свою ближайшую задачу, а также стратегический замысел по крушению КПСС и Советского Союза.

«Он ведет себя точь-в-точь как одноклассник какой-нибудь знаменитости, который, видя своего школьного приятеля на телеэкране, не преминет заметить: тоже мне — звезда. Помню, как в третьем классе накостылял я ему по шее…

Медицинский диагноз

«Маниакально-депрессивный синдром, как правило, сопровождается депрессией с проявлениями необоснованной раздражительности или даже злобности. Это единственный вариант депрессии, где на фоне тоскливо-злобного аффекта больные высказывают претензии не к себе, а к окружающим. Они испытывают мучительное желание как-то разрядить свое внутреннее напряжение, выместить раздражение на ком-нибудь или на чем-нибудь».

Впрочем, тогда еще всех особенностей характера своего протеже Горбачев не знал. Ельцин импонировал ему своей активностью, неординарным подходом к работе.