Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени - Татьяна Янковская

12 февраля Сегодня выздоровела Нина Ильинична. Был русск. яз. А вчера мы – Галя Б., Галя В., я, Солдатов, Цвелограй, Крымов, Клюнд – ходили на лыжах к четвертой будке. У меня на боку теперь огромный синячище – память о том, как я врезлась в дерево. Настроение было отвратительное. Надо будет еще раз сходить, если мальчишки согласятся: мы, наверное, так им надоели, что нам самим стыдно. Я ревела – просто не могла выдержать, Галя В. – тоже. А ночью ревели дома Галя Смирнова с Риммой. Г. Б. тоже, кажется, ревела. В общем, день был «мокрый» – чувствуется проближение весны.

Из школьного окна видно большое поле, занесенное снегом, за ним черные избушки Зырянки и лес. Белизна снега и голубизна неба ослепляют. Точно как «Зимнее утро» у Пушкина. Такие простые слова – «Под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит…». Чем же они завораживают? В чем тайна этих строк? И вдруг до нее доходит: снег – единственное число. Значит, снег лежит ковром, и так обычно и говорят. А у Пушкина снег лежит коврами, и это незаметное нарушение привычной грамматики преображает картину, дает ей простор, ширь, глубину, и хочется вдохнуть полной грудью, читая эти строки. Зимняя природа черно-белая, особенно в пасмурный день. Только закаты цветные, рокуэлл-кентовские, лучше всего они видны с катка. Но дни растут, природа наливается предчувствием оживания, воскрешения красок. В ветреный мартовский день Аня одна поехала за пруд кататься на лыжах. На пути туда было довольно облачно, а когда ехала обратно – небо расчистилось, пруд с подтаявшими и заледеневшими на ветру темными пятнами казался гигантской шахматной доской, и было так хорошо наедине с этой огромной ослепительной белизной и голубизной. Только ветер свистел и лыжи чуть слышно скользили по снегу.

47

Много интересного произошло за этот год. Пермский театр оперы и балета привозил оперу Верди «Риголетто» и балет «Бахчисарайский фонтан». Особенно хороша была Зарема, ее танцевала заслуженная артистка республики. Во время войны ленинградский Кировский театр и училище Вагановой были в Перми в эвакуации, поэтому в Пермском театре сильная труппа.

Приезжал скрипач Игорь Политковский из Москвы. Лучше бы Ойстрах, но и это неплохо. Прекрасный концерт дала Зара Долуханова. В заключение она спела песню Прокофьева «Растет страна». Песня так себе, она пела и более красивые арии и романсы. Зато слова написал А. Афиногенов, который, как папа сказал, был влюблен в Зару Долуханову. Поэтому совсем иначе воспринимаешь – «Еще мы будем счастливы, хоть висок седой». Наверно, он имел в виду свою любовь к ней, когда она была молода и хороша собой, а он седой и старый. Концерты заезжих гастролеров проходят обычно в ДК Ленина в центре города, но музыканты среднего калибра выступают и в ДК калийщиков. Например, фортепианный дуэт из Перми, Дроздова – Рензин. Папа их знает, поэтому они ночевали у Хазановых. Особенно здорово у них получаются «Венгерские танцы» Брамса.

В весенние каникулы Аня от нечего делать пошла в недавно открывшийся планетарий. По дороге встретила Юрку Цвелограя, который направлялся туда же. Пошли вместе. Послушали лекцию, посмотрели карту звездного неба, которая впечатляюще светилась в темноте. Обратно тоже шли вместе. Почему-то с Юркой нелегко говорить, все время кажется, что он что-то скрывает. Он нравится ей, но меньше, чем когда-то Сережа Балашов или Володя Сенковский. Тогда была любовь, а то, что она сейчас чувствует, до любви недотягивает.

После каникул в класс не вернулся Вовка Мухин. Никто ничего официально не говорил, но ходили слухи, что он со своим старшим братом оказался вовлечен в драку, кого-то пырнули ножом, и всех их кого посадили, кого отправили в колонию. Вовкина мать лишилась обоих сыновей. Ничего плохого за Вовкой замечено не было, он был незаметный, угрюмый и тихий.

В апреле Машиного отца засыпало в шахте. Пострадало несколько человек. Когда их вытащили, все были уже мертвы, кроме Уральцева. У дяди Миши были сломаны ребра, но часы были целы, ни одной трещинки, и тихо тикали на руке. «Раз часы живы, и я буду жив», передавали из уст в уста сказанные им слова. Но часы пережили его. Через несколько дней весь калирудник хоронил дядю Мишу. Заплаканных Машу и тетю Марусю под руки вели вслед за гробом. Знакомый похоронный марш звучал особенно душераздирающе.

48

Как-то весной Аня вернулась с гулянья и увидела, что в гостиной за столом сидит с родителями Эльза Михайловна. Оказалось, что их школе за первое место в соревновании городских пионерских дружин выделили две путевки в Артек, для девочки и для мальчика, и одну путевку решили дать Ане, а вторую восьмикласснику Коле Петухову, председателю совета дружины. Летние путевки на сорок дней, Анина начинается 10 мая, а Коля поедет на июль-август. Конечно, его смена лучше, потому что летом в Крыму теплее, зато Аня пропустит две недели школы, и в Артеке они учиться не будут! В остальные смены там учатся – правда, без домашних заданий, и с осени до весны дети живут в Артеке по шестьдесят дней.

Эльза Михайловна дала Ане табель и характеристику. В характеристике была написана национальность – еврейка. Аня уже решила, что в шестнадцать лет попросит написать в паспорте, что она русская. Зачем же тогда сейчас писать, что она еврейка? Почему Эльза Михайловна у нее не спросила? А вдруг в Артеке к ней будут из-за этого хуже относиться? Она решила попросить учительницу изменить национальность в характеристике. Так неловко было говорить об этом! Но Эльза Михайловна, не сказав ни слова, аккуратно стерла старую национальность и вписала новую.

По дороге из Соликамска в вагон подсаживаются счастливцы со всей области, и до Перми они успевают познакомиться. Больше всех Ане понравился Сережка Брагин из Кизела, который их все время смешил. В Перми ребят провожали на поезд родители. Отец высокой угловатой девочки Бэлы, стоя на перроне, давал дочери последние наставления. «Ну, здесь такой контингент, что тебе будет с ними не интересно, – не понижая голоса, говорил он. – Но я уверен, что на месте ты найдешь себе подходящий круг общения». Впервые Аня столкнулась с таким откровенным снобизмом. Бэла вела себя высокомерно, один Сережа, по-видимому, понравился ей своим остроумием, и она время от времени обращалась к нему так, как будто не было общего разговора, перебивая всех. Аня подружилась со своими ровесницами Любой Тереховой из Краснокамска и Кларой Гурвич из Перми.

И вот наконец они в Крыму. Пермскую делегацию направили в лагерь «Кипарисный», примыкающий к Гурзуфу, и распределили по отрядам. Бэла, Клара, Люба, Сережа и Аня попали в первый отряд. Их ведут в медпункт, где девочек отделяют от мальчиков. Девочкам велят раздеться догола, дают команду построиться в ряд, нагнуться вперед и руками развести ягодицы. Вдоль ряда проходит невидимая ими медсестра и берет мазок на анализ. Потом они по очереди подходят на медосмотр к врачу, и их ведут в баню. Здесь опять их выстраивают в ряд и просят нагнуться вперед, опустив головы так, чтобы распущенные волосы свисали вниз. Две женщины идут вдоль ряда, одна из них с ведром, а вторая зачерпывает ковшиком и поливает им головы какой-то жидкостью, пахнущей керосином, для профилактики вшей, после чего всех отправляют мыться. Большинство девочек из своего отряда Аня впервые увидела голыми на медосмотре или в бане. Они сразу начинают знакомиться. Дочка дипломата из Узбекистана Таня Семенова выделяется из всех – она жила с родителями в Китае и в Индии и знает пять языков. У нее огромные груди без сосков, похожие на продолговатые узбекские дыни, и редкие светлые волосы. Когда все помылись, им выдали форму, парадную и рабочую. Парадная – белые рубашки с коротким рукавом, юбки для девочек и шорты для мальчиков цвета морской волны. А рабочая одинаковая для всех: бурые от стирки штаны за колено и такие же куртки. И, конечно, всегда красный галстук. В школе у них были ребята с изжеванными концами галстуков. Наверно, артековцы галстуки не жуют.

«Кипарисный» самый старый из четырех лагерей, и в нем нет таких современных корпусов, как в «Морском», где селят иностранцев, когда они приезжают в Артек на июль и август. Зато первый отряд будет жить прямо на берегу, в двух павильонах, похожих на большие незастекленные террасы, которые смотрят на море. Анина кровать находится между Любиной и Клариной. На костре знакомства ребята рассказывали, откуда они, а кто хотел, мог что-нибудь исполнить. Девочка Аля из Йошкар-Олы прочитала длинное стихотворение собственного сочинения. Отведя руки назад наподобие опущенных крыльев, она громко, с металлом в голосе чеканила: «Хочу, чтоб дальние планеты понятней стали нам и ближе, и чтоб ту-ман-ность Ан-дро-ме-ды существовала только в книжках!», чем сразу покорила сердца двух серьезных мальчиков.

Началась артековская жизнь, и с каждым днем Ане здесь нравилось все больше и больше. Они готовились к походу с ночевкой в палатках на самую высокую вершину Крыма, к фестивалю «Артековская музыкальная весна», к малой спортивной олимпиаде, к конкурсу на лучшую отрядную песню, и их возили на экскурсии по всему Крыму. Ялта, Алупка, Алушта, Ботанический сад, Севастополь с его диорамой, панорамой, Графской пристанью – живой музей русской и советской истории, о котором писала Ольга Берггольц, романтический южный белый город —