Кольца Джудекки - Вера Огнева

- Боюсь, не получится.

- Тогда пошли. Не забудь мне потом растолковать, как ты в темноте ориентируешься.

Последнее было сказано одними губами. Но с некоторым нажимом. Тайна сумеречного зрения, сообразил Илья, теперь не просто его личный секрет. Она могла стать залогом их вызволения, она обрела материальность и цену. И Сергей этой тайной желал владеть, не без основания полагая, что распорядится ею лучше, нежели недотепистый Илья.

Карантинная клетка стояла пустой. Сергей устроился на корточках у стены. Илья ходил вдоль железных прутьев. На той стороне толпились. Ивашка затерялся в темном копошении задних рядов. Неповоротливой тушей вполз Горимысл, посмотрел на Илью тяжело, непроницаемо, Сергея как не заметил. Влетел Лаврентий Палыч, остановился, картинно выпялился на арестантов, снял очечки, протер единственное стекло, покивал со значением головой. Весь - значимость, уверенность и чувство, исполняющегося вот прямо сейчас, приговора. Никак, главным обвинителем назначили.

Когда зрители расселись, в стене открылась невысокая дверца, - Илья не подозревал о ее существовании, - и на свет выплыл Сам.

Все встали. Илья опустился на корточки рядом с Сергеем. Проходить в президиум г-н Алмазов не захотел, сел, на мгновенно образовавшийся у дверцы стульчик, и замер.

Лицо непроницаемое, гладкое, темное; полихромы проблескивают; руки сложил на животе. Молчит. Но всем, и своим и чужим, ясно: центр переместил к нему. Он переводил взгляд с одного заключенного на другого. Остальные его не интересовали.

Не дождавшись отмашки хозяина, но явно подбодренный, каким-то одному ему внятным знаком, выступил Иосафат:

- Трибуналу со свидетелями представляется дело двух злоумышленников: Сережки Углова и Ильюшки Донкова. Обвинитель, говори.

Ух как он взвился! Для Лаврентия Павловича Хвостова настал мелкий и краткий миг торжества:

- Означенный, Илья Николаевич Донкович обвиняется в нанесении тяжких телесных повреждений порученцу трибунала по особым делам Ивану. И это были не простые побои. Донкович покусился на самое дорогое, что есть у жителя нашей слободы - на жизнь. Он намеревался убить. А убийство, как всем нам хорошо известно, карается отправкой в рабочие отряды. Я уже не раз предлагал… напомню, у нас как и во всем цивилизованном мире, должен восторжествовать принцип: око за око, зуб за зуб. Мы должны ввести у себя высшую меру наказания. Иначе таких отщепенцев как Донкович станет слишком много. Среди контенгента идут разговоры, что из отрядов можно бежать. Можно просто до них не доехать. Наказание отрядами не кажется уже нашим жителям серьезным…

- По делу говори, - прогудел, не поднимая головы Горимысл.

- Вот! Вот! - искривленный палец Лаврюшки вскинулся было в его сторону, но Илья видевший сейчас всех как под лучами юпитеров, заметил легкую гримаску на лице г-на Алмазова. Речь прокурора сбилась:

- Но… вернемся к нашим… делам. Требую отправки обоих в отряды.

- А его за что? - непочтительно перебил оратора Илья, указав на Сергея.

- Как пособника, - выпалил Лаврюшка.

- Есть свидетели? - не унимался Донкович.

Свидетелем со стороны обвинения выступал Иосафат Петровичь:

- Подтверждаю: названый Илюшка нещадно искалечил порученца нашего, напав на него внезапно из-за угла. В чем свидетельствую.

- Адвокаты найдутся? - многозначительно ухмыльнулся прокурор.

Откуда бы им быть! Но Илью волновало другое: Сергей-то тут причем? Иосафат Петрович, однако, еще не закончил. Порывшись в бумагах, он достал длиннющий папир:

- В листе сем записаны нарушения, прегре… простите, оговорился и преступления, я хотел сказать, Сережки Углова. Как то: уклонение от общественных работ, сношения с крюковцами, торговлишка хмельным зельем, рецепт коего оный Сережка отказался поведать лекарю нашему, дабы зелье проверено было, не ядовито ли. А так же: укрывательство Илюшки Донкова, а где неведомо.

- И на это свидетели есть? - опять поддел Илья.

Вперед выступил неряшливо, как, впрочем, многие тут, одетый, низкорослый мужичонка. Из-под рваного кепарая, висели жидкие песочного цвета прядки. Лицо - сложенный в кукиш кулачок. Воротник пиджака поднят, будто на сквозняке. Илья признал харьковчанина только по говору:

- Граждане, ой же ж, граждане! (Помнится было: Божечки, Божечки) Та я ж видел их в шалмане. Шалман у речки знают все. Я ж их там ночью видел. Пили, гуляли, с девками любились. А потом этот этого к себе повел. Я ушами слышал, говорит: "Пойдем ко мне, спрячу". И собаку унесли.

- Кстати, о животном! - влез поперек показаний свидетеля прокурор. - Куда делась скотина? Я вас спрашиваю! Предупреждаю, что дача ложных показаний, карается…

- Уймись, - оборвал прокурора Горимысл. - Ты им и так отряды накалякал. Дальше не зашлешь.

- Если отдадут собаку, наказание может быть некоторым образом смягчено. И так, где животное?

- Убежала, - обстоятельно пояснил Сергей со своего места в партере. Он так и не встал, сидел у стенки на корточках. Только чинарика в зубах не хватало.

- Нет, вы только посмотрите! - взорвался Лаврюшка. - Во всем, буквально во всем, прослеживается злой умысел. Уверен, они продали собаку в Крюковку, или того хуже - в Игнатовку.

Чем Игнатовка хуже островной слободы? И ту и другую на этом берегу ругательски ругали, не делая между ними большого различия.

- Не докажешь, - лениво отплюнулся Сергей.

- О собаке разговор отдельный, - прервал свару Иосафат. - Остается нам, то есть трибуналу, вынести приговор, а совету городскому сей приговор подписать.

Е-к-л-м-н! А я-то думаю, кто тут собрался! Месяц проработав в мэрии, Илья никого из членов горсовета в глаза не видел. А если и набегал какой абориген, от стеклянноглазых не отличить. Пройдет мимо, и не вспомнишь потом, был ли, нет ли - Про отряды Лаврентий наш Палыч, докладал уже, - деловито продолжил Иосафат. - Другое предложение: очистные работы. Пора приспела, а народишка мало. Прошу учесть и такой аспект.

Результатом стремительно голосования явилась отправка обоих преступников на свидание с монстрицей. Илья не сразу разобрался в логике происходящего. Как же так? Прокурор склонял судей к высшей мере, настаивал…

Г-н Алмазов неподвижно сидел на своем трончике, только переплетенные на животе пальцы слегка подрагивали. Этакий меланхолический кукловод. Пальчиком - ать:

Лаврюшка выдает про отряды; другим пальчиком - ать: Иосафат спасает преступников от верной смерти. Легкая дрожь в перстах, и городские думцы стройными рядами идут подписывать приговор. Пожалуй, только к Горимыслу не тянулся поводок. Но это, кто ж знает, на самом деле так, или ниточка та лучше спрятана?