Беги, хватай, целуй - Эми Сон

Когда мы дошли до того места, где я отступаю за ширму и снимаю платье, по рядам зрителей прошел гул. Я прикрыла свои маленькие груди ладонями.

— Я нахожу тебя очень привлекательным, — проворковала я, затаскивая Нейта за ширму и ожидая грома аплодисментов. Но их не последовало. Дети не поняли, что это конец сценки.

— Что же делать? — прошептал Нейт.

— Подожди. Сейчас до них дойдет.

Но до них так и не дошло. Все так же висела тишина. Было очень обидно.

— Конец! — проорал Нейт, но зал был огромным, и зрители его не услышали. — Смех какой-то, — сказал он. — Ладно, я пошел.

— Погоди! — взмолилась я, но партнер меня не слушал.

Он резко поднялся — слишком резко — и уронил ширму. Я вдруг предстала перед тысячью с лишним школьных друзей: скорчившаяся, дрожащая, полуголая, в чулках и купленном на распродаже бюстгальтере. В ужасе взглянула я в зал: аудитория разразилась отвратительным хохотом, таким глумливым и беззастенчиво-злым, что сердце у меня чуть не разорвалось. Я смотрела, как волны этого хохота расходятся от передних рядов к балкону — медленно, но верно. И вот уже, открыв рот, надо мной гоготал каждый сидящий в зале школьник.

Я поняла весь юмор ситуации. Мы поменялись ролями. Посрамленная обольстительница оказалась на виду у всех без одежды, а потерпевший вышел победителем. В отчаянии схватив платье и прикрывшись им, я на трясущихся ногах ушла со сцены за кулисы. Казалось, весь мир вокруг меня рушится.

Когда в тот вечер я, обливаясь слезами, рассказала маме о происшествии, она проговорила:

— Не расстраивайся. Все позабудется уже через несколько дней.

Но я понимала, что, даже если мой позор продлится всего неделю, она покажется мне годом. На следующий день после Дня Искусств состоялось официальное открытие выборной кампании в правление школы. Меня выдвинули в кандидаты на должность вице-президента, диктора для утренних объявлений, и я уже получила тысячу карандашей с гравировкой «АРИЭЛЬ СТЕЙНЕР БАЛЛОТИРУЕТСЯ В ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТЫ».

Придя в школу на следующее утро, я постаралась сделать вид, что ничего не произошло. Я раздала карандаши одноклассникам со словами:

— Надеюсь, вы проголосуете за меня.

Мальчишки брали карандаши, искоса на меня посматривая, и говорили что-то вроде:

— Конечно, я за тебя проголосую. Из всех кандидатов ты единственная выставила свою программу.

Шутки были тупыми и пошлыми, но они задевали меня за живое. Каждый, получивший карандаш, старался съязвить по поводу моей оплошности.

Когда неделю спустя я поднялась на сцену, чтобы произнести предвыборную речь, я услышала донесшийся с балкона мужской голос:

— Эй ты, бесстыдница!

Но я сделал вид, что это ко мне не относится. Прикусив губу, я с головой окунулась в свою речь и в результате победила на выборах. Я не набрала абсолютного большинства голосов, но все же их было достаточно, чтобы задуматься: а может быть, своей победе я частично обязана сценке из «Выпускника»?

Возможно, то же самое и с письмами в газету. Если я раздражаю людей, значит, в моих действиях есть нечто правильное. Мадонне помог скандал, а я чем хуже? Как говорила Дороти Паркер, «Пусть уж лучше люди говорят про вас гадости, чем вообще ничего». Или что-то в этом роде.

Каждый раз, становясь объектом особенно уничижительной атаки в разделе «Почта», я спрашивала себя: прочла ли Фей это письмо? Но она ни разу не позвонила мне, чтобы сказать, что знает о моей двойной жизни, и я решила: не знает. Фей, разумеется, так и не позвонила мне вообще, поскольку оказалась совершенно никудышным агентом. Она не послала меня ни на единую пробу со времени «Двух дам из Вильна». Какая-то часть моего существа хотела рассказать Фей о моей новой карьере, чтобы она разрекламировала меня режиссерам по кастингу как автора полемической колонки в «Сити Уик», но другая часть понимала, что тогда не избежать прочтения. Фей пришла бы в ужас, ознакомившись с моими опусами. Поэтому я держала язык за зубами, надеясь, что она не наткнется на зеленые ящики на перекрестках улиц.

После месяца сочинительства для «Беги, хватай, целуй» я превратилась в женщину-вамп, ставшую предметом ненависти целого города. Был тут, правда, один нюанс. Я, в сущности, ни за кем не бегала, никого не хватала и никого не целовала. Я заработала себе такую репутацию, не выходя из квартиры — хотя очень хотела из нее выходить! Все это самокопание настроило меня на ностальгический лад. Мне необходимо было что-то предпринять, причем немедленно.

Похоже, мои опасения по поводу несчастного вида одинокой девушки были старомодными. На дворе были девяностые годы: женщины могли ходить в бары в одиночку, не боясь, что их примут за шлюх. К тому же и в том, что мы с Сарой не разговаривали, было свое преимущество: я выгляжу более привлекательной, когда ее нет рядом.

Вечером того дня, когда был напечатан рассказ «Глен или Гленда», я облачилась в те же мини-юбку и футболку, которые надевала, чтобы продемонстрировать Фей свою новую фигуру, и поехала на электричке в бар «Эф». Было только восемь часов, так что народу собралось еще немного. Парочка битников играла в бильярд, но они даже не взглянули на меня.

Я уселась у стойки и заказала «Джеймсон», стараясь выглядеть уверенной в себе, преисполненной собственной значимости обозревательницей, ведущей колонку о сексе, завсегдатаем кабаков. Но прошло пять минут, десять, полчаса… А ко мне так и не подошел ни один мужчина, что повергло меня в состояние глубокой депрессии. Что мне сделать, чтобы привлечь к себе внимание? Оголить грудь? Начать сосать стакан?

Тут рядом со мной сел мужик средних лет с белой бородой, в рубашке в стиле «Харлей-Дэвидсон» и с банданой на голове. Он спросил:

— Можно тебя угостить?

— Нет, спасибо, — сказала я.

Состояние моих любовных дел оказалось еще хуже, чем я думала: единственный мужик, клюнувший на меня, был дядюшка Джесс из «Рисковых герцогов».[70]

Я бросила взгляд на двух игроков в бильярд. Один готовился к удару и стоял ко мне задом, другой настраивал проигрыватель-автомат. Я вздохнула, вышла за дверь и направилась по Первой авеню к метро.

БЕГИ, ХВАТАЙ, ЦЕЛУЙ

Правдивая исповедь одинокой девушки

Ариэль Стейнер

ЕЖЕГОДНЫЙ ЧЕМПИОНАТ США ПО БЕЙСБОЛУ ВЫБИЛ МЕНЯ С ПОЛЯ

Иду я как-то вечером по Первой авеню и вдруг замечаю винный погребок. Внутри компания доминиканцев теснится у экрана телевизора, и я захожу узнать, что такое они смотрят. Оказывается, это четвертая игра ежегодного Чемпионата по бейсболу: «Янки» против «Брейвз». Я облокачиваюсь на стойку, смотрю на экран, и через несколько минут я уже захвачена игрой.