Пляска смерти - Мухаммед Диб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А кто это все-таки отдал концы? И куда я с вами должна идти?» — спрашиваю.
Тогда тот, второй полицейский говорит:
«Горбун. Он больше не приходит в сознание».
«И весь этот шум из-за какого-то горбуна? — говорю. — Можно поспорить, что вы и не нюхали гор, когда там пахло жареным!»
«Для тебя это кончится плохо!» — вопит первый шпик.
Я отвечаю:
«Да он и так должен был сдохнуть рано или поздно! Так что то, что с ним случилось, — лучший для него выход!»
Они оба врываются в кафе и хватают меня за руки.
«Все, мы тебя забираем! На этот раз ты не увильнешь от ответа!» — орет первый полицейский.
Второй приказывает:
«Иди за нами, Арфия!»
«Вы что, собираетесь арестовать меня? — спрашиваю. — Ну-ка уберите прочь ваши лапы!»
Я высвобождаюсь от них. Говорю:
«По какому такому праву?»
«Пошли в участок!» — орет первый.
«Да, мы арестуем тебя», — подтверждает второй.
«Уж не комиссар ли Арсад собирается мне оказать гостеприимство?»
Я поворачиваюсь к людям, которые сидят в кафе, смотрят на все происходящее, но не роняют ни слова. Объясняю им:
«Не стоит волноваться. Пусть никто из вас не беспокоится на мой счет. Я скоро вернусь. Нам надо кое-что выяснить».
Какой-то тип бросает в мою сторону:
«Здесь нечего сказать! Все — как следует!»
Другой добавил:
«Вечно кто-то сует нос не в свои дела!»
«Хорошо сказано, товарищ!» — говорю ему.
И вот уже другой вмешивается в разговор:
«Но вы отдаете себе отчет в том, что ее ждет?»
И кто-то еще вставил:
«Вот так и получается: родишься на белый свет, оглянуться не успеешь, как уже надо откидывать сандалии! Только к чему столько суеты?»
Другой клиент, встав из-за столика, тоже спрашивает:
«Правда! Зачем?»
Только он сел, как вскочил еще один и тоже начал разговаривать. О господи! Так они все тут, пожалуй, ввяжутся в дискуссию! А тот уже, разведя руки в стороны, заговорил:
«Все будут спасены: и тот, кто прожил жалкую жизнь труса, и тот, кто пожертвовал собой во имя других! И даже тот, кто, сам того не желая, посягнул по воле божией на любовь и на доброту! И только тот не будет спасен, кто не умер, когда пробил его час! Сотрите грязный след на земле, оставленный этими проклятыми! Идите чистым путем! Мимо тех, кто видел смерть в лицо, но пережил ее и вернулся к живым! Сторонитесь их! Они портят людей!»
Какой-то парень начал подсмеиваться:
«А ну давай, брат полицейский, хватай ее! Я вам поставлю стаканчик, когда вы с ней покончите!»
«Человеку уже нигде не дают покоя!» — возмутился другой.
Меня увели в участок. Там второй полицейский сказал мне:
«Итак, ты была в маки в Илиле».
А первый закричал:
«Но революция окончена!»
«Ты пойми это, Арфия, — поддержал его другой. — Он прав. Надо смотреть в будущее».
Я сижу на скамье между ними и жду, когда меня введут в кабинет комиссара Арсада. Спрашиваю у них:
«А что, революция — это уже прошлое?»
«Абсолютно! — отвечает первый. Потом добавляет: — Всему свое время!»
Тогда я говорю:
«Когда же это пришло тебе в голову? Давно?»
А он мне:
«Не знаю! Но только я, как и ты, тоже совершал революцию!»
Другой сказал:
«Все еще находятся люди, которые никак не могут успокоиться и продолжают хвастаться прошлыми заслугами. Ну какая от этого польза?»
Его дружок добавил:
«Вот такие, как ты! Копия! Ну просто в точности как ты, Арфия! Зачем только это все, скажи? Ведь никто их не слушает! Люди уже устали от них!»
«Он прав, Арфия», — говорит второй полицейский.
А первый все не унимается:
«Ну что тебе надо, что ты себе воображаешь?»
Я им говорю:
«Так что же, значит, вы их всех похоронили?»
Они оба вытаращили на меня глаза.
«Кого?»
«Мы?»
«Да, вы, — отвечаю. — Вот такие типчики, как вы!»
Первый шпик проворчал:
«Такие типчики, как мы!..»
«Да, — говорю, — как вы!»
А он затряс головой и все повторяет:
«Такие типчики, как мы! — И показывает мне свои ладони: — Как мы?»
«Да», — говорю.
«Мы, Арфия, мы еще что-то делаем для этой страны. А вот вы… Да что там о вас говорить! И сказать-то нечего!»
«Я тоже прошел маки! — говорит второй. — Но все это в прошлом! Я-то могу это сказать!»
«А все, что произошло, умерло? Так?» — спрашиваю.
«Прошлое — это прошлое!» — отвечает первый полицейский, делая широкий жест рукой.
«Нельзя же оплакивать его всю жизнь, Арфия, ну пойми ты!» — добавляет второй.
«Ничего, еще долго будут говорить о нем, дети мои, — говорю я. — Это еще только начало! Все это раздражает, может быть, но вы еще многое услышите; об этом будут говорить все больше и больше…»
Второй начал рассуждать:
«Может быть, это и хорошо. Мы не против».
«Тем лучше, — говорю я. — Потому что революция — она никогда не кончается! Никогда!»
И ставлю все точки над «i»:
«Хотите знать кое-что? Ведь и война тоже не кончилась. Нет, война тоже продолжается!»
Тогда первый шпик бросает мне:
«Если бы вы революцию свою делали, не сея смерть и не перерезая горло другим…»
Тут уж я не стерпела:
«А ты что делал, совершая свою революцию? Хотела бы я знать, как это было у вас!»
«Но он сказал правду, Арфия!» — заметил второй полицейский.
Но я продолжаю пытать того:
«Хотела бы я знать, где ты делал ее, эту свою революцию! Или мой вопрос — слишком нескромный? Я все-таки хотела бы знать!»
А он мне говорит:
«Я не обязан тебе отвечать».
«Так я сама тебе скажу, как вы ее делали, эту вашу революцию, ты и тебе подобные! Вы точили тогда ножи, чтобы перерезать горло ей самой! Ей, нашей революции! Вот так! Только этого и ждали!»
Они оба на меня посмотрели с ужасом. Но в этот момент дверь в кабинет комиссара открылась, и оттуда крикнули: «Введите ее!»
Полицейские встали, одернули мундиры. Я тоже поднялась с места…
…А теперь послушай, что мне приснилось там, в тюрьме. Это, я думаю, было уже в третью ночь, которую я провела там. Ну вот, значит, сижу я в своей камере. В уголке. Одна в четырех стенах. Но мне кажется, что моя камера находится где-то на вершине горы. А через стены ее сочится ночь. Да-да! Ночь, с ветром, со всеми своими шорохами и криками… И вдруг из этой темноты выходит Басел. И говорит мне:
«Ну вот и ночь настала!»
И знаешь кто появился вслед за ним? Немиш! Я не видела, как он пришел. Но теперь уверена, что он вошел вместе с Баселом, только я поначалу не заметила этого. И он, Немиш, тоже мне говорит:
«Эй! Ну вот и ночь настала! Надо идти дальше. Надо подумать, как нам выбраться отсюда».
Чтобы не соврать тебе, я не знаю точно, кто это сказал, то ли он, то ли Басел, я не очень-то отличаю теперь одного от другого. Но пусть страшнее станут мои муки на том свете, если я не перескажу тебе мой сон таким, каким он был на самом деле!
Так вот, значит, Басел, а может быть, и Немиш отвечает ему:
«Если мы доберемся до тайника только назавтра, то у меня все кишки вывернутся наизнанку!»
В этот момент во тьме послышался чей-то голос:
«Что ты сказал? Ну-ка повтори!»
Представь себе, это был голос Слима! Этот-то голос я буду помнить всегда!
Басел — или Немиш — спрашивает:
«Что повторить-то?»
А Немиш — а может быть, и Басел — тоже спрашивает:
«Когда, говоришь, доберемся?»
И Басел — или Немиш — отвечает:
«Завтра! Только завтра!»
Тогда Немиш — а может быть, и Басел — усмехнулся:
«Неужели завтра?»
А Слим сказал:
«Ты… Ты что, не веришь? Ну чего ты пялишь на меня глаза?»
Немиш — или Басел — засмеялся:
«Да ты погляди сам на свои ноги, Слим! Они разбухли от гноя. От тебя трупом разит! — И он уже не мог остановиться, все смеялся: — У тебя от ног мертвечиной несет!»
Слим ему:
«Ну и шуточки у тебя!»
Тогда Немиш — или Басел — прекратил смеяться. Говорит:
«Нам лучше всем разделиться! Дальше так продолжаться не может. Пусть каждый выбирается из этого дерьма сам, как может».
Слим ему в ответ:
«Нам лучше всем разделиться! Ты что, серьезно? Нет, ты серьезно?»
И эхо вторит ему:
«Ёзно?.. Ёзно?..»
«Послушайте!» — кричит Слим.
Басел — а может быть, тот, другой, — говорит:
«Это гора. Это ее голос. Она говорит с нами», — добавляет он тихо.
«Ну и что это нам даст? Что?» — спрашивает Слим.
И Немиш — а может быть, и Басел — спрашивает:
«Давайте пройдем еще до Вороньего Пика. Отсюда до него не должно быть далеко. Камень добросить можно, наверное…»
Слим снова начинает свое:
«А если далеко? Если далеко?»
И гора опять вторит ему:
«Далеко?.. Далеко?..»
Басел — а может быть, Немиш — говорит:
«Ну а что потом?»
